1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским — страница 17 из 39

37. «Азиатчина» как верноподданство. Партия-европеизатор и агент глобализации

– Верно ли я понял логику – рабочие не превратятся в класс, не превратив сперва в класс крестьянство? Потому что добиться нового социума для России можно только при помощи крестьянства как класса.

– Давай не торопиться. Рабочий класс не станет классом, пока не сдвинет с места крестьянство. Но не потому, что иначе ему нечем заняться. А потому, что рабочие сами опутаны азиатчиной. Азиатчина состоит в том, что буквально никто в стране не умеет быть субъектом исторического действия. Страна сконцентрирована в руках абсолютной власти, да еще через модель верхушечной европеизации. Абсолютизм выборочно переносит в Россию и внедряет форсирующие инструменты европейского развития – только те, что нужны ему для раздвижки границ империи и укрепления ее мощи. Азиатчина соблазняет массы имперским могуществом и великодержавным шовинизмом.

Рабочий сам еще недавний выходец из деревни. Он весь в лапах «сонма азиатских идей и фактов»[58]. «Азиатчина» выступает в изменчивых обликах, не всегда примитивных. Например, в России рабочий социально противопоставлен предпринимателю, а государство – арбитр между ними. Переход к политическому противостоянию абсолютизму не состоится, пока рабочий не отвергнет правительство в его роли арбитра, примирителя и автора рабочего законодательства. «Тред-юнионистское сознание» у Ленина выступает как метафора азиатски осложненного верноподданного сознания. Вот в чем замысел хода: если рабочие станут классом, внося классовую борьбу в деревню, то партия рабочих станет революционной рабочей партией, по мере ее проникновения во все классы.

Авангард должен выйти за рамки дезинтеграционного мейнстрима. Должно появиться нечто, находящееся вне революционной рабочей партии, и вместе с тем укорененное в ней. Это внешнее – мировой процесс, представленный внутри партии как ее собственное сознание.

Далее пойдут перевертывания того, что «вне», в то, что «внутри». Мировой процесс входит в сознание революционной рабочей партии.


А ее сознание вносится внутрь сознания рабочего класса. Оно должно стать его собственным сознанием, чтобы класс стал общественным гегемоном. Классовая борьба в деревне сделает крестьянство политическим классом, по ходу собственной его освободительной деятельности. Отсюда важность для Ленина создания крестьянских комитетов: чтобы на их основе отодвинуть полуазиатскую деревню к свободному аграрному обществу России.

– Тактический мотив, думаю, в этом проекте также есть.

38. Прогресс, ведущий к рабству. Российская традиция недостаточности. Рабство как модерн. Формирование большевистской харизмы

– То есть мы всё объясняем историей России как некой субстанцией, которая развивается в евразийском пространстве посредством народа? У Ленина было другое видение, по-моему.

– Но в данном случае Ленин наследует не европейскую традицию. Он наследует поражение русского антисамодержавного европеизма XIX века. Напомню, что со времен Петра, условно, идет верхушечная самодержавная модернизация тела России. Самодержавный европеизм дал искомый результат? Нет. Тогда против него выступил европеизм антисамодержавный.

Чересчур велика российская традиция недостаточности внутри любого процесса. С петровских времен развитие в России шло в обратной перспективе – прогресса, ведущего к рабству. Неважно, самодержец или антисамодержец – рабство в России не остаточное явление, а возобновляемый итог. Этот обратный ход Ленину ясен уже в начале, в теме «пережитков крепостничества». Ленин идет через внутренний кризис к перемене модели России, где все эти «пережитки» им пережиты. Они для него плотный гибрид нового крепостничества, который сжимает, деформирует, обкрадывает развитие, не давая ему стать буржуазным. Не введя этот фактор, о ком говорить? В нем собственный мотив Ленина.

– Надо говорить о том, на каком этапе он распознал свою задачу/

– Именно. Внутреннюю трудность с народничеством Ленин превратил в сверхзадачу. Которая то уходила из его рук, то снова в нем обновлялась. Ею человек Ленин движется вперед. Классичность его марксизма стимулирует препятствие – ему надо уйти от идеологии народничества. Но как ему уйти от народничества как проблемы? Разве она бессмысленна? Разве его догадка не составляет его преимущества?

Преодолевая трудность, он выходит на свою концепцию насаждения капитализма сверху, чем прежде в России занималось самодержавие. Ленин пытается свергнуть самодержавие, чтоб двинуть вперед буржуазную тенденцию, закладывая «сверху» ее фундамент. Кого принеся в жертву? Крестьянина-патриота, да.

Потом возникает 1905 год, когда теорией земельной ренты Ленин получает от Маркса теоретическую санкцию. Не меньшей силы, хотя совсем другого свойства его интеллектуальный стимул – Столыпин. Раз уж мы, революционеры, проиграли крестьянскую буржуазную революцию, то, может, Столыпин расчистит нам путь? Но втайне Ленин уверен, что все-таки Столыпину не удастся. Тому и не удалось.

