а дня бился, имея фронт, повернутый на восток. В этом же направлении имела фронт и вся 1-я армия. Он знал, что творится что-то неладное, что еще вечером предыдущего дня, когда он вел бои под Лужками и в районе Германовичей, на юге бой начал стихать и что в связи с этим у него обнажился правый фланг. Теперь, направляясь к югу, он должен был идти перед фронтом противника – если бы тот двигался, как прежде, на запад. Но именно с этой стороны его в течение всего дня абсолютно никто не беспокоил. Поэтому ничего удивительного, что когда вечером и ночью в Дуниловичах он обдумывал свое положение, то пришел к выводу, что он, собственно говоря, находится в тылу противника, который всей своей массой двинулся на юго-восток в направлении Молодечно. Ведь он имел в своем распоряжении целый день 6-го, а может, даже и часть предыдущего дня, 5 июля.
К такой оригинальной обстановке привела неудачная седанская операция. Сильная группировка, составляющая третью часть нашей армии, для которой готовился Седан, группировка, к тому же наиболее подверженная седанским замыслам противника, группировка, начавшая отступление в последнюю очередь, – эта группировка в течение целого дня остается свободной как птица, вольной принимать любые решения и выбирать любое направление своего перемещения. Если марш генерала Енджеевского продемонстрировал полное банкротство седанской идеи, то генерал Желиговский со своими двумя дивизиями настолько явно ее опроверг 6 июля, что иногда я начинаю сомневаться, а существовал ли вообще когда-нибудь у п. Тухачевского этот замысел.
Позже генерал Желиговский спрашивал меня несколько раз, как я оцениваю его решение отступать дальше на запад, так как, по его словам, он долго колебался, прежде чем решиться на это. Он думал, что, может, следовало бы воспользоваться такой необычной ситуацией в тылах противника и, имея в своем распоряжении хороших солдат, ударить по этим тылам, наделать там паники. Центром этих тылов он полагал самый крупный населенный пункт тех мест – Глубокое. Такая мысль упорно преследовала генерала Желиговского весь день 6 июля. Законы анализа военной обстановки подчиняются своей логике, и все попытки ответить на вопрос «что было бы, если бы», хоть и являются бесплодными с исторической точки зрения, тем не менее позволяют вникнуть в нее более глубоко, понять цель тех или иных перемещений войск и смысл приказов полководцев. Поэтому позволю себе несколько подробнее остановиться на весьма оригинальной ситуации, в которой оказался генерал Желиговский, и на возможных в этих условиях вариантах использования полной свободы выбора, которая ему предоставилась 6 июля. Пользуясь правом аналитика, перенесу принятие решения не в Дуниловичи, а в Мосарь, когда генерал Желиговский стоял на отдыхе и после выхода из лесов над Десной впервые почувствовал окружавшую его пустоту. Такое мое допущение вполне реально – генерал Желиговский с таким же успехом мог размышлять о своих дальнейших действиях в Мосаре или его окрестностях, как и в Дуниловичах. И здесь и там он был в абсолютно одинаковом положении, а марш на Дуниловичи мог его только укрепить в мысли, что он оказался в тылу противника.
Для анализа обстановки мне кажется целесообразным освободить генерала Желиговского от какого бы то ни было давления 4-й армии п. Сергеева. Потому что только 6 июля вечером дивизии п. Сергеева вышли на линию Мосарь – Шарковщизна, да и то лишь своими авангардами. Таким образом, весь день 6 июля генерал Желиговский был абсолютно свободен с этой стороны. И если бы после длительного отдыха под Мосарем, который был просто необходим его дивизии, примерно около полудня генерал Желиговский решился ударить по якобы тылам в направлении Глубокого – то что бы из этого вышло? От Мосаря до Глубокого примерно 20 километров. Это где-то 5 часов марша с необходимыми предосторожностями. Значит, около 5 часов он был бы в районе Глубокого и нашел бы там небольшую группу конницы – кубанскую бригаду, которая, судя по описанию п. Сергеева, не отличалась тогда боеспособностью и очень неохотно вступала в бой. Кроме того, с севера, со стороны Лужков, сюда подходила своими авангардами, а может, и крупной колонной, так как шла походным маршем, 54-я советская дивизия, как раз та самая дивизия, которая еще вчера безуспешно атаковала генерала Желиговского на его правом фланге под Лужками. Я нисколько не сомневаюсь, что в этом случае генерал Желиговский имел все шансы успешно ударить по этой дивизии, застав ее врасплох на марше, и тем самым помешать выполнению крупного маневра 15-й армии. Эта дивизия была правофланговой в 15-й армии и в соответствии с приказами и основной идеей замысла п. Тухачевского заходила как правое плечо армии длительным 30-километровым маршем, изменяя в этот день направление от Лужков с западного почти на южное. На схеме п. Сергеева она показана занимающей 6-го вечером Глубокое на правом фланге 15-й армии. Учитывая записи п. Сергеева, содержащиеся на странице 59 его труда, я имею право предполагать, что именно в этот день 15-я армия перестраивалась в новый боевой порядок, который гарантировал, что под вечер 6 июля в районе Глубокого генерал Желиговский не встретит никого, кроме 54-й дивизии. Пан Сергеев пишет, что после сражения 15-я армия сосредоточилась для дальнейшего маневра, и добавляет: «Еще от Глубокого армия имела в первой линии 54, 33-ю и 11-ю дивизии, а во второй – 4-ю и 16-ю». Если 54-я дивизия была правофланговой в Глубоком, то 33-я и 11-я должны были находиться где-то восточнее в районе железной дороги Полоцк – Молодечно и не имели возможности в течение всего дня 6 июля чем-либо помочь 54-й дивизии. В свою очередь, 26-я должна была быть глубоко в тылу и также до ночи не могла оказать влияния на обстановку.
