И вновь уставное:
— Честь в Служении на благо Отчизны, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие!
— Ваши новые погоны, господин полковник. Для меня честь, что в моей армии служат такие офицеры, как вы.
— Честь в Служении на благо Отчизны, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие!
Царь пожал новоиспеченному полковнику руку и некоторое время изучающе смотрел на него, не говоря ни слова. Затем, что-то привлекло внимание монарха, и он повернулся в сторону окна. Возникла пауза.
— Разрешите идти, Ваше Императорское Величество?
Михаил Второй хмыкнул:
— А вы куда-то торопитесь?
Емец запнулся.
— Нет, Государь, но…
Но Император его не слушал. Он вдруг сказал, все так же глядя в окно:
— Днем пришел ко мне сын и попросил дать команду солдатам расчистить от снега лед на пруду, чтобы они могли покататься на коньках.
Емец взглянул в окно, и отметил, что мальчишки своими деревянными лопатами расчищают снег на льду пруда. Дело было явно непростым, но они старались.
— Но я ему сказал, что у него слуг нет. И, если он хочет кататься, то пусть идет и чистит лед сам. Вместе со своими друзьями. Мне было интересно, отступит ли он? Но, нет, как мы можем видеть, они не отступили. Звездный лицей все же формирует характер. Что ж, посмотрим на дальнейшее, но, пока, это не может не радовать.
Император помолчал, затем вдруг поинтересовался:
— Как ваша рана, Анатолий Юрьевич? Возможно, следует продлить ваш отпуск по случаю ранения?
Полковник оправил мундир и сказал решительно:
— Мне отпуск не нужен. Я готов в бой!
Михаил Второй кивнул задумчиво.
— Решительность — это хорошо. Прокудин-Горский, кстати, доложил мне все обстоятельства проблем, которые возникли при операции в Туккуме. Не скрою, не все мне было по душе, не все понравилось. Кстати, чем вы руководствовались, когда отдавали приказ о приведении к присяге местного населения прямо на месте казни?
Это был сложный вопрос, который не давал покоя и самому Емцу. Он не раз и не два задавал себе вопрос — правильно ли он поступил тогда? И, вот теперь пришла пора держать ответ за свои решения и за свои действия.
— Государь! Бесчинства, которые творили казаки атамана Шкуро, — Анатолий специально не назвал воинский чин атамана, — бросали тень на всю Русскую Императорскую армию. Я посчитал недопустимым, чтобы освобождение от германской оккупации в памяти жителей города ассоциировалось с погромами и грабежом, которые учинила армия Вашего Величества. И единственным доказательством того, что наша армия ни при чем, и готова защищать русских подданных, был трибунал и демонстративная казнь мародеров и дезертиров.
Царь поморщился.
— Это все понятно, полковник. Я спрашиваю, зачем было приводить к присяге местное население прямо на месте казни?
— Я посчитал, что это будет честно, Ваше Величество.
Михаил Второй бросил на Емца быстрый взгляд.
— Вот как? Объяснитесь.
— Империя — наш общий дом. В семье случаются конфликты и некрасивые ситуации, а жители Туккума не гости, чтобы мы старались им нравиться, встречая их с фальшивой приветливостью. Отношения внутри семьи должны быть честными и старший в семье должен олицетворять справедливость, а не лицемерие. Дезертиры и изменники должны быть повешены, а члены семьи должны быть вновь приняты в состав семьи. Такой, какая она есть, без недомолвок и недосказанностей. Я принял это решение, Государь, и готов понести за него ответственность.
Царь помолчал, все так же глядя в окно.
— Что ж, вашу позицию я понял. Возможно можно было поступить иначе, но вы поступили так, как поступили. Не скрою, после этого случая я повелел нашим спецслужбам очень внимательно следить за настроениями в Туккуме и судя по докладам, настроения в городе не хуже других мест в Прибалтике. А часто и лучше. Так что, в целом, вы с честью вышли из этого непростого испытания.
— Благодарю вас, Ваше Величество.
Похоже, что детские фигурки за окном интересовали Императора чрезвычайно, поскольку он так и стоял. Наконец монарх спросил:
— А где, по-вашему, сейчас Шкуро? Ведь он в наше расположение так и не вышел.
— Я могу лишь полагать, Государь, что он где-то интернировался. Скорее всего в Германии.
Михаил Второй пробормотал, похоже ни к кому не обращаясь:
— Судьба. История порой имеет свойство повторяться, невзирая ни на кого…
Емец не понял, что имел ввиду Император, но, само собой, переспрашивать у монарха не стал.
Царь продолжил:
— Я повелел контрразведке выявлять тех, кто был в отряде Шкуро и пожелал вернуться в Россию. Пока выявили троих. Но их показания не прояснили ситуацию. По существу, они, так или иначе, «потерялись» из отряда, а потому не могут быть нам полезными в этом деле. Кстати, говорят, что вы вызывали Шкуро на дуэль?
— Так точно, Ваше Величество!
Но Михаил II покачал головой.
