– Ваше мнение, Георгий Петрович?
– Смотреть по обстоятельствам. Совершенных заговоров не бывает – нас могут раскрыть в любой момент. – отвечает Полковников. – Войска Краснова в 25 верстах от Петрограда. Если большевики начнут разоружать юнкеров, то мы не сможем оказать помощь Петру Николаевичу и, не дай Бог, его поход захлебнется! У большевиков в Петрограде пусть не превосходящие, но немалые силы. Есть и бронемашины, и артиллерия. В случае нападения на училища надо будет выступать немедленно.
– Вы командуете подготовкой, – говорит Станкевич. – Вам решать…
Ночь на 29 октября 1917 года. Петроград. Инженерный замок
Юнкера захватывают помещения, разоружая немногочисленную охрану. С ними Полковников и несколько офицеров.
Михайловский манеж
Юнкера захватывают манеж. Охрана сама поднимает руки после первого же залпа.
В манеже стоят броневики. В один из них сразу же садится экипаж из офицеров – это поручики Вихлевщук и Дубов, те, что помогали Дорику с самолетами в Жовкве. Машину заводят. Броневик, дымя выхлопом и поводя пулеметной башней, выкатывается на улицу. Там уже стоит отряд до сотни человек, который вместе с броневиком начинает движение…
Ночь на 29 октября 1917 года. Петроград. Большая Морская улица. Центральная телефонная станция
Несколько юнкеров со споротыми знаками различия приближаются к зданию. За ними наблюдает караульный.
– Эй, – кричит он. – Стой! Стрелять буду! Кто такие?
– Сдурел, что ли? – отзывается один из идущих. – Я тебе дам стрелять! Свои мы! Из штаба! Смену вам прислали!
– Какую такую смену? А ну, стой, я сказал! Ближе не подходи, стрельну!
– Обычную смену! Слушай, не морочь мне голову, позови начальника караула!
– Да кто вы, блядь, такие?
– Скажи ему, что от товарища Антонова из Военно-революционного комитета. Шебанов моя фамилия!
– Стой на месте!
Часовой поворачивается к дверям, стучит.
Слышно, как с той стороны что-то двигают, освобождая забаррикадированную дверь.
Створка приоткрывается.
– Слышь, Николаша, тут к нам…
Непонятно откуда возникший офицер бьет часового рукояткой револьвера по макушке и несколько раз стреляет между створками. Подоспевшие юнкера распахивают дверь, а по улице уже топочут сапоги отряда и, рыча, катит броневик.
За рулем Дубов, Вихлевщук за пулеметом в башенке.
Перед входом в ЦТС бронемашина останавливается и аккуратно сдает назад, прикрывая вход широкой кормой.
Ночь на 29 октября 1917 года. Смольный. Кабинет Троцкого
Звонит телефон.
Троцкий, спящий на диване, вскакивает, ищет на столе пенсне и снимает трубку аппарата.
– Лев Давидович! – голос в трубке громкий и бодрый, хотя на настенных часах почти четыре утра. – Это Антонов. У нас тут юнкера взбунтовались. Мне с Большой Морской позвонили, телефонистов штурмом берут. Сейчас связь исчезнет. Захвачен Михайловский манеж, там взяли броневые машины. В Инженерном замке у них организован штаб.
– Сколько бронемашин захвачено?
– Пять. Но с боезапасом.
– Кто руководит юнкерами?
– В училищах у них свои командиры. А в Инженерном засел Полковников.
– Вы же понимаете, – говорит Троцкий, отхлебывая из стакана давно остывшие остатки чая и морщась от горечи, – что это восстание – не просто так? Это означает, что сегодня с утра нам надо ждать в гости Краснова.
– Ну так его Дыбенко с балтийцами заждался. Хотя по моим сведениям, Лев Давидович, войска Краснова расположения не покидали, стоят как и стояли – в Царском Селе.
– Восстание должно быть подавлено вне зависимости от того, выступит им на помощь Краснов или нет. Причем с максимальной жестокостью. Мы должны показать, что происходит с теми, кто пытается покуситься на советскую власть.
– Это понятно, товарищ Троцкий. Мы с товарищем Муравьевым времени не теряем – наши отряды уже окружили Инженерный замок. Думаю, к утру…
Он замолкает на полуслове.
– Алло! – говорит Троцкий в замолчавшую трубку. – Алло!
– Лев Давидович, – заглядывает в кабинет помощник. – Связи нет.
– Срочно доложите Владимиру Ильичу – в Петрограде началось восстание юнкеров. Пусть не волнуется, сегодня мы его и закончим.
29 октября 1917 года. Раннее утро. Петроград. Владимирское юнкерское училище
Неподалеку от училища останавливается авто. Из него выходят двое военных.
Один из военных – подполковник Муравьев.
Сразу за машиной Муравьева из темноты выныривают грузовики с красноармейцами и солдатами, их больше десятка. Подкатывают, стреляя выхлопом, два броневика.
Полковник достает из кармана шинели белый платок, берет из рук у ближайшего красноармейца винтовку и привязывает платок к штыку.
– Михаил Артемиевич! – пытается остановить его второй военный.
– Руководите выгрузкой, поручик… Я уж как-то сам!
Он поднимает винтовку, чтобы был виден импровизированный белый флаг и выходит на освещенную часть улицы. Останавливается, ждет. Со стороны входа в училище раздается крик: «Не стрелять!»
