1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским — страница 11 из 39

Пушкин, начав полемизировать с Чаадаевым, тоже уйдет в глубины. Постдекабризм движется к более глубоким основаниям участия России в мировом процессе, чем было готово признать поколение декабристов. Победители Наполеона отсчитывали историю России эталоном личных биографий, но после 14 декабря 1825 года этого оказалось мало: биография переломилась!


Для постдекабризма существенно глубокое, сокровенно-личное и вместе обдуманное обращение к тому, что именуют Провидение, Промысел Божий. Это не риторический ход, не форма, унаследованная от отцов и дедов, – для них это острейший вопрос. Соответствие и несоответствие задуманному, причины его крушения рассматриваются в свете метафизических категорий. Нежданность случившегося. Несоответствие легкости неудачи усилиям, которые их поколение – первое в России поколение внутренне свободных людей! – затратило на подготовку 14 декабря. Вот что повергало во мрак личного одиночества, но и вынуждало пересмотреть основы человеческих действий и поступков. Это касается Чаадаева с его основной идеей: будущее России зависит от того, сможем ли мы повторить в себе мировое воспитание рода человеческого.

На месте поражения декабризма, в русле постдекабризма заложены фундаментальные понятия и образы русского сознания. Проходящие, меняясь, разрушаясь и возобновляясь, сквозь весь XIX век в XX.

19. Страна под гнетом вопроса о себе. Мир России

– Философия с историей в русской мысли сомкнулись, представ в виде целого, разговаривающего особым образно-понятийным языком. Предметом является место России в европейском, то есть мировом процессе, но не только. Предметом стал вопрос – является ли Россия частью мирового движения? Возникнув как его часть, остается ли Россия его частью и в последующем мировом развитии? Или тут разрыв, остановка?

– Если «Россия – непосредственная часть мирового процесса», почему осталось неясным место мирового прогресса внутри России?

– Здесь странный обратный ход мысли по отношению к своему предмету. Россия возникает в XV–XVI веках, причем сразу как непосредственная часть мирового процесса. А философия истории утвердится в ней позже и когда заговорит русским языком, поставит перед собой «чаадаевский вопрос». Россия сомневается в том, что содержание русской жизни можно рассматривать как мировое достояние. К тому же, ставя такой вопрос, русская мысль соотносит его не с русским прошлым, а с европейским развитием будущего. Что создаст ряд исключительных трудностей для нее, зато откроет умственный ход необычным интересам.

20. Неприемлемый риск чаадаевского вопроса

– Но есть оборотная сторона дела: не имел ли чаадаевский вопрос, много кратно продлеваемый и видоизменяемый Россией, роковых следствий для нее? Может, вопрос этот Чаадаеву и задавать не стоило?

В духовном плане, допущение Чаадаева о «роде человеческом» – это человечество как а-эволюционная форма всеобщности. В основе жесткое уравнение, что все и есть всё! Ошибка западной мысли, новоевропейской и христианской, Марксова ошибка. Что если окажется, что человечество по сути неосуществимо? Если оно застряло, сразу перейдя в свой финал, как видно сегодня, то и пройденный путь мы пересматриваем под углом зрения итога. И тут замечаем нечто ранее исключаемое: при всей экспансии европейского человечества развитие шло все-таки множественными путями. Сегодня эта множественность, нивелируемая и загнанная вглубь глобализацией, вышла наружу, распрямилась, отстаивает права гражданства.

В свете этого самый чаадаевский вопрос можно поставить под вопрос. И не только для получения нового ответа!

21. Крымский провал социума власти. Смерть Хозяина. Модель «революции сверху»

– Обсудим вопрос о причинах падения крепостного права в такой, на первый взгляд, странной связи событий и фактов. Россия ведет Крымскую войну[29], терпит поражение. Война периферийная: Крым (и даже не весь Крым), Севастополь, кое-что на Камчатке и немножко, без особых последствий, в районе Балтики. Казалось, не столь грандиозное поражение, чтобы повлечь за собой такой огромный результат. Я говорю «огромный результат» в убеждении, что отмена крепостного права в России стала в XIX веке самой крупной революцией сверху!

Когда мы понимаем, что 19 февраля 1861 года – это мощная «революция сверху», кажется странным, что причиной стало периферийное поражение армии на отдаленном пятачке пограничной территории. Если даже связать с поражением в Крымской войне смерть царя Николая[30], бывшую, вероятно, результатом самоубийства, то кажется, что мы говорим о несоразмерных вещах! Для «революции сверху» внутренние процессы в России были недостаточно сильны. Чтобы понять перемену, надо связать поражение и смерть царя с кризисом системы, державшейся на мифе всемогущества Николая.

