Генерал Черемисов с Керенским после свержения говорить не хочет, Александр Федорович ему уже неинтересен. «Генерал не скрывал, — пишет сам премьер в книге „Гатчина“, — что в его намерения вовсе не входит в чем-нибудь связывать свое будущее с судьбой „обреченного“ правительства».[373]
Зато с пришедшим за помощью Красновым разговаривает генерал Черемисов почти откровенно. В мемуарах казачий атаман передает их беседу дословно:
«— Временного Правительства нет, — устало сказал он (Черемисов. — Н. С.)… — Я вам приказываю выгружать ваши эшелоны и оставаться в Острове. Этого вам достаточно. Все равно вы ничего не можете сделать.
— Дайте мне письменное приказание, — требует Краснов.
Черемисов с сожалением смотрит на него, пожимает плечами и говорит: „Я вам искренне советую оставаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше“».[374]
Эх, не понимает Краснов намеков! Ему же прямым текстом говорят, что все уже решено, дергаться не надо. И на клоуна Керенского тратить свое время и жизнь тоже не стоит. Но генерал Краснов знает одно — он служит России, а именно жалкий и скользкий Александр Федорович в роковом октябре семнадцатого ее глава и руководитель. Генерал Черемисов знает другое: вопрос передачи власти большевикам уже решен. Это неизбежно, и в тени этого разрушительного процесса стоят такие силы, тягаться с которыми не стоит по причинам простого самосохранения. Отсюда и усталый взгляд генерала Черемисова. Он знает явно больше, чем может сказать. А большое знание рождает большую грусть!
«Странная» позиция генерала Черемисова будет чуть более понятной, если знать, что сей славный воин, еще полковником в 1915 году, попал под суд по обвинению в шпионаже. Но был спасен таинственными покровителями и вышел сухим из воды.[375] Через два года пришло время отрабатывать должок: осенью 1917 года Черемисов тайно субсидировал большевистскую газету «Окопная правда».[376] Потом разбросал по северо-западу ключевой 3-й конный корпус и другие казачьи дивизии. Теперь он должен заблокировать все попытки направить в Петроград верные правительству войска. Остается только догадываться, кто же отмазал генерала Черемисова от трибунала. Еще интереснее вопрос: почему именно такого генерала Керенский назначил командовать ближайшим к столице округом? Ответ историков мы знаем заранее: случайно…
В эти октябрьские дни все висело на волоске: дальнейшая судьба страны, жизни миллионов, что сгорят в пожаре Гражданской войны, судьба будущей политической карты мира. Невероятно слабой была и новорожденная советская власть. Если выступить сразу, не медля, — вероятность успеха становится большой. Но это если вы хотите выиграть и спасти страну от грозящей катастрофы, как Краснов. Если ваши цели противоположны — вы будете всеми правдами и неправдами тянуть время.
Даже здесь, на краю своей политической карьеры, Керенский продолжает подыгрывать своему земляку Ульянову. Целых два дня ждет Краснов обещанных Керенским пехотных подкреплений: драгоценное время уходит. Они не придут. Поняв это, генерал Краснов решает действовать своими силами. И он во главе своей «армии» двинулся на Петроград: «…Шесть сотен 9-го полка и четыре сотни 10-го полка. Слабого состава сотни, по 70 человек. Всего 700 всадников — меньше полка нормального состава».[377]
Пора подвести итог деятельности министра юстиции, военного министра, министра-председателя, Верховного главнокомандующего А. Ф. Керенского.
Благодаря его правильным решениям, выверенной кадровой политике, смелому политическому маневрированию, бескомпромиссной борьбе с экстремистами и крепкой поддержке собственной армии на подавление большевистского мятежа движутся 700 казаков.
Больше никто за этого «героя революции» сражаться не хочет. Именно этого Керенский и добивался. Он олицетворял собой власть, олицетворял собой государство. Защищать такое государство никто не хотел. Именно поэтому так легко взяли власть большевики — никто не сопротивлялся. Уставшее от катаклизмов население, разложенная властью армия даже не заметили, что вместе с Временным правительством ушла в небытие и старая Россия. Та, «которую мы потеряли». Благодаря усилиям Александра Федоровича Керенского.