— Оставьте эти благородные благоглупости, Анатолий Юрьевич. Шкуро — изменник и недостоин честного поединка. Устраните его, способом, который сочтете нужным, если случай сведет вас вновь. Мне он неинтересен и доставлять его для допроса нет необходимости.
— Благодарю вас, Ваше Величество!
Монарх все так же смотрел в окно, наблюдая за тем, как мальчишки разгребают снег. После некоторой паузы, он все же спросил:
— Что послужило поводом для вызова на дуэль?
Емец вытянулся (куда уж больше!) и четко произнес:
— Честь дамы, Ваше Величество!
Император покосился на него, кивнул и изрек:
— Поверьте, полковник, если бы поручик Иволгина все время тянулась передо мной или Ее Величеством, то она бы совсем не смогла работать, ведь она все время рядом с Государыней. Что касается чести указанной вами дамы, то не будет ли это обстоятельство мешать вам, в случае назначения вас в дальнюю страну с секретной миссией? Вы можете свидеться очень нескоро.
Емец запнулся от такого поворота, пытаясь понять, что именно было главным в этом многослойном посыле. Но Царь ждал, и он четко ответил:
— Готов исполнить любое ваше повеление, Государь.
Император с некоторой печалью произнес:
— Что ж, на войне долг превыше чувств. Война еще не окончена. Но на фронт я вас больше не пошлю. Использовать ваши таланты в простом бою, пусть это даже операция ССО, все равно что использовать для открывания консервной банки тонкий хирургический инструмент. В вашем личном деле записано, что вы владеете несколькими языками, это так?
— Так точно, Ваше Величество! Кроме русского, я свободно владею немецким, английским и французским языками. Могу объясниться на османском и народном турецком языках, кои изучил в Константинополе, во время трехлетней службы помощником военного агента России в Османской империи.
Михаил Второй вдруг перешел на немецкий:
— Говорят, что у вас прекрасный берлинский акцент?
— Так говорят, Государь. Возможно, это стало следствием трех лет пребывания в Берлине во времена моей службы помощником военного агента России в Германии до войны.
— Мне докладывали, что в вашей роте у вас был сформирован особый «Отряд композиторов»?
— Так точно, Ваше Величество! Собственно, название пошло из-за нескольких случайных совпадений фамилий моих бойцов с фамилиями известных композиторов, но главным критерием отбора в отряд были свободное владение немецким языком и верность России.
— Да, я наслышан об их подвигах во время захвата моста и бронепоезда. Коллектив вашего «Союза композиторов», кстати, тоже представлен к наградам, и я подписал эти представления.
— Благодарю вас, Ваше Величество! Они заслужили свои награды!
Царь кивнул.
— Что ж, соглашусь, произношение у вас прекрасное. А что с английским?
Емец ответил на английском:
— С английским чуть хуже, Ваше Величество! Было не так много практики. Равно как и с французским. Но, при должной практике, за два-три месяца акцент практически исчезнет.
Монарх заметил:
— Да, акцент у вас действительно есть. Причем, не русский, а именно немецкий. Ну, это и хорошо. Немецкий акцент даже будет лучше. Можете не торопиться от него избавляться. Пригодится для дела.
Михаил Второй наконец оторвался от созерцания вида за окном и сел в свое кресло.
— Присаживайтесь, полковник.
Емец присел на краешек кресла, сохраняя прямую спину.
— Благодарю вас, Ваше Величество.
Монарх помолчал пару минут, изучающее глядя на Анатолия.
— Анатолий Юрьевич, прежде чем я продолжу, я хочу задать вам один вопрос, ответ на который может поменять всю вашу дальнейшую жизнь самым решительным образом. Мне нужен искренний ответ, а не тот правильный, которым следует отвечать согласно уставов и прочей субординации.
Император смотрел в глаза Емца.
— Спрашивайте, Ваше Величество. Отвечу все как есть.
— Я ищу человека, который станет моим личным разящим мечом, моими глазами и ушами, моим возмездием и моей справедливостью. Это непростое бремя, скорее проклятие, чем привилегия. Если вы скажете «да», то впереди вас ждет что угодно, но только не слава, не почет и не всеобщее признание ваших заслуг. О некоторых ваших деяниях будет знать всего несколько человек, а о других только лишь я сам. Подумайте. Я не тороплю с ответом и поверьте, я не предлагаю вам ничего приятного, и уж точно назвать такую жизнь счастливой невозможно. Чужие имена, чужие страны, кругом враги, которым вы становитесь лучшим другом. Кровь, грязь, подлость и обман станут вашими постоянными спутниками. Готовы ли вы взвалить на себя этот крест?
Полковник Емец встал и, оправив мундир, твердо ответил:
— Нет большего счастья, чем верно служить Вашему Императорскому Величеству. Многое из того, о чем вы сказали, Государь, я делал все эти годы. Особенно на войне. Я — готов.
Михаил Второй проговорил, все так же испытующе глядя ему в глаза:
— Возможно. Но цена будет очень высока. И Иволгину вы, скорее всего, потеряете. И не только ее.
Анатолий Юрьевич сбился с дыхания, но быстро оправился от такого удара под дых.