Настолько же неправдоподобна и картина удара французской армии. Вновь помешали пулеметы и пушки, которые немцы как-то очень вовремя попрятали и отвели назад. Потом, разумеется, плохая погода. Это было полной неожиданностью. Откуда же французам знать, какая погода бывает во Франции в середине апреля?! Метели да дожди помешали корректировать огонь артиллерии, которая своими миллионами снарядов могла просто смешать с землей всю германскую линию обороны. Но — не смешала. Ведь столь огромное сосредоточение артиллерии, ее разнокалиберность привели к путанице в подвозе боеприпасов. Артиллерия неожиданно стала получать снаряды не своего калибра.[195] Вот беда — ни до, ни после этого наступления такого во французской армии никогда не было…
Вы уже, наверное, догадались, что и атака 128 французских танков типа «Шнейдер» не помогла. Они, разумеется, завязли в грязи. А потом почти все они были подбиты германской артиллерией и авиацией.[196] Уцелело не более 10 машин. Куда же делось огромное количество «союзных» самолетов (1500 штук), что должны были плотной завесой закрыть небо над местом французского удара? По трагической случайности в решающий момент они были на другом участке фронта…
А еще на французские танки снаружи (!) дополнительно поместили бидоны с горючим![197] Не каждое попадание артиллерийского снаряда бывает для танка смертельным. Но тут даже от пулеметных очередей немецких аэропланов бидоны с горючим взрывались и превращали грозные машины в двигающиеся факелы.[198] Но если вы решите, что эти чертовы бидоны французские командиры навесили на французские танки для того, чтобы немцам было сподручнее их истреблять, то сильно ошибетесь. Это — чтобы увеличить запас хода…[199]
А в целом провал наступления — напишут «умные» книги — была результатом неудачного выбора направления главного удара.[200] Англичане и французы били как раз туда, где у противника были самые сильные укрепленные пункты, где было больше всего артиллерии, больше всего пулеметов, где у бетонных бункеров были самые толстые стены. И кто же выбирал столь неудачные направления для ударов?
Чего только ни придумали западные историки, чтобы скрыть правду! Обычно идиотами и кровожадными маньяками они любят выставлять русских полководцев. Но ради маскировки в этом случае пришлось недотепой выставить и своего генерала. Оказывается, генерал Робер Нивель, будучи уверен в успехе, утверждал, что массированный удар по немецкой линии приведет к победе Франции в течение 48 часов. Он был так увлечен этим, что охотно рассказывал о своем плане любому, кто интересовался им, включая журналистов! Именно так (!) и узнало о наступлении немецкое командование. Элемент неожиданности был потерян…[201]
Ну а лучше всех о неудавшемся апрельском наступлении Антанты сказал германский генерал Людендорф: «Английское наступление, несомненно, преследовало крупные стратегические цели, но для меня они остались невыясненными».[202] То есть британцы наступали широко и размашисто, но вот зачем? Этого глава немецкой армии так и не понял…
Есть еще один факт, позволяющий с точностью предположить, что апрельское наступление не могло привести к победе в войне. США вступили в войну 6 апреля 1917 года. Если наступление, начавшееся 8–9 апреля, приведет к разгрому немцев, то американские солдаты даже не успеют по разу выстрелить. Как же тогда правительству США получать послевоенные преференции? Нет, американцы обязаны были повоевать, пролить достаточно крови своих солдат, чтобы президент Вильсон с полным правом начал диктовать миру новые правила игры и руководить послевоенным устройством планеты.
Для самой французской армии поспешное наступление закончилось печально: огромные потери и полная деморализация. Зато обещанное обескровливание собственной армии проведено блестяще. Войска стали совсем небоеспособны. Есть, правда, и неприятные побочные эффекты: солдаты проявляют все большее недовольство офицерами, все шире в них распространяется антивоенная пропаганда, усиливаются требования о немедленном заключении мира. Вскоре вообще начались повсеместные военные бунты. В мае беспорядки охватили семь французских корпусов. Дезорганизованными оказались 113 войсковых единиц: 75 пехотных полков, 22 батальона стрелков, 12 артиллерийских полков, два полка колониальной пехоты, один драгунский полк, один батальон сенегальцев.[203] Наконец, два корпуса, взбунтовавшись, начали поход на Париж. Достигнут именно тот результат, о котором договаривались с немцами: «союзные» армии могут спокойно сидеть остаток 1917 года. Никто не заподозрит их ни в чем. Какое наступление, когда армия на грани бунта! Вот так, предав собственных солдат, Антанта добилась желаемого результата.