Я не хочу утверждать, что своим ударом генерал Желиговский коренным образом изменил бы ход событий в нашу пользу, но это несомненно заставило бы противника потерять по крайней мере половину следующего дня, а может, и больше, в его маневрах.
После такого короткого удара генерал Желиговский, убедившись, что он вовсе не находится в тылу противника, мог бы совершенно спокойно отступать в направлении озера Мядзёл, к которому он и так вышел на следующий день, 7 июля, без всякого давления со стороны противника. У п. Сергеева его 18-я дивизия достигает озера Мядзёл только 10 июля вечером. Значит, для своего отхода генерал Желиговский имел достаточно времени.
Я задержал внимание читателя на этом характерном эпизоде потому, что он очень наглядно показывает обстановку, в которой находились обе стороны 6 июля, когда бои на всех участках шли на убыль. Это день, когда после неудачного Седана противник вне контакта с нами осуществлял маневры с целью перегруппировки своих сил. Этот день был нам, так сказать, подарен, и мы также имели время для маневра.
Итак, первое сражение 4, 5 и 6 июля завершалось.
Но оно было и началом новых неудач на Северном фронте, которые кончились лишь спустя полтора месяца нашей победой под Варшавой. Исход этого сражения еще долго тяготел над нашими войсками, и освободиться от такой тяжести мы смогли с величайшим трудом. Это может показаться странным, потому что, как мне кажется, оно не было решающим и, собственно говоря, отнюдь не свидетельствовало о победе противника. Наоборот, его намерение окружить нашу 1-ю армию и полностью ее уничтожить потерпело абсолютное фиаско, потому что оба фланга (4-я и 3-я армии) были сравнительно легко остановлены. Но факт остается фактом. После такой полупобеды наши войска почти без сопротивления все быстрее и быстрее откатываются назад, так что через месяц оказываются у стен столицы, расположенной почти в 600 км в тылу. Одно описание и мой предыдущий анализ этого сражения не могут объяснить это явление. Слишком незначительной кажется причина, вызвавшая такие грандиозные последствия, и разум стремится искать глубже, дальше. Поищем же у противника.
Пан Тухачевский над этим сражением размышляет мало. Он считает его одним из эпизодов и, как я уже указывал, даже не упоминает о своем главном плане, описание которого мне удалось найти только у п. Сергеева. Он кажется полностью довольным собой и своими войсками и вопреки фактам спокойно утверждает, что его войска выполнили все поставленные задачи в указанные сроки. Пан Сергеев придерживается противоположного мнения. О действиях своей 4-й армии он не пишет так хвалебно, а в конце своей книги в качестве приложения приводит свой приказ от 7 июля, в котором дает хороший нагоняй своим подчиненным. Характерны некоторые абзацы: «Командование 164-й бригады не проявило инициативу и решительность. Весь день 5-го она топчется на одном месте под предлогом неполучения приказов и тем самым задерживает движение 53-й дивизии. Эта последняя вышла из района Шарковщизны с опозданием на целые сутки и также топталась 5 июля на одном месте, имея в резерве целых 5 полков. После занятия Шарковщизны 53-я дивизия неизвестно зачем двинулась в направлении Стуканы, то есть в тыл 12-й дивизии». И несколько далее категорически добавляет: «Требую прекратить постоянный страх за свои фланги и перестать учитывать моральное состояние противника. Не допускаю наперед, чтобы отдельные роты разбитого противника, не успевшие еще удрать, принимались за свежие полки, которые угрозой удара задерживают движение целых наших дивизий». Так правдивый п. Сергеев говорит о 5 июля, когда наша 8-я дивизия, будто бы «рассеянная», «разгромленная» и «раздавленная», сорвала с севера все седанские замыслы.
Что касается другого, южного фланга, то 3-я армия, по словам п. Тухачевского, как ей и было приказано, 5 июля заняла Докшицы, а 6-го – Парафьяново. На самом же деле сопротивление первой литовско-белорусской дивизии задержало 3-ю армию настолько, что, как пишет п. Сергеев на странице 52, район Парафьяново был занят ею только 8 июля, то есть тогда, когда с нашей стороны там могли быть только последние дозоры арьергардов.
Для п. Тухачевского эти факты не существуют, он уверен, что разгромил и смял противника, и это ему, видимо, заменяет неудавшийся Седан. О том, насколько п. Тухачевский не ориентируется в результатах действий своих войск, можно судить по его приказу, отданному в Смоленске 7 июля в 9.40 утра. Данные о противнике он коротко излагает в начале приказа: «Главные силы разгромленного противника беспорядочно отхлынули в направлении Постав» (приложение № 10, стр. 122, Сергеев, цит. работа). Но мы знаем, что, к сожалению, в этом естественном направлении главные силы 1-й армии не пошли вовсе, потому что 5-го пополудни приказом генерала Шептицкого они были направлены в совершенно ином направлении – на Парафьяново и Молодечно. А на поставское направление (позволю себе выразиться в стиле моего противника) вышли, и то случайно, только две дивизии – 10-я и 8-я генерала Желиговского, который, будучи полностью свободным от какого-либо давления со стороны противника, намеревался через некоторое время атаковать его войска.