1917: Марш Империи — страница 20 из 43

Наверное, будь у них с нынешним Императором просто роман, который закончился давным-давно, Императрица Мария отнеслась бы к этому спокойнее. Наверное.

Но общий сын менял вообще все!

И теперь она охотно верила всем слухам и сплетням о том, какой стальной хваткой обладают эти тонкие пальчики, и как жалеют свою судьбу те, кто как-то стал на пути Императрицы или был недостаточно расторопен в том, чтобы помочь ей в этом пути.

Самые страшные картины проплывали перед глазами Ольги, когда она, стоя на вытяжку словно новобранец, лепетала раз за разом: «Да, моя Государыня», «Нет, моя Государыня». Каких кар и ужасов им с сыном ждать? Изгнание виделось самым мягким вариантом.

Лишь много позже, уже идя на негнущихся ногах по коридорам Дома Империи, она вспомнила о том, что начинался весь этот ужас вполне обнадеживающе. Ее приняли достаточно благосклонно. Государь выразил соболезнование в связи с гибелью мужа, вручил ей, как вдове, орден, которым посмертно наградили полковника Мостовского. Потом, к ее изумлению, Император передал ей папку с бумагами о даровании полковнику Мостовскому баронского титула, что означало, что теперь и она сами стала баронессой, и ее сын получил баронский титул. Это давало многое и открывало определенные возможности, в том числе и финансовые, что в их бедственном положении было важно.

Ольга уже было подумала в глубине души, что таким образом Михаил пытается оправдаться за прошлые обиды и этим титулом искупить свою вину перед ней, но тут оказалось, что Император знает о сыне. И Императрица знает.

И тогда она поняла все.

Все это не ей. Все это для сына. Титул для сына Императора, пусть и не знает о нем никто, кроме нескольких высокопоставленных человек. И Звездный лицей для сына. И последовавшее позднее пожалование титула от французского короля за подвиг погибшего дяди Александра, спасшего жизни юного короля и его матери, все это тоже сыну Императора Михаила.

Маркиз Михаил Васильевич Ле-Блосьер, барон Мостовский. Неофициальный сын Императора Единства Михаила Александровича Романова.

Фактически они отобрали у нее сына. Собственно, она сама им его отдала.

Звездный лицей предусматривал строгий пансион, как и в других элитных учебных заведениях. И сына она теперь увидит только на каникулах, да и то не факт.

Сама же Ольга, ловя на себе ледяной взгляд Императрицы, понимала, что для ее блага и, тем более, для блага сына, ей лучше пока держаться от него подальше. И сильно подальше от Императора и, особенно, Императрицы. И тогда она попросилась на фронт, в состав действующей армии.

Это решение устроило всех, и Михаил Второй на радостях даже назначил ей чин зауряд-прапорщика.

И вот она теперь здесь, в качестве стрелка бомбардировщика «Илья Муромец». Позади ее первый бой и первый сбитый ею вражеский аэроплан. Что ж, по крайней мере, полковник Мостовский отомщен. Хотя, конечно, далеко не полностью.

Но о войне думать не хотелось. Хотелось увидеть сына. Как он там в своем Звездном лицее? За все время написал всего несколько писем. Одно прислал из Константинополя, куда их банду взял с собой на ромейскую коронацию Император.

Сын в полном восторге и от своих новых друзей, и от поездки в Ромею, и от церемонии коронации, и лично от Императора. И от Императрицы. От нее больше всего. Она такая милая и веселая!

Прочитав это, Ольга почувствовала острый приступ ревности. Но что она могла сделать?

Забрать сына из лицея и увезти в провинцию? Глупо. К тому же, она подписала бумагу о том, что до окончания учебы не будет требовать сына обратно. Это была стандартная бумага Звездного лицея, более того, такие обязательства давали родители, отдавая своих детей в Пажеский корпус или Смольный институт, но все равно в этот момент Ольгу трясло, словно она только что отказалась от прав на сына.

Но она это сделала. Ради него.

В Звездном городке теперь ковали новую элиту Империи. Он затмил своей перспективностью даже Пажеский корпус и Смольный институт благородных девиц, и попасть в Звездный считалось большой удачей. Именно там, в одном классе с ее сыном Михаилом, учились и официальный сын Царя — граф Георгий Брасов, ныне Светлейший Князь Илионский, и Великие Князья — племянники Императора, и многие другие представители высшего общества. Впрочем, подавляющее большинство учащихся были как раз, что называется, из низов — дети солдат и офицеров, погибших на полях сражений Великой войны. И именно эти мальчишки и девчонки составят в будущем кадровый костяк новой Империи Единства.

Это был билет в будущее, шанс для сына стать частью этой новой элиты.

Элиты, в которой с младых ногтей воспитывали чувство братства, товарищества и взаимопомощи друг к другу, и безусловной верности Империи, верности Священным Особам Государя Императора и Государыни Императрицы.

* * *

РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. КВИРИНАЛЬСКИЙ ДВОРЕЦ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. День.

