Темно. Толкнувшись о какую-то баржу, получаем тихий приказ: «Высаживайся!» Быстро, но тихо выполняем приказ, и буксир уходит обратно за второй полуротой. Хотя я и хорошо знаю Казань, но не мог определить, где мы находимся.
Подошел командир роты полковник Радзевич и вызвал к себе командира взвода и всех начальников отделений. Капитан Рухин встал около командира роты, мы, отделенные, вокруг них. Полковник Радзевич разложил карту на земле, мы все склонились над ней. Он осветил карту фонариком и указал наше местонахождение. Только теперь я узнал местность — мы находились всего в версте от У слона.
Нашему взводу приказано обойти с южной стороны У слона и перерезать дорогу, идущую на ст. Свияжск. Взвод свернулся и пошел обходить У слон. Меня сразу покоробило, что командир взвода не выслал дозоров. Подойдя к капитану Рухину, я сказал ему:
— Господин капитан, нужно бы выслать дозоры!
Он ответил очень грубо, что не нуждается в советах. Меня это взорвало. Подойдя к нему вплотную, так чтобы идущие сзади не могли слышать, я очень тихо сказал ему, что в его подчинении находятся опытные боевые офицеры и что он может попасть в очень неприятное положение. На это мое замечание он ничего не ответил, а вызвал меня с моим отделением на охранение. Выслав дозоры с обоих флангов, мы быстро пошли вперед. Темно, поэтому приходится ориентироваться по карте, а это занимает время. Но наконец показались какие-то силуэты построек. Я задержал отделение для выяснения обстановки. В это же время раздался редкий ружейный огонь, и я получил донесение от дозора, что они натолкнулись на большевиков, засевших в крайней постройке, видневшейся вперед нас.
Подтянув дозоры, я развернул отделение в цепь и начал обход в тыл этого здания, а также донес командиру взвода, что наткнулся на заставу неприятеля и иду в наступление на них. Это первая наша стычка, в душе злорадство: «Подождите, будет вам жарко — как вы теперь, паршивая рвань, сумеете встретиться с нами в открытом и равном бою. Хватит ли у вас на это смелости?»
Я уже обошел здание и приказываю отделению окопаться и не стрелять без моего приказа. По выстрелам из здания сужу, что там не более взвода. Стреляют беспорядочно и «по воробьям», лишь бы стрелять. Значит, нервничают — это хорошо. Еще раз предупреждаю отделение не стрелять до моего приказа, ждать, когда они вылезут из здания. Отделение просит меня открыть огонь и перейти в атаку, я категорически запрещаю: «Не настало еще время». Послал донесение капитану Рухину и прошу его открыть огонь по зданию с фронта и дать мне возможность окончательно отрезать их отступление.
Взвод открыл частый огонь, большевики решили, что к нам подошло подкрепление, и начали бежать из здания, пригибаются и бегут прямо на нас. Мы, окопавшись, лежали, поэтому их силуэты на фоне неба были нам видны хорошо. Приказываю не стрелять, а быть готовыми принять их в штыки. Фигуры все ближе, ближе. Отделение без «Ура!» принимает их в штыки. Произошел короткий бой, в нем не было слышно «Ура!», только молчаливые удары штыка, клавшего на землю подвернувшегося под руку врага, да стоны раненых. Все они были убиты, их было 25, только одного мы взяли живого — «языка». У меня потери пустячные: трое раненных легко и один ранен тяжело в грудь. Отделение в сборе, все запыхались, но отовсюду слышны довольные, радостные голоса: «Вот сволочи, попробовали офицерского штыка! Это вам первый урок!»
Получаю поздравления от офицеров отделения, в то же время вопросы:
— Господин капитан, почему вы запретили нам стрелять, когда большевики шли прямо на нас?
Я пояснил, улыбаясь, что если бы мы открыли огонь, то наверняка противник не пошел бы прямо на огонь, а свернул бы и спрятался за зданиями, а тогда что? А сдержав огонь, то есть не спугнув противника, мы его полностью уничтожили! Все были очень довольны удачей операции, а я чувствовал, что офицеры убедились в моих способностях как командира, а также поняли, что мои знания не только теоретические, но практические, приобретенные опытом.
Капитан Рухин, подойдя ко мне, сказал:
— Знаете, капитан, здорово вы их расчихвостили… и что меня восхищает — без выстрела, на штыки, по-суворовски! — Хлопнул меня по плечу и пошел в сторону.
Вокруг моего отделения собрался весь взвод. Разговоры, конечно, о только что законченном бое. Почему не стреляли? Как краснюки работают штыками? и т. д. По ответам моих офицеров я чувствовал, что мой престиж растет, но мне стало как-то неловко. Что особенного я сделал? Для них это была первая боевая схватка, а для меня — ничего нового, и сколько, о Господи, еще предстоит пережить всяких боевых схваток, пока мы окончательно раздавим эту гадину! Неожиданная моя популярность совершенно не нравилась капитану Рухину, да бог с ним, видно, он такой человек. Взвод выстроился в походную колонну и с охранением двинулся для выполнения нашей задачи.
Недалеко показалось маленькое озеро, на близлежащем холме маленькая часовня, а от нее идет дорога на ст. Свияжск и параллельно с ней вторая дорога, сливающаяся с первой и также идущая на ст. Свияжск. Капитан Рухин донес командиру роты, что задача выполнена и что он ждет дальнейшего приказа. Получили приказ ждать подхода всей роты. Мы, то есть все мое отделение, сразу свалились на землю и захрапели.
Не знаю, как долго мы были в объятиях Морфея, но резкий голос разбудил нас всех. Капитан Рухин скомандовал строиться, подошла вся наша рота во главе с полковником Радзевичем. С прибившими пришла и походная кухня со вкусными щами, гречневой кашей и нашим незаменимым черным хлебом. Недаром русская пословица говорит: «Щи да каша — пища наша!» Мы крепко проголодались, поэтому были немного недовольны медленной раздачей пищи, но, наевшись, успокоилась и подобрели.
Новый боевой приказ: «Мы идем на сближение с большой силой большевиков, засевшей в селе „Н“ (не помню названия), которая собирается задержать нас».
Через час приказано строиться. Полковник Радзевич подошел к нашему отделению и поблагодарил его за боевую хорошо выполненную работу, а подойдя ко мне, пожал мне руку и сказал:
— Ваша работа доказала, что вы были в боевых операциях с поручиком Ватягиным. Спасибо, господин капитан!
Село, куда мы направлялись, находилось в котловине, окруженной горами. Рота тронулась походной колонной, 3-й взвод пошел в головное охранение. Уже настал яркий солнечный день, и простым глазом можно было видеть, как головное охранение рассыпалось — точно веер. Красиво… как на маневрах. Прошло довольно долгое время, нам кажется, что мы уже недалеко от села. Что же случилось с противником? Сбежал? Или готовит нам неожиданный сюрприз? Вдруг выстрелы, мы быстро рассыпались в цепь, видим, что наше охранение делает перебежки.
Приказ: «Рота, стой!»
Полковник Радзевич вызвал к себе всех взводных и отделенных командиров:
— Господа офицеры… мы должны взять это село коротким ударом. Вот мой план: 1-й взвод зайдет с левого фланга противника, 2-й взвод с правого фланга, 3-й и 4-й взводы — фронтовой удар. Я буду при 3-ми 4-м взводе. Моим первым заместителем назначаю нашего фельдфебеля полковника Васильева. С Богом, господа офицеры!
Полковник Радзевич тотчас же послал приказ 3-му взводу, находившемуся в охранении, окопаться, не двигаться с места, но продолжать сильный ружейный огонь, дабы отвлечь внимание противника от передвижения обходящих его колонн. Капитан Рухин и я точно рассматривали наш план, и мы стали двигаться в обхват левого фланга красных. Перед нами было открытое поле, за ним лес. Мы решили начать перебежку по полю, стараясь быть незамеченными. Нам это удалось. Войдя в лес, мы остановились, и я с двумя офицерами пошел в разведку — главное, узнать, где их левый фланг обороны.
Пройдя с четверть версты, мы увидели мельницу, а перед ней копошившихся большевиков. Они окапывались. Мы решили, что это и есть их левый фланг, а за ним и село. Мы быстро вернулись обратно, и капитан Рухин послал донесение, что левый фланг обнаружен.
Получили приказание командира роты ждать, когда он перейдет в атаку, и только тогда атаковать их с фланга. 2-й взвод также уже был на позиции. С напряжением ждем приказа «вперед!». Наш взвод был сосредоточен на опушке леса. Я предложил капитану Рухину, что я с отделением могу обойти мельницу еще глубже и ждать там полного наступления, на что капитан дал согласие.
Полковник Радзевич перешел во фронтовую атаку, мы услышали громовое «Ура!» и видели, как взвод развернулся и пошел в атаку. Красные открыли беспорядочный огонь из винтовок.
Теперь очередь за мной. Развернув отделение, с громким нашим «Ура!» мы в свою очередь бросились на большевиков. Они заметались, как белка в клетке. Куда бежать? Краснюки очутились в западне. Некоторые бросали винтовки и поднимали руки вверх, другие втыкали винтовки штыками в землю, поднимая руки вверх.
Та же история, как и у нас, повторилась и на правом фланге. Фронтовая атака также прошла успешно, и противник очистил село. Правильнее сказать, только единицы покинули село. Около трехсот человек было взято в плен. Все они были мобилизованы красными. Полковник Радзевич отправил их под конвоем в Казань для пополнения вновь формирующихся частей.
Наши потери были незначительны. В моем отделении поручик Крац был ранен легко в руку, не пожелал даже пойти на перевязочный пункт и остался в строю. Второй взвод потерял двух офицеров убитыми, и один был ранен в плечо.
Фронтовая атака прошла блестяще. Говорили, что это была незабываемая картина. Офицеры шли в атаку с винтовками на ремне — так, как будто они шли на прогулку. Красные не выдержали такой доблести и, по-видимому, от неожиданности такой картины побросали свое оружие!
Прежде чем отправить пленных, некоторых из них допросили. Согласно их показаниям, к ним на помощь пришли латыши и они находятся в селе, на другой его стороне.
К занятой нами позиции подтянулись все взводы, объявлена получасовая передышка, «а ночевать будем в селе!». Наш командир был в этом уверен, да и мы все. Наша застава с дозором тронулась в направлении села. Пока все спокойно, кажется, что красные оставили село, а пленные врали.