Мы рассматриваем ход его мысли, связанный с природой его лидерства. Я бы назвал текст: «Ленин. Формирование большевистской харизмы». 1905 год пришел будто в подтверждение его правоты. С другой стороны – через партию, на которой сосредоточены его усилия. В привязанности к этой идее получают разрешение оба момента: преодоление интеллектуальной трудности и проблема личностного самоутверждения.

– Чем больше он видел трудностей, тем больше он ими питался.

– Этим питались и его взлеты, и его мания монопартийности, которая все нарастала. Личная сосредоточенность на партийных делах, которые для Ленина несли в себе развязку всем ценностям. И всякий раз циклизм Чернышевского возникает в новых формах. Циклизм Чернышевского был его утопией, политической ошибкой: сделав дело, уйдите – за вами придут другие! А Ленину приходилось самообновляться. Самообновляется лидер – меняется компартия, меняются люди. Но с другой стороны, меняется и природа трудностей. Трудности военного коммунизма в этом смысле станут чрезмерными для его лидерства.

39. Сдвиг Ленина к концепту крестьянской революции. «Черный передел». Ошибка Столыпина: мужик – утопист, а не консерватор

– Почему русские марксисты и, стало быть, Ленин и большевики, под конец встали на позицию уравнительного передела земель? Как вообще они, марксисты, посчитали такое возможным?

– Еще спроси – почему в этом вообще мог быть заинтересован крестьянин? И в какой мере это увязывается с такими вещами, как прогресс, модернизация, индустриализация?

Уравнительный передел земель – это огромная пертурбация. Вся крестьянская Россия обращается в единый участок земли и делится по трудовым единицам.

До реформы 1861 года крестьянство в России делилось на две группы: помещичьи и государственные крестьяне. Были другие, но эти две самые крупные. В пореформенное время казалось, что они сольются в одну крестьянскую массу – но это не так. Условия, на которых провели реформу, были разные, и в землевладении крестьян различия сохранялись. Были порайонные различия, различия условий освобождения в разных зонах. Кроме того, реформу провели таким образом, что помещичьи земли не обособили от крестьянских. А это совсем скверно.

Был русский либерал Кавелин[59]. Публицист умный, крупный. После смерти Николая одним из первых разработал проект освобождения крестьян, который опубликовал еще Чернышевский. Центральным моментом освобождения крестьян Кавелин выдвигал учет интересов помещиков. Но с целью исключить на будущее их антагонизм, мудро требовал обособить на местности земли одних от других. Наделяя крестьян землей, ясно отмежевать их земли от помещичьих. Реформу провели иначе: крестьянские земли вклинились внутрь помещичьих, помещичьи внутрь крестьянских и общинных земель.

Эти два момента: то, что крестьян освобождали всюду на разных условиях и что помещичьи земли вклинивались в крестьянские, создали конфликтную чересполосицу, тормозившую развитие деревни. Число населения росло, а площадь земель оставалась прежней. Крестьяне испытывали тесноту, попадали в зависимость от помещиков. Возникли суды помещиков и крестьян, возникала система натуральной оплаты, полукрепостная система «отработок» – долги отрабатывали трудом.

Сама по себе конфигурация землевладения стала острым, взрывчатым фактором аграрной жизни России. Чтобы пройти к общинному лугу, выпасу или лесу, крестьянин должен был идти через помещичьи земли. На ситуацию малоземелья крестьян накладывалась чересполосица и перепутанность отношений. Зависимость от помещиков создавалась и малоземельем, и межеванием земель.

Сильнее всего перепутанность отношений ощущалась в крупном помещичьем землевладении. У верхушки помещиков было больше земель, чем они в тех условиях могли рационально обрабатывать. Они сдавали их в аренду на натуральных условиях, невольно воспроизводя «барщину» – ненавистный способ эксплуатации, куда крестьянин снова оказался втянут. Он хотел выйти из этой ситуации. Как выражались тогда многие в России, вырваться из «земельного гетто». Но как из него выйдешь? Немногие могли выйти с помощью покупки и аренды земель на новых условиях. Для основной массы крестьян выходом виделась однократная ликвидация перегородок – всех и одним ударом.

Не забудем, что молодому Ленину аграрная реформа мыслилась в условиях России, где сохранится буржуазная собственность, где пойдет процесс мобилизации земель теми, кто может вложить капитал в землю. В той России «черный передел» при уравнительном перераспределении привел бы к концентрации земель в руках владельцев из среды самого крестьянства. Шок уравнительности мог стать радикальным шагом вперед по пути буржуазного развития. Крестьянская революция на основе эгалитарной утопии (которую здесь можно назвать «народнической») имела бы итогом взрывную экспансию собственности на землю с капиталистической перестройкой агрокультуры.