Идея переплыть реку не была приятной, но альтернативные варианты были слишком рискованными. И для них самих, и для моста. Так что уйдя по лесу на несколько сотен метров дальше по лесу, они фактически обошли немецкие позиции с тыла, а переплыв, бойцы ССО как раз и оказались там, где их не ждали.
Время текло медленно. Наконец, Емец дал знак и несколько теней поползли в сторону германских позиций. Полсотни метров — чепуха, но не ползком, да так, чтобы тебя не заметил часовой. И вот, практически одновременно выросли тени за фигурами бдевших немцев и фигуры эти бесшумно сползли на землю. Еще две тени возникли за мешками пулеметной точки, но увидев взмах рукой, Анатолий убедился, что за пулеметом (по крайней мере этим), никого не было.
Значит, он правильно угадал, что людей у германцев не так много, на все не хватило.
Пришла очередь остальных и новые силуэты заскользили по траве. Убедившись, что все на своих местах, Емец перешагнул через труп часового и, распахнув дверь, забросил внутрь блиндажа связку гранат.
Отпрыгнув, он бросился на землю и прикрыл голову руками. Рвануло знатно. Послышались новые взрывы, заработал немецкий пулемет на холме, но тут же замолчал, слившись с взрывом еще одной гранаты.
Их собственные пулеметы и снайперы, оставшиеся на холме, работали по часовому и пулеметным позициям на своей стороне реки.
Через считанные минуты бой был окончен.
Германский гарнизон уничтожен был полностью. У бойцов ССО был один контуженный.
А на севере уже грохотала канонада, озаряя небо сполохами мощной артподготовки.
Небеса сверкали, словно во время фейерверка во время празднования тезоименитства Его Императорского Величества.
Операция «Багратион» началась.
Глава 11. Сердце в огне
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. ЮЖНЕЕ МИТАВЫ. 27 сентября (10 октября) 1917 года. Ближе к рассвету.
— Живее, братцы, живее!
Не тратя времени на сбор трофеев и прочего, «жестянщики» спешно перетаскивали мешки с землей, создавая новые пулеметные гнезда и занимая круговую оборону вокруг захваченного моста. Противник мог появиться в любой момент, причем с любой стороны и любой численности, так что четыре трофейных пулемета и два их собственных ручных «Мадсена» должны быть готовы начать бой в самое кратчайшее время.
Но, вроде, успели. Отправив несколько бойцов на быстрый сбор трофеев, сам подполковник Емец спешно поднялся на холм, к размещенной там пулеметной позиции. Быстрый круговой обзор местности в бинокль. Небо только начало сереть и толком ничего не видать.
Канонада на севере затихала, что говорило о конце артподготовки и о начале фазы активного наступления. Что ж, если фронт удастся прорвать, то пять километров не такое и расстояние для бронепоездов, чтобы их пришлось долго ждать.
На холм быстро поднялся поручик Орловский.
— Господин подполковник! Все пулеметы осмотрены, всё в исправном состоянии. Имеем в наличии два пулемета MG.08 на салазочных станках и два ручных MG.08/15. Трофейная команда собирает прочее оружие, в основном это карабины Маузера. Смею отметить, что в сарае, который выполнял очевидно роль склада, обнаружены в целости три ящика с патронами к карабинам и пулеметам, а также ящик с гранатами. Кроме того, еще несколько ящиков мясной тушенки и мешки с обмундированием.
— Благодарю, Андрей Федорович. Благоволите распорядиться, чтобы…
Тут со стороны фронта послышался паровозный гудок. Емец и Орловский синхронно повернулись в сторону источника звука и вскинули свои бинокли.
— Вот черт, не видать же ничего из-за леса! Кто бы это мог быть по-вашему?
Поручик хмыкнул:
— Кто угодно, господин подполковник. Но я бы поставил на германцев.
— Согласен, для наших рановато, хотя… — Емец не стал развивать тему, а поспешил отдать приказ. — Готовность к бою!
И уже обернувшись к Орловскому, приказал:
— Срочно выслать вперед пару человек со взрывчаткой. Быть готовыми повредить полотно перед паровозом. Не дадим им сходу въехать на мост, иначе мы его никак не удержим!
— Слушаюсь!
Поручик сбежал вниз, а Анатолий вновь принялся выглядывать приближающий состав. Хорошо если там состав с какими-нибудь пушками, потому как если там эшелон с пехотой, то их просто раздавят числом. А путь отремонтировать — это десятиминутный вопрос если что.
Емец наконец разглядел появившийся из-за поворота силуэт и похолодел.
— Твою ж мать…
Лунный свет серебрил бока приближающегося бронепоезда.
И это, похоже, был германский бронепоезд.
Ощетинившееся пушками стальное чудовище медленно приближалось к ним. А у них против него кроме пулеметов ничего и не было…
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ПАЛАЦЦО ВЕНЕЦИЯ. ПОСОЛЬСТВО ЕДИНСТВА — ЛИЧНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ ИМПЕРАТОРА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА. 27 сентября (10 октября) 1917 года. Ближе к рассвету.
