ить свою пушку от передка, а так, не задерживаясь на берегу, оно сделало по мосткам лихой заезд на баржу, и, к общему удивлению, благополучно. Буксирный пароход быстро оттянул баржи с отступавшими белыми частями от берега и успел дотащить их до самой середины Волги, когда 4-орудийная батарея красных, выехав на самом берегу на открытую позицию, открыла беглый огонь по ним. Хотя красные стреляли прямой наводкой, но, к счастью для белых, точного прицела никак не могли. Их снаряды ложились большими недолетами и перелетами, что дало возможность буксиру затянуть баржи за находившийся на середине реки небольшой остров и белым выскочить из неприятного положения.
Артиллерия красных, расположившись по левому берегу Волги, сразу же открыла из всех своих орудий интенсивный обстрел правого берега, занятого белыми. Из Самары к белым в это время прибыла еще 5-я батарея 1-й Самарской артиллерийской бригады, и все батареи белых, кроме нашего 2-го орудия, продолжавшего оставаться на позиции у Старой Яблоновки, заняв позиции вдоль своего берега, открыли ответный огонь. Около двух дней гремела с обеих сторон реки артиллерия противников, не причиняя друг другу никакого вреда. Пострадал только один Хвалынск. От попадания снарядов красных загорелась и сгорела его небольшая южная часть, лежавшая вниз по Волге, и в некоторых районах города были сильно изуродованы деревянные тротуары. К вечеру второго дня красные куда-то исчезли и все разом смолкло.
В Старую Яблоновку вернулся 2-й взвод Самарской батареи, и сооружение образцовой артиллерийской позиции было, наконец, быстро закончено. Такие аккуратные и красивые артиллерийские окопы я видел раньше только в лагерях, где стояла в мирное время батарея, которой командовал мой отец, и тогда они служили как образцы искусства.
Наша батарея зажила на полумирном положении. Белые накапливали силы для нового наступления против красных — вниз по Волге-реке. На артиллерийской позиции около одной из пушек всегда находились, по очереди, номера дежурного орудия, а все остальные батарейцы болтались без дела в селе. Занятий почти не производилось. Вероятно, батарейное начальство считало все это лишним.
Где-то перед нами в сторону города Вольска, вниз по реке, бродил довольно большой отряд красных, но он нас мало беспокоил. Противник только один раз подошел очень близко к занимаемому белыми селу. 2-я Самарская батарея моментально снялась со своей образцовой позиции перед селом и, выехав на новую впереди села, произвела несколько выстрелов по нему. Красные, по-видимому, предпочли с нами не связываться и куда-то быстро ушли, а батарея белых вернулась на свою позицию за селом. С нее так и ни разу батарея не стреляла. Возможно, наше начальство не хотело показать ее противнику. Он мог, чего доброго, испортить ее своими снарядами.
В ожидании начала движения вперед жили скучновато. Днем, почти ежедневно, над нами летал аэроплан красных и иногда бросал самодельные, из шестидюймовых снарядов, бомбы. Они почему-то всегда, как сообщали нам, падали верстах в трех от села, около заимки, и обязательно убивали какую-то слепую старуху. У белых аэропланов не имелось, и бомб бросать было не с чего. По вечерам сельские кардовские девушки развлекали нас танцами. Относились они к нам очень приветливо и доброжелательно. Знали и звали почти всех нас по именам, и даже многие из них были не прочь породниться со своими завоевателями. Так называемые инородцы, как приходилось наблюдать, в те времена, по деревням, особой радости пришедшей свободе не выказывали, как это делали сами русские, а скорее сожалели тому хаосу, который она принесла с собою.
Танцевали девушки под гармошку кадриль, мало чем отличавшуюся от той, которую еще так недавно в то время танцевали на светских балах. Почти те же фигуры, только девушки танцевали их одни, без кавалеров. И в их задорных взорах легко можно было прочесть: «Куда вам — вы так никогда не сумеете». Да, мы и не пытались предлагать им свои услуги, только со стороны любовались этими простыми деревенскими девушками и их страстным желанием показать себя. «Смотрите, какие мы! — говорили все их движения. — Других таких не везде найдете». Верно, особенной мягкости и грациозности в их движениях не было, но зато сколько было живости и лихости в выполнении этих довольно сложных фигур, которых было чуть не больше, чем в настоящем бальном кадриле. Приподняв слегка одной рукой длинный подол своей юбки, они ловко выбрасывали свои маленькие ножки, стараясь превзойти одна другую в исполнении танца, и, высоко подняв головы, изредка бросали в нашу сторону гордые взгляды. И было видно, что они проделывали что-то для них особенно важное.
Постоять в Старой Яблоновке на полумирном положении нашему 2-му орудию 2-й Самарской батареи долго не удалось. Неожиданно пришло распоряжение перебросить его к Скатной Мазе — селу, лежавшему к северо-западу от Хвалынска, приблизительно верстах в пятнадцати от него. Большой отряд красных, имевший в своем составе все роды оружия, заняв это село, стремился по дороге, ведшей в Хвалынск, продвинуться ближе к городу, создавая этим сильную угрозу тылам отряда полковника Махина. Махин отдал приказ небольшому отряду белых под командою капитана Касаткина, который на этом направлении пытался задержать продвижение противника, во что бы то ни стало удерживать занятую им позицию, обещая скорое прибытие подкрепления. Отряд капитана Касаткина состоял из сводной роты, кавалерийского взвода и Вольского орудия, у которого не имелось уровня, что сильно затрудняло, в пересеченной местности, вести точную пристрелку.