«После провала апрельского наступления западные державы не предпринимают больших наступательных операций, отказываются от решения крупных стратегических задач, — констатирует „История военного искусства“. — Наступательные операции ими проводятся с ограниченными целями. Борьба ведется за улучшение позиций, за обладание отдельными тактическими пунктами».[204]
В момент бунта во французских частях была очень опасная ситуация: между немцами и Парижем оставались только две верные дивизии. Фактически в это время дорога на Париж была открыта. Но Германия возможностью для удара на французскую столицу не воспользовалась, все свои силы случайно, в спешке, перебрасывая на восток. И снова объяснение в своих мемуарах дает Людендорф. Оказывается, германское командование не знало о брожении во французской армии и узнало об этом лишь некоторое время спустя.[205] Этим Людендорф и оправдывается, почему он не перешел в мае 1917 года в наступление на французском фронте и не использовал его временную слабость. На самом деле немцы убедились, что «союзники» свои тайные договоренности соблюдают, поэтому и соблюдали их сами.
Майской революции во Франции не получилось, бунт был подавлен в самом зародыше. Расстрелами. Все лето и осень 1917 года французские военные полевые суды работали без устали и привели армию к дисциплине и порядку.[206] Чтобы успокоить общественное недовольство, оказалось достаточно поменять одного главнокомандующего, так позорно «провалившего» наступление. Генерал Нивель был снят с поста главнокомандующего и заменен генералом Петеном, который до того организовал оборону под Верденом и пользовался огромным уважением в армии.[207]
Мавр сделал свое дело — мавр может уходить. Войне, благодаря умелому генералу Нивелю, а точнее правительству Англии и Франции — тем, кто отдал ему приказ наступать раньше, суждено еще продлиться более года. Миллионы людей погибнут, сотни тысяч станут калеками — но «союзные» разведчики свое слово сдержат. Новый главнокомандующий Петен, приведя французскую армию в чувство, наступать не собирается. «Союзники» уходят на лето и осень 1917 года в глухую оборону. Именно в эти сроки немцы окончательно сломают Восточный фронт…
«Таким образом, безрассудная попытка Нивеля ввести в дело всю французскую армию и добиться решающих результатов без поддержки русского фронта окончилась поражением и не только сорвала возможность совместного наступления с востока и запада, но и лишила страны Антанты всех надежд на окончание войны в 1917 году», — делает выводы Керенский.[208]
Разглагольствовать он умеет хорошо, а вот о причинах столь «странных» решений французского командования умалчивает. Вам кажутся неправдоподобными и невозможными действия «союзников»? Удивительно, что предают они соратников по оружию? Давайте не будем забывать, что грязней, чем политика, занятия в мире нет. И смотреть с точки зрения обычного человека с его моралью и понятиями на деяния политиков просто нельзя, иначе будет много непонятного. Поэтому давайте забудем на минуту о том, что Россия британцам и французам всегда мешала, что они портили нам кровь на протяжении столетий. Отложим в сторону наши знания о плане развала России. Не будем вспоминать о том, ради чего вообще началась Первая мировая война. Давайте просто посмотрим на ситуацию 1917 года глазами «союзных» руководителей.
В России произошла революция, ее армия стремительно разваливается. Как боевая единица такая вооруженная сила малоценна, если ее направить в наступление. Воевать она не хочет, боевой запал звучит только в речах Временного правительства. Но сражаться русским придется, если противник будет нападать сам. Иными словами — надо спровоцировать Германию наступать на Восточном фронте. Выгода здесь самая простая: если немцы бьют русских, французов они уже бить не будут — сил не хватит. На дворе уже 1917-й, а не 1914-й год, и германская армия уже не может себе позволить наступать на двух направлениях. Русские же, теснимые германцами, будут вынуждены защищаться. Война разгорится. Будут гибнуть люди, но… не ваши подданные. Жители вверенной вам страны останутся живы. Кроме того, Россия так устроена, что войти в нее можно легко, зато выйти практически невозможно. Живым. Напав на русских и углубившись в ее снежные просторы, германские армии исчезнут там навсегда. Так оно и получится. Нет, немцев русские не перебьют, в отличие от солдат Наполеона и Карла XII, просто сотни тысяч их станут охранять дороги, склады и переезды в оккупированной стране. Другие сотни тысяч будут реквизировать продовольствие и одежду, станки и ценности. Сотни паровозов и тысячи вагонов повезут награбленное немцами в Германию.