Прокудин-Горский с сомнением покачал головой, указав вперед:
— Я думаю, что там многие будут решительно против такой программы действий.
— Не без этого. Но, смею полагать, что не слишком. Хотя, не спорю, моей роты маловато, и я предпочел бы иметь под рукой бронепоезд и, хотя бы, полновесный батальон пехоты. Но, как говорится, что имеем, от того и пляшем. Что касается восстановления порядка, то порядок должен быть восстановлен, пусть и силой оружия, а жители Туккума должны видеть, что виновные получат кару. Россия вновь возвращается на эти земли и, в данном случае, мы представители власти Империи Единства, должны принести подданным справедливость. Причем, справедливость должна быть восстановлена именно показательно, в том числе и для прибывших в город репортеров.
Имперский Комиссар хмыкнул, покосившись на него.
— Будете вешать?
— Вешать? Вполне может быть и такое. Если мы вообще кого-то поймаем, в чем я право не уверен. Посмотрим по ситуации. Вообще же, виселица на главной площади с рядком висящими мародерами и погромщиками будет весьма наглядным символом справедливости.
— Скажите, Анатолий, а что вы делаете в армии-то? Может вас к нам забрать? В Министерство информации, к примеру?
Емец позволил себе отмахнуться:
— Разве что после войны. Сейчас я несколько занят.
— Хорошо, мы еще вернемся к этому разговору. Кстати, а вы подумали о том, как воспримут ребята Шкуро, да и он сам требование «военного коменданта города подполковника Емца»?
— Я даже представляю себе, что будет, если они не воспримут требование «военного коменданта города подполковника Емца», уж поверьте. А, вообще, очень я как-то сомневаюсь в том, что хлопцы Шкуро, если это и впрямь они, полезут в бой при нашем подавляющем превосходстве в пулеметах. Да и не их это стиль. Скорее вновь уйдут в лес.
Он поднял руку, и колонна остановилась.
— Флаги развернуть!
Через несколько минут над бронемашинами и грузовиками заполоскались на ветру алые Знамена Богородицы. Моторы взревели и техника двинулась вперед.
С первыми лучами осеннего солнца авангард колонны въехал на улицы Туккума. Поначалу визуальных признаков боев или погромов видно не было, хотя беспорядочная пальба слышалась с разных сторон. В ответ сразу с нескольких машин послышалось усиленное рупорами обращение:
— Жители российского Туккума! В город входят регулярные части Русской Императорской армии. Оставайтесь дома и сохраняйте спокойствие. В городе объявляется осадное положение. Бандиты и мародеры будут расстреливаться на месте. Порядок и закон вновь будет восстановлен. Жители российского Туккума! В город входят регулярные части Русской Императорской армии…
Выполняя полученные ранее приказы, колонна разделилась на две части, на полном ходу устремившись по улицам городка к двум железнодорожным станциям с приоритетом на «Туккум-2». Брать станции предписывалось сходу, обходя очаги сопротивления и препятствия, но, правда, в приказе ничего не говорилось о том, что такими «очагами» могут быть места погромов, а «препятствиями» бегущие в панике местные жители, которые нередко сломя голову перебегали дорогу в самых неожиданных местах.
Тут внезапно из-за угла выскочил казак в волчьей шапке, который с улюлюканьем и с шашкой наголо, гнался за каким-то совершенно очумевшим от ужаса мужичком местечкового вида. Появление в поле зрения махины БТР-1 несколько выбило казака из себя и заставило отвлечься от убегающего в пользу более опасной цели. Тем более что цель эта смотрела на него двумя жерлами спаренного пулемета системы «Максима».
— Стоять! Стрелять буду! Кто таков?!
Голос из бэтээра не сулил ничего хорошего, но казак, злобно сверкнув глазами, попытался развернуть коня, явно намереваясь улизнуть обратно. Но короткая очередь выбила фонтанчики у копыт скакуна, заставив казака убедиться в том, что шутить тут никто не будет.
А подъехавшая командирская бронемашина и выскочивший из нее хорошо известный подполковник Емец, лишь убедили всадника в том, что дела его совсем плохи.
— Я военный комендант Туккума подполковник Емец. Приказываю спешиться и сдать оружие. Вы беретесь под арест до выяснения обстоятельств.
Видя, что тот мешкает, офицер сделал знак своим бойцам. Владелец волчьей шапки лишь шипел ругательства, когда его буквально вырвали из седла и бросили лицом в пыль, попутно лишая всяческого оружия.
Сноровисто связывая лежащему руки за спиной, здоровенный унтер Кузьма Шматко сообщил назидательным тоном:
— Когда его высокоблагородие что-то приказывает, сие исполнять незамедлительно. Понятно тебе, олух?
Забросив связанную тушку в кузов грузовика, солдаты вновь заняли свои места, и колонна двинулась к станции.
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. БРОНЕПОЕЗД № 15 «МЕЧ ОСВОБОЖДЕНИЯ». 25 сентября (8 октября) 1917 года. Ближе к утру.
— Господин подполковник! Шифрограмма от «Бабы Яги»!
— Давай.
Смирнов развернул лист расшифровки:
«Яга-Лешему. Водяному кваканье лягушек продолжать. Кикимор дальше болота пока не выпускать, кормить мухоморами. Я пока занята беседой с домовым. Серый волк пришел незваным. Яга».