Первым на выручку капитана Касаткина, под прикрытием конного взвода из дивизиона есаула Салянского (астраханского казака), переменным аллюром понеслось 2-е орудие 2-й Самарской батареи. Прибыли мы к Скатной Мазе после обеда в самый разгар шедшего там боя. Со стороны села, перед которым по обе стороны дороги на Хвалынск лежала цепь сводной роты белых, отчетливо доносились винтовочная стрельба и очереди пулеметного огня. Изредка бухала из своих пушек стоявшая где-то за селом на очень хорошо закрытой позиции 4-орудийная батарея красных, обстреливавшая расположение белых. Но почему-то делала большие перелеты. Нигде не было видно разрывов выпущенных ею снарядов.
Вольская пушка белых, находившаяся за левым флангом цепи сводной роты, стреляла куда-то влево. Прибывшее самарское орудие, встав на позицию рядом с ней, поддержало ее своим огнем. Стрельба велась по цепи красных, которая, выйдя из села, медленно продвигалась, стараясь обойти с фланга белых. Удачный огонь двух орудий быстро остановил наступательный порыв противника. Батарея красных, позицию которой никак не могли найти с наблюдательного пункта белых, не замедлила прийти на помощь своей пехоте и открыла беглый огонь по приблизительному расположению орудий своего врага. Красные, вероятно, нас плохо видели или даже, скорее, совсем не видели, потому что начали обстрел площадей, но все же быстро нащупали нашу позицию. Их снаряды стали ложиться совсем рядом с ней, а четыре гранаты разорвались в двух-трех шагах от пушек, осыпав осколками орудийную прислугу. К счастью, кроме телефониста, лежавшего у полевого телефона и принимавшего команды с наблюдательного пункта, никто больше не был ранен. Оба орудия белых ни на минуту не прекращали своего огня, чем сбили красных с толку. И их батарея перебросила огонь своих пушек немного дальше в наш тыл, принявшись долбить снарядами пустое место. Мы нарочно прекратили стрельбу, но, как только красные переставали стрелять по этому месту, орудия белых немедленно открывали сильный огонь по обходной цепи противника, батарея красных с новой энергией принималась стрелять по пустому месту и, в конце концов, основательно вспахала своими снарядами кусочек поля недалеко от нашей позиции. Так мы играли с ней в прятки до самого вечера, а обходная цепь противника медленно, но верно постепенно обходила наш фланг. Начало смеркаться, и красные прекратили огонь своих орудий, а наши две пушки усилили обстрел двигавшейся теперь уже прямо на нас цепи пехоты красных, но быстро стало совсем темно, и, где рвались наши шрапнели, едва ли было возможно точно определить с наблюдательного пункта белых.
Вдруг на позиции неожиданно появился командир самарского орудия прапорщик П., корректировавший стрельбу. Сильно взволнованный, он прискакал вместе с батарейным конным разведчиком с наблюдательного пункта, находившегося недалеко справа впереди от наших двух пушек, и громко крикнул: «Цепь красных прошла наблюдательный пункт и идет в атаку на пушки, на картечь — огонь!» Загремели две пушки белых, выпуская снарядов по пятнадцать в минуту. Запряжки с передками немедленно были поданы на позицию. Кони нервничали и не стояли на месте — рвались вперед. Ездовые с трудом их сдерживали. Третьи номера орудийной прислуги не успевали ставить дистанционные трубки шрапнелей на картечь — им помогали шестые. От безостановочных выстрелов стоял сплошной гул. Вылетавший из стволов орудий огонь освещал позицию, и всех нас было видно как днем.
Быстро выпустив все имевшиеся на позиции шрапнели, надели наши пушки на передки. Кони с места взяли в карьер и понеслись по направлению дороги на Хвалынск. Орудийная прислуга, не задерживаясь, помчалась что было сил наперегонки следом за ними — устанавливать рекорды на быстроту. Немного позади всех, стараясь догнать, скакал во всю прыть конный ординарец из штаба отряда, а может быть и наш батарейный разведчик, и что было мочи кричал: «Стой! Стой! Куда вы? Красные тоже удрали». «Порыв не терпит перерыва», — говорится в военной поговорке, и, хотя мы отчетливо слышали приятную для нас новость, но остановились только тогда, когда добежали до цели — дороги на Хвалынск. Немного придя в себя от острых переживаний прошедшего дня и отдышавшись после быстрого пробега, поставили наши пушки на новую позицию, тут же справа от дороги. Кругом стояла тишина, как будто ничего и не было. По-видимому, противники решили немного отдохнуть.
Постепенно, кое-как устроившись, все залегли спать. Я забрался на пустую телегу из-под снарядов. Спал крепко, и, когда проснулся, было совсем светло — ярко светило солнце. Кругом все еще продолжала стоять тишина, изредка нарушавшаяся пролетавшими с сильным воем через нас снарядами. Красная батарея, вероятно желая нам напомнить о своем существовании, обстреливала наш обоз второго разряда, стоявший верстах в двух позади нас вдоль Хвалынской дороги. Снаряды почему-то ложились немного не долетая до него, не причиняя ему никакого вреда. Наша новая артиллерийская позиция находилась для батареи противника в мертвом пространстве, и мы чувствовали себя великолепно. Но и батарея красных для нас была в таком же положении, да к тому же наши и не собирались по ней стрелять, так как никто не пытался подыскать подходящего наблюдательного пункта, а который у нас имелся — с него почти ничего не было видно. Все чего-то ждали.