Муравьев идет к главному входу.
Возле дверей его встречает полковник Куропаткин.
– Здравствуйте полковник, – говорит Муравьев.
– Доброе утро, Михаил Артемиевич.
– Я бы не назвал его добрым.
– Не стану спорить.
– Николай Николаевич, я предлагаю вам сдаться.
– Вот так вот сразу?
– Вот так вот сразу. Разоружите юнкеров, выведите их наружу. Я не могу обещать вам как заговорщику свободу, но ребята не пострадают.
– Вы быстро сделали карьеру у большевиков, Муравьев, – говорит Куропаткин. – И двух дней не прошло, а вы уже в командирах. Удачно сменили масть. Вы же эсер?
– Керенский тоже эсер, – отвечает Муравьев. – И именно поэтому я теперь с большевиками. Они люди действия. Не отвлекайтесь, полковник. Я не буду ходить парламентером дважды. На ваше осуждение мне плевать, у меня свое понимание блага для России. Ни Керенский, ни Краснов Россию не спасут. А вы можете спасти молодые жизни. Решайте, Куропаткин. У вас четверть часа – потом будет штурм.
Муравьев поворачивается, чтобы уйти.
– Михаил Артемиевич, – зовет его Куропаткин. – Я передам своим подопечным ваше предложение. Но боюсь, что для них главнее жизни вещь, которую вы потеряли.
– Это что же я потерял?
– Честь.
Муравьев пожимает плечами и уходит, перехватив винтовку поудобнее. Куропаткин смотрит ему вслед, потом входит внутрь училища.
Внутри все серьезно забаррикадировано. Все окна заложены матрасами, мешками с песком, каждое превращено в бойницу.
Возле ближнего окна лежит со снайперской винтовкой Алексей Смоляков, у него в прицеле идущий прочь Муравьев. Он оглядывается на Куропаткина, но тот качает головой.
– Юнкер Смоляков! Отставить! Он с белым флагом!
Смоляков снова смотрит в прицел. Палец его ложится на курок.
Перекрестье прицела на затылке Муравьева.
– Алексей, – повторяет Куропаткин.
Палец соскальзывает со спускового крючка, так и не нажав на него.
Полковник Куропаткин отворачивается.
– Юнкера! – кричит он. – Ко мне!
На его команду к лестничной клетке сбегаются несколько сотен человек, все не старше 19–20 лет. Головы их торчат в лестничном пролете, Куропаткин сбегает на нижнюю площадку и задирает голову, чтобы видеть всех.
– Юнкера! – повторяет Куропаткин. – Большевики только что предложили нам сдаться. Тем, кто сложит оружие, обещана жизнь. Остальным…
Он молчит несколько секунд, подбирая слова.
– Многим из нас сегодня придется умереть. Я не могу обещать вам победы, но мы попытаемся ее вырвать. Ни я, ни ваши товарищи не осудят тех, кто решит принять условия РВК. Кто решил капитулировать – оставьте патроны товарищам и выходите из училища. У нас на это есть, – он смотрит на часы, – 10 минут.
Юнкера молчат и глядят на Куропаткина – сотни глаз, вся лестница заполнена ими. Никто из юнкеров не трогается с места.
Куропаткин ждет. Тихо. Ни слова, ни звука.
– Спасибо, мальчики… – говорит полковник негромко.
И тут же в полный голос.
– Юнкера! Занять позиции! Пулеметным расчетам – приготовиться.
Толпа приходит в движение. Грохочут по паркетным полам сапоги. Спины в серых шинелях замирают возле загороженных оконных проемов. Заградительный отряд с примкнутыми штыками становится на позиции у главного входа.
– Храни вас Бог, – шепчет Куропаткин и крестится.
Муравьев подходит к своему автомобилю, срывает со штыка платок и отдает винтовку ожидающему ее солдату.
– Гренадерский полк здесь? – спрашивает он второго военного.
– Здесь.
– Броневики готовы?
– Так точно – «Слава» и «Ярославль». Экипажи ждут приказаний.
– Атаковать начинайте со всех сторон – Большая Гребецкая, малая Гребецкая, Музыкантский переулок, Громов переулок. Посмотрим, где у них слабые места. Броневики пусть ведут огонь по пулеметным гнездам – их надо подавить в первую очередь.
– А капитуляция? – спрашивает помощник.
– Они не станут капитулировать, – говорит Муравьев, садясь в автомобиль и глядя на наручные часы. – Через пять минут начинайте.
Начинается атака.
Пулеметы, расположенные в окнах первого этажа, выкашивают десятки нападающих. Но за первой атакой следует вторая. Вышедшие на позиции броневики ведут огонь по станковым пулеметам обороняющихся, но окна хорошо защищены и подавить расчеты не удается.
Силы РВК снова отходят.
Автомобиль Муравьева едет по Петрограду.
29 октября 1917 года. Инженерный замок
Части Красной гвардии окружают здание.
Уже утро, серое, неприветливое, холодное. Но дождя нет, хотя с Невы несет клочья тумана.
Солдаты Павловского полка, дружинники-красногвардейцы, четыре трехдюймовых орудия, пулеметные расчеты. Никто не стреляет, но Инженерный замок обложен по всем правилам осадного искусства.
29 октября 1917 года. Большая Морская.
Центральная телефонная станция