Подполковник хмыкнул. Странное распоряжение. Что-то у них видимо случилось эдакое, что даже основную ударную силу предпочитают держать на расстоянии, лишь бы «кикиморы» не выбрались из этого болота. Видимо, операция получилась вовсе не образцово показательной, да так, что «кикимор кормить мухоморами», то есть устроить им представление на месте, не допуская их пока в Туккум.
Разумеется, все значения слов в шифрограммах они оговорили заранее, и лист с перечнем значений лежал у Смирнова в кармане кителя, но понятнее от этого не становилось. Что-то видимо случилось такое, что Емец предпочел даже обойтись без намеков, опасаясь утечки. Вот что он имел в виду, под понятием «Серый волк» оставалось неясным, поскольку это они не оговаривали. Ясно только, что ничего хорошего в этом нет.
— Ответ будет, господин подполковник?
— Да, сейчас.
Командир бронепоезда быстро написал ответную шифрограмму:
«Леший-Яге. Лягушки днем не квакают. Готовлю мухоморы и ковер. Жду приглашения на белену. С Серым волком познакомишь? Леший»
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. САРАЙ В ОКРЕСТНОСТЯХ СТАНЦИИ ТУККУМ-2. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
— Жить хочешь?
Казак, сидящий на подвернувшемся по случаю венском стуле, злобно сверкнул глазами и гаркнул:
— Да пошел ты на…
Куда именно надо было бы пойти осталось невыясненным, поскольку говоривший полетел под ноги подполковника, вместе со стулом, получив невероятной силы затрещину. Именно затрещину, в виде «отеческого подзатыльника», а не, к примеру, удар кулаком.
Поглядев на лишившееся чувств тело у своих ног, Емец укорил Шматко:
— Ну, и как, милейший, я его должен опрашивать теперь?
Тот кашлянул в огромный кулак и повинился:
— Виноват, ваше высокоблагородие. Не сдержался. Сейчас мы его вернем в грешный мир, не извольте беспокоиться!
Пока подчиненные возились с ведром воды и лежащим «опрашиваемым», Емец встал и, подойдя к двери сарая, осторожно выглянул на улицу…
…В город они вошли на удивление без особых проблем и стычек с кем бы то ни было. Хлопцы Шкуро на глаза больше не попадались, немцы куда-то сгинули, но, судя по беспорядочной стрельбе и запаху дыма, кутерьма в Туккуме продолжалась полным ходом. Поэтому, прежде чем лезть на рожон, необходимо было провести рекогносцировку местности и разведку обстановки, чем собственно сейчас и была занята отправленная им разведгруппа.
Сам же подполковник решил не терять времени даром и вдумчиво опросить пойманного казачка на предмет обстановки в городе, а тут такая досадная задержка вышла…
— На стул сажать, вашвысокобродь?
Емец обернулся и удивленно спросил:
— Зачем же на стул? Он и на полу может подумать над тем, как ты у него выбьешь табуретку из-под ног.
Развернув свой стул спинкой вперед, подполковник уселся напротив лежащего и утвердительно сказал:
— Думаю, что ты знаешь, кто я такой.
Тот со злостью пролаял:
— Ты — черт!
Емец покачал головой и валяющемуся казаку, и Шматко заодно, который дернулся было вновь вразумить наглеца.
— Ответ неверный. Впрочем, это неважно пока. Итак, повторяю вопрос — жить хочешь?
Связанный злобно молчал.
— Шматко!
Здоровенный унтер вновь появился в поле зрения лежащего и с готовностью кивнул:
— Здесь я, ваше высокоблагородие. Прикажете сразу этого повесить или же дозволите ребятам поразвлечься?
Емец хмыкнул.
— Поразвлечься? Искушение, право.
Подполковник оценивающе осмотрел пленника и проговорил:
— Ладно, пойду я. Не скучайте тут без меня.
— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, скучать мы не будем. — Шматко усмехнулся, и начал закатывать рукава, глядя на связанного. — Особенно он.
Тот задергался, пытаясь освободиться от пут, и разразился потоком площадной брани.
Анатолий с интересом смотрел на бесполезные потуги связанного.
— Да, забавный зверек. Ладно, отставить разговорчики! Времени совсем в обрез, так что не церемоньтесь, мне он нужен не только живой, но и очень сильно желающий рассказать мне все тайны мира.
— А, это мы завсегда, ваше высокоблагородие, что ж вы сразу так не сказали? Все маетесь своим благородством, вместо того, чтобы объяснить кое-кому на понятном простому человеку языке. Это с офицерАми и прочими благородными будете беседы беседовать о чести, долге и смысле бытия, а нашему брату нужно объяснять проще, вот как я сейчас…
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МИТАВА. ОПЕРАТИВНЫЙ ШТАБ СИЛ СПЕЦИАЛЬНЫХ ОПЕРАЦИЙ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.
Новая шифрограмма ставила все с ног на голову. Кто мог подумать о том, что кайзер не только решится, но и сумеет сбросить с шахматной доски такие фигуры, как генералы Гинденбург и Людендорф? И это при том, что в руках этих двоих была почти полная власть в Германии, а сам кайзер лишь играл роль марионетки? Да, что там марионетки! Данные разведки говорили о том, что Вильгельма Второго вот-вот генералы вообще посадят под домашний арест, а тут такой неожиданный финт — Гинденбург под арестом, Людендорф скрылся где-то в районе итальянских Альп, а в самой Германии ид