И снова чаепитие, и вновь десерт. И на десерт.

Это было второе чаепитие в таком составе в жизни Иволгиной, причем первое было в день настоящего знакомства, когда все присутствующие были представлены в истинном статусе, там в Крыму, в секретном Императорском командном пункте «Меллас».

— Насколько мы можем доверять сообщенной этой Альмой Доленс информации?

Иволгина сделала неопределенный жест рукой.

— Государь, я не вижу с ее стороны причин вбрасывать нам неправдивую информацию в самом начале нашего большого сотрудничества, о котором мы только что договорились. Разумеется, ее саму могли ввести в заблуждение, сообщив недостоверную информацию, но, насколько я поняла, она лично присутствовала на том собрании, где было принято решение просить Государыню выйти к ним.

Император задумчиво пригубил чашку, явно не ощущая вкуса. Затем спросил:

— Хорошо, Натали, почему ты отбраковала эту самую Дорин Аллен?

Вопрос Михаила Второго требовал ответа с четкой аргументацией и обоснованием, поскольку Император привык опираться на факты, а не на догадки спецслужб.

— Ваше Императорское Величество, получив две недели назад от графини Менгден списки подавших прошение на встречу с Ее Величеством, я, согласно установленному протоколу безопасности, передала их генералу Климовичу для объективной оценки и рекомендаций.

— Генерал?

Начальник личной Императорской службы безопасности генерал Климович кивнул:

— Получив означенные списки, Государь, я запросил информацию по заявленным претенденткам у военного агента посольства Единства в Италии генерала Энкеля, у руководителя нашей разведывательной миссии во Франции генерала графа Игнатьева, у военного агента в Великобритании генерала Миллера и у военного агента в США генерала Балдина. В части, касающейся непосредственно госпожи Аллен пришла информация от генералов Миллера и Балдина о том, что означенная персона входит в число радикальных суфражисток, с явной тягой к громким насильственным акциям, самыми безобидными из которых были публичные акции по демонстративному разбиванию окон в домах и конторах тех, кто выступал против требований суфражисток. За эти акции в 1912 году она была приговорена судом к четырем месяцам тюремного заключения. В тюрьме она объявила голодовку и подверглась насильственному кормлению. И это лишь один эпизод ее бурной биографии. Меня же особенно заинтересовал такой факт — мужем этой экстравагантной особы является капитан Мелвилл Ходзолл Аллен, числящийся в Собственном Королевском Вест-Кентском полку. По факту же, капитан Аллен служит в разведке Британского Экспедиционного корпуса во Франции…

Глава 8. Горькое послевкусие

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. СТАНЦИЯ ТУККУМ-2. 25 сентября (8 октября) 1917 года. День.

— Честь имею, господа!

— И вам счастливой дороги, герр майор. Я рад, что мы нашли общий язык и не стали проливать лишнюю кровь. Война, так или иначе, скоро закончится, и я рад буду после нее встретить вас и поболтать о жизни.

Шнайдер кивнул и, козырнув, пошел в сторону дожидавшихся его германских солдат.

* * *

РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. КВИРИНАЛЬСКИЙ ДВОРЕЦ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. День.

— Вот как? — Император задумался, а затем уточнил. — Правильно ли я понял, что информация по Дорин Аллен поступила так же и от генерала Балдина?

— Точно так, Государь.

— То есть она и в Америке успела серьезно наследить?

Генерал Климович утвердительно склонил голову.

— Как вам известно, Государь, попытки использовать движение суфражисток в своих целях предпринимаются не только нами. В США под это дело давно выделяются серьезные средства, проводятся всякие международные встречи, конгрессы и прочие слеты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что сия особа засветилась и в сводках нашей дипмиссии в Америке. Потому нельзя исключать того, что ниточки этого дела тянутся в США.

Михаил Второй задумчиво промокнул губы.

— А вы что скажете в контексте вновь открывшихся обстоятельств, госпожа Имперский Комиссар?

Натали ответила не сразу.

— Возможно я ошибаюсь, Государь, но есть в этом деле что-то такое, что заставляет настороженно отнестись к очевидным фактам. С одной стороны, слишком всё…

Она сделала неопределенный жест рукой, а Император щелкнул пальцами в знак согласия.

— Именно. Слишком всё очевидно. Лезущая на рожон скандальная суфражистка, муж в британской разведке и всё такое прочее. А ведь там не идиоты сидят, и не дилетанты. Во всяком случае, в британской разведке. Было же понятно, что мы будем проверять списки и наводить справки. Нам же ее буквально яркой краской мажут и кричат: «Смотрите! Это она! Точно-точно!» Очень похоже на чье-то желание подставить британцев под скандал или загрести жар их руками. И очень вероятно, что нити действительно тянутся в Вашингтон, к главному бенефициару осложнений между нами и Британией.

Впрочем, Иволгина не собиралась поддакивать, а довела свою мысль до конца: