[84]Никита Львов[85]
В январе 1918 года ротмистр Лебедев и шт. — ротмистр Львов[86] приехали в Москву, куда их просили прибыть такие же офицеры, как и они, чтобы вместе ехать туда, «где еще бьются».
Петровская гостиница в Москве была местом сбора двенадцати непокорных советской власти людей. Маршрутов указывалось много, куда можно было ехать, а именно: через Архангельск ехать на службу к англичанам, в Иностранный легион Франции, на Дальний Восток к атаману Семенову, на Дон к генералу Корнилову, и даже упоминался адрес Скоропадского[87], — одним словом, куда угодно, хотя бы с чертом, лишь бы драться с предателями и разрушителями Родины — социалистами и коммунистами.
Как и следовало ожидать, общего решения, куда всем ехать, не нашли. Каждый старался выставить свое предложение, свой план и склонить всех его принять. В результате такого разногласия Никита Аьвов и Степан Аебедев, отойдя в сторону, сговорились и решили вдвоем ехать на Дальний Восток к восставшему против большевиков есаулу Семенову.
В сильный февральский снегопад покидал Москву сибирский поезд, увозя в неизвестность двух русских офицеров. В набитых солдатами и «мешочниками» вагонах ехали они на Дальний Восток, среди ругани, табачного дыма и давки. Несмотря на то что Аьвов и Аебедев были также в солдатских шинелях без погон, опытному глазу сразу было видно, что это офицеры, тем более что ротмистр Аебедев носил пенсне.
Конечным пунктом своего передвижения эти офицеры наметили город Иркутск, совершенно не зная тех препятствий, которые неминуемо начались бы для них значительно раньше, чем они предполагали.
Подъезжая к городу Омску, на одной из остановок Аьвов и Аебедев стояли на вагонной площадке, когда к ним подошел с виду солидный господин, железнодорожник, и пригласил их пройти к нему в его служебное купе попить чайку, на что они и согласились.
Во время беседы железнодорожник, присматриваясь к ним, сказал:
— Господа, я вижу, что вы не солдаты, почему и пригласил вас сюда. Вы офицеры и безусловно едете в отряд есаула Семенова, но имейте в виду, что в Красноярске и Иркутске имеются на станциях особые контрольные большевистские пункты, где всех подозреваемых в том, что они офицеры, снимают с поездов и отправляют для допроса в город, в Чрезвычайку, и там уже подробно разбираются. Я думаю, что вы знаете, что это за учреждение и что офицеру выйти оттуда на свободу очень трудно. Мой же совет вам такой: перемените маршрут. Вот будет следующая остановка — слезайте с этого поезда и пересаживайтесь на поезд, идущий обратно. Доезжайте до станции Курган, которую мы уже проехали, и там оставайтесь до благоприятного, может быть, для нас времени. Город Курган тихий, и там вы спокойно поживете, осмотритесь, а потом видно будет, как обернутся события.
Наши собеседники переглянулись и решили последовать совету доброго человека. Так и сделали. При остановке, поблагодарив за добрый совет своего нового знакомого, они сошли с поезда.
Небольшой, но сравнительно богатый город Курган незаметно принял приехавших. Советская власть себя здесь активно еще не проявляла, и, действительно, пока жилось спокойно, но с каждой неделей становилось заметнее, что в город прибывают небольшие отряды красной вооруженной силы, состоящей, главным образом, из матросов и латышей.
Население Кургана насторожилось и стало проявлять некоторое беспокойство, особенно после того, как курганский Совдеп обложил контрибуцией почти все состоятельное население города и национализировал все частные торговые предприятия, а через некоторое время начались и аресты. Стало неспокойно.
В конце марта 1918 года на ст. Курган прибыл первый эшелон чехов, которые вместе с красными пользовались железнодорожной станцией, телеграфом и подвижным составом. Прибытие чехов в Курган население встретило с тихой радостью. Оно думало, что в случае каких-либо репрессий со стороны красных чехи их защитят.
Офицерская тайная организация, куда с большим трудом удалось попасть Львову и Лебедеву, с появлением в Кургане чехов повела более активную работу по свержению красной власти в городе. Руководители этой организации вошли в связь с чехами, дабы выяснить, какую позицию займут чехи по отношению к возможному восстанию антикоммунистов (белых) против советской власти и смогут ли они, чехи, чем-либо помочь восставшим.
Ответ белые получили очень для себя рискованный, а именно: чехи категорически отказались от помощи белым живой силой, но согласились дать 50 русских винтовок с 60 патронами на каждую, два легких пулемета «льюис» с десятью дисками на каждый (470 патронов) и 50 ручных гранат, но с условием, что, если переворот удастся и чехи будут поставлены перед совершившимся фактом свержения советской власти, тогда они признают новую власть в Кургане; но если белые потерпят поражение от красных, тогда чехи совместно с красными приступят к разоружению белых.
Этот ответ чехов породил неуверенность и даже страх в некоторых членах офицерской организации — к счастью, в меньшинстве. Глава офицерской организации подполковник К-ов категорически отказался принять такие условия чехов и открыто выступать против красных, считая такое открытое выступление пока преждевременным и опасным.
Львов и Лебедев и еще несколько офицеров настойчиво требовали принять немедленно условия чехов, напоминая, что «промедление времени — смерти подобно есть». Большинством членов организации было решено немедленно выступать против советской власти. Несогласившихся членов организации, в числе девяти человек во главе с полковником К-вым, арестовали домашним арестом до того времени, когда восстание будет совершившимся фактом. После переворота они были выпущены и вступили в ряды вновь сформировавшегося добровольческого отряда в Кургане. Выступление было намечено на ночь на 1 июня, но, ввиду того что чехи не смогли еще полностью выдать боевое «снабжение», пришлось восстание перенести на ночь на 3 июня.
Раннее утро 3 июня 1918 года в Кургане огласилось ружейной стрельбой и таратореньем пулеметов — это кучка добровольцев, белых повстанцев, в числе 120 человек, бросила вызов красным захватчикам. Во главе этих храбрых добровольцев были Степан Лебедев и Никита Львов. Курган был взят в течение пяти часов. Пехотная рота в 100 штыков при двух уже тяжелых пулеметах «максим», отнятых у красных, восьми легких «льюисах» с конным взводом в 30 коней была вооруженной силой белых повстанцев.
Взяв Курган, через неделю белые повстанцы, организовав охрану города совместно с чехами, двинулись на другой город, Шадринск, что в 80 верстах от Кургана и принадлежит уже к Пермской губернии. Город был взят у красных с боем, с захватом большого количества снаряжения и вооружения, а главное было в том, что по взятии Шадринска местные добровольцы сформировали свой, Шадринский, повстанческий большой отряд силою около 400 штыков под командой энергичного боевого капитана Буренкова. Курганские добровольцы стали именоваться Курганским добровольческим отрядом, и сила его по взятии Шадринска увеличилась до 200 человек пехоты и 50 конных.
Отдохнув пять дней в Шадринске, курганцы двинулись на следующий город Далматов, находящийся в 45 верстах от Шадринска. И этот город был взят курганцами, но победа досталась дорогой и очень дорогой ценой. Почти половина отряда была выведена из строя убитыми и ранеными, ввиду того что красные здесь имели артиллерию на двух броневиках, которая почти в упор расстреливала курганцев, наступавших со стороны монастыря и вокзальной площади. В этом бою был убит и начальник отряда ротмистр Лебедев. Пехоту возглавлял боевой офицер шт. — капитан Титов, а конный отряд принял Никита Львов.
Курганцы двигались дальше. Ст. Козел-Поклевская, Каменский завод, дер. Сухой Лог, Синарская, с. Ирбитские Вершины, ст. Кунара, д. Елкина — и уже почти доходили до большого села Егоршина, что на реке Пышме, но благодаря неустойчивости старшего начальника полковника Панкова взятые ранее пункты пришлось снова оставить красным и отступить до ст. Богданович.
К этому времени от Курганского отряда остались жалкие остатки, ибо этот боевой отряд при всех наступлениях всегда был головным. Что касается конного отряда ротмистра Львова, то тот закончил свое существование как боевая единица после взятия города Алапаевска.
С остатками своего отряда ротмистр Никита Аьвов был переброшен на Южный фронт в период больших успехов Сибирской армии, которая двигалась быстро в центр России. В это время Никита Аьвов уже командовал кавалерийским дивизионом.
А. Орлов[88]Первый бой ермаковцев у станции Чишма[89]
Станция Чишма находится в 50 верстах к западу от Уфы. Туда и спешила 1-я Сибирская казачья бригада походным порядком, высадившись накануне из вагонов в городе Уфе.
1-й Сибирский казачий Ермака Тимофеева полк под командой полковника В. Водопьянова, при помощнике командира полка есауле Глебове, подошел к станции Чишма 31 мая 1918 года (новый стиль) и, пройдя станцию, при усиленном охранении, примерно верстах в пяти к западу от нее, встретил отступавшую нашу пехоту (если не ошибаюсь — то была Уфимская стрелковая бригада), непосредственно за которой шли дозоры красных, обстрелявшие первым боевым огнем наши казачьи дозоры.
Полк принял боевой порядок, выслав 1-ю, 2-ю и 3-ю сотни вперед под командой есаула В. Вологодского[90]. Сотни перестраивались на крупном намете, рассыпаясь в лаву, и неудержимо двигались вперед.
Состоя младшим офицером во 2-й сотне, я на ходу получил приказание своего командира сотни, есаула К. Киселева: «Выводи в лаву первую полусотню, со второй полусотней я пойду в резерве сзади!» Справа была 1-я сотня, слева — 3-я. Впереди нас виднелся лесок или, вернее, роща (примерно на расстоянии одной версты), и я взял направление на ее середину. Вскоре наши разъезды влились в лаву и сообщили, что заставы красных с пулеметами занимают лесок, а главные их силы (каковы они никто не знал) дальше за лесом, на высотах.