Если человек хуже зверя – я его убиваю.
Если кончена моя Россия – я умираю.
Голос ее низок, звуки стихотворных строк чеканны.
Петроград раскинулся внизу. Он уже не светится электрическими огнями, как звездный улей. Он сер и тяжел. Огни на нем – отдельные искорки. Нева и каналы разрезают его больное тело. Темен Исаакиевский собор. Давит гнилое небо на гордый шпиль Адмиралтейства. Страшны в сумерках Клодтовы кони.
Ни звезд, ни Бога, ни надежды.
Февраль 1918 года. Петроград. Смольный
По коридору в сопровождении Пьера Дарси и нескольких человек охраны Смольного идет Маргарит Ноэ.
В приемной их не задерживают. Маргарит и Дарси проходят в кабинет, где их ждут Ленин и Троцкий.
– Присаживайтесь, граждане, – предлагает Троцкий, и Маргарит с Дарси садятся с одной стороны длинного стола для совещаний, а Ленин с Троцким – с другой.
Все четверо несколько секунд молчат, а потом Ленин нарушает тишину.
– У вас десять минут.
– Хватит и меньше, – кивает Дарси. – Я присутствую здесь как посредник между мадмуазель Ноэ, гражданской женой Михаила Терещенко, и вами, господа, как представителями советского правительства. Мои рекомендации подтверждены господином Тома, которого вы оба знаете. В настоящий момент я сотрудник французской военной миссии.
– Я представляю, – говорит Маргарит, – интересы моего мужа – Михаила Терещенко и его семьи.
– Превосходно, – Троцкий откидывается в кресле. – Теперь можно приступить к сути вопроса.
– Я прошу вас помиловать и выпустить из заключения моего мужа, министра иностранных дел Временного Правительства, Михаила Ивановича Терещенко.
– Моего предшественника, – улыбается Лев Давидович. – Но, мадемуазель Ноэ, ваш муж – враг советской власти. Последовательный и опасный враг, воевавший с нами с первого и до последнего дня. Наша власть и так отнеслась в вашему супругу лояльно – он до сих пор не расстрелян. Разве этого мало?
– Я благодарна вам за то, что вы сохранили ему жизнь.
– Прекрасно, – говорит Ленин со своим знаменитым грассированием. – Он – жив, вы – счастливы. Предлагаю все так и оставить! Я не вижу оснований для помилования и тем более для освобождения. Враги нашей власти должны сидеть за решеткой, а не создавать нам проблемы.
– Я гарантирую, что сразу после освобождения Михаил Иванович покинет Советскую Россию. Мы собираемся жить во Франции, и в планы нашей семьи не входит заниматься политикой.
– А вы не думали, мадемуазель, – Ленин прищуривается, – что ваш муж должен ответить за совершенные преступления, а не проживать неправедно нажитые капиталы на Лазурном берегу? Ваш муж – одна из заметных фигур правительстве Керенского. Министр финансов, организатор и вдохновитель Займа свободы, последовательный противник мира с Германией. Сколько загубленных жизней на его счету? Сколько крови пролилось из-за его политики?
Ленин вскакивает и колобком прокатывается по кабинету.
– Пролилось благодаря деньгам, что он дал на войну! Ваш муж – мясник, мадемуазель! Он кровавый мясник в глазах всего русского народа! Мало того – он капиталист-эксплуататор!
Короткий палец Ленина чуть ли не тычет Маргарит в лицо. Дарси едва сдерживается, чтобы не оттолкнуть Ульянова.
– Владелец сахарных заводов, беспощадно эксплуатировавший крестьян и рабочих! Ваш муж должен быть расстрелян на Дворцовой площади, как наглядный пример народного возмездия тиранам и кровопийцам!
– Мой муж, – произносит Маргарит сохраняя воистину завидное спокойствие, – содержал один из самых больших благотворительных фондов России. Его семья построила при заводах церкви, школы, дома призрения; лучший художественный музей на Украине – это тоже род Терещенко, их деньги – это киевский Оперный и киевская Консерватория, это помощь литераторам, поэтам, художникам, это стипендии талантливым студентам из простонародья. В конце концов, это заводы, на которых работали тысячи людей и кормили свои семьи. И хорошо кормили. Неправедно нажитые деньги – это те, которые украдены или получены за предательство. В семье моего мужа деньги заработаны тяжелым трудом и несколькими поколениями.
– Вы в курсе, – спрашивает Троцкий, – что ваш муж поддержал украинский сепаратизм и обещал способствовать независимости Украины? То есть способствовал развалу государства?
– Я не знаю подробностей, но допускаю, что он мог поддерживать такую идею. Он уважительно относился к стране своих предков.
– Заверяю вас, что он не просто одобрял подобную идею, но и обещал всемерно способствовать ее реализации, что само по себе преступление против советской власти. Ваш муж, мадемуазель, за время своей работы во Временном правительстве заслужил не одну смертную казнь, а как минимум три. Я соглашусь с Владимиром Ильичом. Терещенко – опасный и последовательный враг. Я не считаю нужным обсуждать его освобождение на каких-либо условиях.
– Видите, – ухмыляется Ленин, – мы с Львом Давидовичем мыслим одинаково. Терещенко – враг. Ваш муж, мадемуазель Ноэ, охотился на меня как на бешеного пса. Распространял клевету, науськивал на меня полицию, вынудил меня бежать и прятаться в тот момент, когда я был нужен России. Так что – считаем вопрос закрытым. Меру вины вашего мужа и положенное ему наказание определит народный суд. Считайте ваше ходатайство отклоненным.