Социум власти, считавший себя средоточием русской и европейской истории, с первым же поражением и смертью создателя впал в прострацию. Система держалась сознательно творимым мифом о неограниченных возможностях этого человека распоряжаться судьбами России и Европы[31]. (Тарле[32] остроумно замечает, что после 1848 года Николай мог сказать себе то же, что Наполеон после Аустерлица: я всё могу!)

От периферийного поражения – к кризису в центре системы распорядительства человеческими жизнями. Еще вчера эта система говорила: «я всё могу». Когда обнаружилось, что она мало что может, перед ней с невероятной остротой встала проблема самосохранения. Николаевская Россия оказалась обычной страной, подверженной поражениям, и ей нужно было (рассматривая с позиций власти) себя заново возобновить. Но, отступая вдаль, вспомним, что и сама николаевская система была результатом поражения декабристов. Что Николай выступал их наследником, «палачом-правопреемником». Он пытался сверху разрешить задачу, к какой его жертвы стремились противоположными средствами. А вернув феномен декабризма в контекст европейского процесса, составной частью коего он был, мы опять вернемся к природе российского процесса как непосредственной части мирового.

Для того чтобы вообще разбирать отмену крепостного права в России, необходимо понятие «революции сверху». Это понятие вводит в контекст европейской истории, где эхом классических революций, французской и других, начнется полоса, которую Энгельс и назвал «эпохой революций сверху». В рамках ее господствующие классы Европы, обученные революциями у соседей, стали способны проводить реформы, равнозначные революциям.

22. Антирабская Россия. Мыслящее движение

– Что такое мыслящее движение? Разве бывают движения бессмысленные?

– На чем стояла советская литература по истории? На догме сквозного антиабсолютистского движения в России: либеральное движение, революционное и так далее. Дефект догмы в разграничении: есть «духовные вожди», а есть инициированное ими движение. Возьми народничество, и сразу возникает надуманная троица – Лавров, Бакунин, Ткачев. Последний вовсе не влиял, хотя человек сам по себе интересный. Бакунин повлиял сильно, влиял и Лавров.

Итак, движение совершило отбор идей? Ведь оно не может не упрощать, не может не быть однозначным, иначе оно вообще не движение? Даже я, яростный сторонник рефлексии, вечно твердил, что деятель должен шагнуть, – если никуда не шагнешь, время уйдет на колебания. Но эта мысль неверна и существенно опасна. Она упрощает, переводя на операционный язык – язык однозначного действия. Представить дело так, будто в истории царят «идейные отцы», а за ними следуют «практики», реализующие идеи, – значит задать всему неисторическую рамку. Не считаясь с тем, сколько там было промежуточных взаимных ходов, идей и критики одних другими.

Возьми решающее влияние антинечаевской критики, шедшей из среды молодежи, на генезис народничества. Я утверждаю, что русское народничество изначально росло из реакции на Нечаева. Кружок антинечаевцев положил начало народничеству и затем «Народной воле». Я охраняю их право на оценку – без этого движения нет. Я настаиваю, что то была мысленная работа движения. Ее выполняли люди, а не «практики», монтирующие схемы по планам «лидеров». Одни и те же люди пройдут сквозь эпоху и составят ее мыслящее движение. Люди с удивительной близостью биографий. В народнический период почти все они выходцы из счастливых семей, без тени разрыва «отцов и детей».

Почему вообще народ стал для них неизвестным? Народ есть неизвестная величина – а что, для Рылеева известная? Категориальный переворот: выходцы из народной толщи поставили себе задачу идти в народ – зачем? И что такое община, с чем у себя в деревне имел дело каждый? Что там открывать, вообще говоря? Что такого открыл Герцен? Гагстгаузен приехал в Россию, все осмотрел и решил, что в основе России – община. Он выстроил на этом политическую концепцию: общинное начало в сочетании с могуществом Российской империи придаст европейскому миру консервативную стабильность. Но Герцен решает свою (с Чаадаевым) проблему – и «социалистически переоткрывает» общину.

Если мы все это забыли, русская история вызывает зевоту, будь она даже хорошо иллюстрирована. Нет живых людей – нет истории вопроса. Потеряны политические решения людьми их экзистенциальных проблем.

23. Чернышевский и молодые. Изобретение «новых людей». Утопия добровольного ухода и аномальный лидер

– С чего началась и как появилась первая «Земля и воля»[33]? Знаменитые радикалы конца 50-х – начала 60-х годов – это люди, противостоявшие строю и режиму. Еще у Чернышевского был двойной расчет – двигать дело демократии вперед, опираясь на влиятельных либералов, при том сохраняя радикальное идейное лицо. Являть позицию в чистом виде как задел для предстоящих поколений. Зов «идти в народ» шел от Герцена, но не от Чернышевского, который в существенной мере рассчитывал на либеральную среду. И просчитался!