Но генерал Краснов этого еще не знал и шел на Петроград со своей страшной «армией» в семь сотен бойцов. Как в феврале семнадцатого генерал Иванов шел на город с батальоном георгиевских кавалеров. Революция снова была в страшной опасности! Об этом кричали листовки, об этом вопили передовицы левых газет. Никому в голову не могло прийти, что Керенский поработает так «хорошо», поэтому количество войск Краснова в них раздувалось до десятков тысяч. Сейчас в «исторических» книгах и учебниках вы прочитаете, что казачьи войска пытались большевикам помешать. И, как обычно, забудут авторы таких книг указать число казаков в отряде Краснова…
Первые же бои, случившиеся на подступах к городу, показали крайнее нежелание солдат обеих сторон стрелять друг в друга. Стрельба русских солдат по русским казакам была еще в большую диковинку. Но сил у Краснова было до смешного мало. Даже узнав о мятеже юнкеров, вспыхнувшем в Петрограде, дальше Царского Села Краснов продвинуться не смог. У него просто не хватало солдат даже на охрану пленных, поэтому их всех просто отпускали. Расстреливать — такой вариант даже не приходил Краснову в голову.[378] Он старомоден и еще не знает, что именно так теперь поступать и будут…
Вместо обещанных подкреплений в этот критический для России момент на сцене вновь появляются «союзники». Краснов пишет: «Вечером из ставки в Гатчину прибыл французский генерал Ниссель. Он долго говорил с Керенским, потом пригласил меня. Я сказал Нисселю, что считаю положение безнадежным. Если бы можно было дать хоть один батальон иностранных войск, то с этим батальоном можно было бы заставить Царскосельский и Петроградский гарнизоны повиноваться правительству силой. Ниссель выслушал меня, ничего не сказал и поспешно уехал».[379]
Он мог спокойно ехать — все свои планы по разрушению России «союзники» выполнили. Но давайте зададим один вопрос: зачем французский генерал приехал к Керенскому, сидящему в Царском Селе с несколькими сотнями казаков? Узнать, как дела, можно и по телефону, да и не стоит рисковать ради этого жизнью, проезжая сквозь боевые порядки красной гвардии и революционных матросов. Неровен час — застрелит «союзного» генерала какой-нибудь не в меру горячий «братишка». Может, помощь решил французский военный атташе предложить? Она была бы очень кстати: один батальон — и вся история России пойдет по-другому. Ведь всего через несколько дней большевики предложат немцам заключить мир. Это необратимая катастрофа, и Франция этого допустить не должна. Лишиться союзника — значит усилить врага. Может, именно об этом беседует с Керенским бравый парижский генерал? Решает, как помочь Временному правительству, а с ним и самому себе?
Увы, нет. Ниссель просто уехал, ничего Краснову не сказав. А Керенский, довольно улыбаясь, развел руками:
— Вот… Я надеялся, что Ниссель своими силами поможет нам, но он заявил, что во внутренние дела России Франция вмешиваться не хочет.[380]
Представляете — вмешиваться не хочет! Живут в Париже одни фаталисты: есть у нас русские «союзники», своими костями дважды спасавшие Францию в эту войну, или нет таковых — это как карта ляжет. Бог союзников дал, Ленин забрал, ничего не поделаешь. Так мы и поверим, что рисковал жизнью генерал Ниссель только ради того, чтобы поделиться этим политическим откровением с потерявшим власть Керенским. И конечно, именно от таких новостей настроение последнего резко улучшилось.
На самом деле французский генерал за закрытыми дверями обсуждал с Керенским детали плана по его переправке в более безопасное место. Ниссель еще раз подтвердил ранее данные «союзниками» гарантии безопасности и безмятежной жизни русского горе-руководителя. Оттого и сиял, как начищенный самовар, Керенский в момент, когда должен был бы плакать. Все разговоры о помощи — не более чем спектакль, разыгранный для Краснова и других.
Уехал генерал Ниссель, а вслед за ним исчез и Керенский, под занавес назначив Краснова командующим несуществующей армией. Он растворился, оставив записку. Глава Российской демократической республики второпях написал: «Слагаю с себя звание министра-председателя, передаю все права и обязанности по этой должности в распоряжение Временного правительства. А. Керенский. 1.XI.-17 г.».[381] Если учесть, что правительство в полном составе сидело в Петропавловской крепости, то дело обстояло так: Керенский официально отрекся от власти в пользу главы нового большевистского правительства Владимира Ильича Ленина.
Конечно, акт его отречения носил уже неофициальный характер, но факт остается фактом. Вместо того чтобы призвать верные правительству силы на борьбу с узурпаторами, он просто удрал в неизвестном направлении, не оставив антибольшевистским силам никакого официального «знамени». И большевики, и борцы с ними были отныне одинаково незаконны. Единственным законным органом власти могло стать Учредительное собрание, но оно должно еще было только собраться в январе 1918-го! Именно поэтому реальная борьба с большевиками началась лишь после разгона ими «Учредиловки», а до той поры все выжидали развития событий. Так даже своим побегом Керенский последний раз помог земляку Ульянову удержаться, укрепиться в самые сложные первые недели после захвата власти.
Отчаянием и полной безнадежностью веет от мемуаров Краснова: «Ночью пришли тревожные телеграммы из Москвы и Смоленска. Там шли кровавые бои. Ни один солдат не встал за Временное правительство. Мы были одиноки и преданы всеми…»