– А если семья Михаила Ивановича сделает крупное пожертвование на дело пролетарской революции? – говорит Маргарит, не отводя он Ленина взгляда. Очень существенное. Например, передаст в дар советскому правительству уникальный синий алмаз, фамильную драгоценность. Стоимость этого алмаза очень велика, господа. На деньги от продажи такого алмаза можно снарядить армию.
– Вы пытаетесь меня купить? – лицо Ленина краснеет.
– Нет, – спокойно отвечает Маргарит. – Я пытаюсь купить жизнь своего мужа, месье Ленин.
– Уходите, – у Ленина подергивается щека. – У меня сильное желание воссоединить вашу семью в Петропавловской крепости. Вы, мадемуазель Ноэ, плохо представляете, с кем имеете дело!
– Я, месье Ленин, была в Зимнем, когда его взяли ваши приверженцы, – Маргарит наклоняется вперед, прожигая собеседника взглядом. В нем гнев, ненависть и боль. – И, так случилось, они меня нашли. Так что я очень хорошо знаю, с кем имею дело…
На лице Дарси появляется растерянное выражение. Он явно поражен признанием Маргарит.
– Мне жаль, мадемуазель, что вам пришлось перенести такое потрясение, – вмешивается в схватку Троцкий. – Мне действительно вас жаль. Но, полагаю, что разговор можно заканчивать. Он бессмысленен. Всего доброго, месье Дарси. Всего доброго, мадемуазель Ноэ. Вас проводят.
Маргарит и Дарси спускаются по ступеням Смольного.
– Два мерзавца, – говорит Дарси в сердцах. – Я же говорил, что проще подкупить охрану и устроить Мишелю побег.
Он распахивает перед Марг дверцу машины.
– Не огорчайтесь, Маргарит. Уверен – мы найдем выход!
Машина едет по заснеженной улице Петрограда. На капоте полощется французский флажок. Маргарит на заднем сиденье закрывает лицо руками.
Дарси оглядывается на нее с места водителя.
– А ну! Не ныть! Без слез, Марго. Все только начинается.
Перед капотом «рено» возникает длинный черный лимузин. Дарси тормозит и отчаянно ругается по-французски. Машину заносит и «рено» едва не врезается в перегородившее дорогу авто. К машине Дарси подбегают вооруженные люди.
– Быстро выйти! Освободить машину!
– Не сопротивляйтесь, Марг! – кричит Дарси. – Мы французские граждане! Нас вытащат откуда угодно, только не с того света!
Дарси и Марго ведут к лимузину и запихивают вовнутрь.
– Спасибо за проявленное благоразумие, – говорит Лев Давидович Троцкий, сидящий на заднем сиденье. – Прокатимся, господа и дамы? Мне кажется, что у нас есть тема для разговора.
Февраль 1918 года. Петроград. Конспиративная квартира Троцкого
– Я надеюсь, что это не похищение гражданки Франции и сотрудника военного представительства страны-союзника? – спрашивает Дарси.
– Глупости не говорите, – морщится Троцкий. – Что вам везде мерещатся похищения? Пинкертона перечитали? Хотите чаю? Я продрог, честное слово… Чаю? С бубликами? У меня тут точно есть бублики! И, кажется, есть варенье…
Он заглядывает в буфет.
– Полезно иметь убежище, о котором никто не знает. Ну, кроме самых преданных друзей… Точно, бублики есть! И мед!
– И все-таки? – настаивает Дарси. – Это похищение?
– А хоть бы и так! – ухмыляется Троцкий, извлекая из буфета простые лакомства. – Месье Дарси, не старайтесь показаться глупцом! Вы же прекрасно знаете, что Петроград нынче – место небезопасное. Конечно, ваше исчезновение вызовет определенную озабоченность… Но… Есть масса свидетелей, как вы вышли из Смольного, как вместе с очаровательной мадемуазель Ноэ сели в свой автомобиль и уехали. Только вот куда вы направились?
Троцкий садиться, а его молчаливый телохранитель уносит самовар на кухню, разжигать.
– У вас репутация бонвивана, Дарси. А что если вы решили начать новую жизнь вместе в очаровательной соотечественницей? Как вам такая версия? Кто свяжет с вами двумя – молодыми, успешными и красивыми – два трупа в братской могиле или в устье Невы? Дарси, революция – это очень неудачное время для того, чтобы демонстрировать склочный характер человеку, который сейчас может все.
– Все? – спрашивает Дарси.
– Почти все, – кивает Троцкий. – Моральные ограничения нынче не в моде, гуманность не востребована, сострадание – признак слабости. Что поделаешь? Отечество в опасности!
– И вам это нравится? – спрашивает Маргарит, внимательно разглядывая Троцкого.
– Что вы! – восклицает тот с улыбкой. – Конечно же, нет! Я по натуре человек добрый, не чуждый сентиментальности. Но время такое, мадемуазель Ноэ. Возможно, потом с нас взыщется… А сейчас нужно уметь поступать сообразно ситуации. Я не пугаю вас. Просто объясняю, что желай я вас похитить и убить, то имел бы все возможности сделать это быстро и эффективно.