Бал затянулся на всю ночь. Наталья лишь проводила уставшую Императрицу в ее покои, и, по настоянию Царицы, вновь вернулась в бальный зал, где пользовалась ажиотажной популярностью у всякого рода кавалеров, в том числе и весьма высокородных.
Конечно, Иволгина отдавала себе отчет о природе этой популярности, и прекрасно понимала, что для многих она скорее модный загадочный зверек, о котором можно будет рассказывать в компании, чем просто красивая барышня. В конце концов в женской военной форме она здесь была одна единственная.
Что ж, у нее тут своя война.
И свои жертвы.
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. ЮЖНЕЕ МИТАВЫ. 27 сентября (10 октября) 1917 года. Ближе к рассвету.
Неожиданно бронепоезд остановился на довольно приличном расстоянии от моста и открыл огонь из орудия, посылая снаряд за снарядом куда-то за лес, в сторону приближающейся, как надеялся Емец, линии фронта.
Анатолий поспешил вниз с холма, на ходу отдавая приказания.
— Орловский за старшего! «Композиторы», за мной!
Шуберт, Вагнер и Гендель устремились вслед за своим командиром.
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ПАЛАЦЦО ВЕНЕЦИЯ. ПОСОЛЬСТВО ЕДИНСТВА — ЛИЧНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ ИМПЕРАТОРА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА. 27 сентября (10 октября) 1917 года. Ближе к рассвету.
Боже, будет ли в ее жизни бал, чтобы можно было просто танцевать и не думать ни о чем? Балы Смольного института, полные строгих правил и волнительных встреч с юнкерами военных училищ. Все смотрят на тебя, и все следят за тобой, следует соблюдать приличия, да, и себя нужно не забывать в этом круговороте. Редкие балы в офицерских собраниях, где тоже всё на виду и все на виду. А, уж, при Дворе…
Тем более при ее-то должности. Нет личного счастья, но есть государственные интересы.
— Мадмуазель Иволгина! Доброй ночи!
Улыбка.
— Доброй ночи, Шарль! Или уже доброе утро?
Личный адъютант Императора Франции изобразил свои чувства:
— Это совершенно неважно! Важно, что я наконец-то я смог пробиться к вам сквозь толпу кавалеров!
Изогнутая бровь.
— Возможно, вы были не слишком настойчивы?
Тяжелый вздох.
— Ах, Натали, куда бедному капитану тягаться с принцами и монархами!
Удивление.
— Когда француза это останавливало?
Оптимизм.
— Вы правы — никогда! Разрешите пригласить вас на вальс?
— Разрешаю.
Общественное — выше личного, так ведь говорит Государь?
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. ЮЖНЕЕ МИТАВЫ. 27 сентября (10 октября) 1917 года. Ближе к рассвету.
Германская офицерская форма была маловата, но другой не оказалось под рукой, а искать что-то другое времени уже не было.
Вслед за «обер-лейтенантом» Емцем шли, демонстративно закинув карабины за плечо, шесть одетых в германскую форму «жестянщиков», каждый из которых свободно владел немецким языком, в виду того, что был русским немцем по происхождению.
Когда они проходили условленное место, Емец проговорил негромко:
— Самойлов, если они двинут вперед, подрывай прямо перед пушечным броневагоном. Контрольные платформы пропусти.
— Не извольте беспокоиться, вашвысокобродь!
План был дерзок. И чем ближе они подходили к бронепоезду, тем более реалистически он казался Анатолию, поскольку на них до сих пор никто не обратил внимания, что, на его взгляд, внушало определенную надежду на бардак в стане противника.
Орудие бронепоезда все так же продолжало стрелять. Поезд все так же продолжал стоять. И лишь, когда идущая от моста группа подошла непосредственно к первой контрольной платформе, их окликнули по-немецки:
— Стой! Кто идет?
Емец поднял руку и его отряд остановился. Анатолий прокричал властно:
— Я обер-лейтенант фон Штраус!
Стоящие за спиной Шуберт, Вагнер и Гендель лишь усмехнулись про себя, услышав такое заявление. Емец, тем временем, продолжал:
— Я командую охраной моста и имею приказ никого не пропускать без письменного разрешения! Я желаю видеть вашего командира!
С контрольной площадки спрыгнул солдат в австро-венгерской форме и осветил прибывших лучом карманного фонарика. Не найдя к чему придраться, он пожал плечами, показывая, что ему отнюдь не больше всех надо на этой войне, после чего сказал:
— Идемте за мной, герр обер-лейтенант. Герр майор в пехотном броневагоне.
Орудие вновь оглушительно грохнуло, хлопнув идущих по ушам и заставляя невольно вжать голову в плечи.
Когда вся делегация проходила бронепаровоз, в том распахнулся люк окна, и кто-то выглянул наружу, проводив их взглядом.
Наконец приведший их солдат принялся стучать прикладом в бронедверь вагона.
— Германский офицер желает говорить с господином майором!
Через пару минут ударов прикладом в дверь и пару выстрелов из орудия в небо, дверь распахнулась, солдата пустили внутрь, после чего стальная дверь немедленно закрылась.
Новый выстрел из орудия совпал с открытием двери и появлением в проеме офицера, который немедля осветил прибывших лучом своего фонарика.