ке для какого-либо маневра. 15-я армия приняла такое построение для марша еще от Глубокого, имея в первой линии 54, 33-ю и 11-ю дивизии, а во второй за флангами – 4-ю и 16-ю. После двух-трех переходов головные дивизии заменялись тыловыми, резервными, чем достигалась значительная экономия сил пехоты». По моему убеждению, такой порядок не мог обеспечить быстроту марша; армия, состоящая из пяти пехотных дивизий с артиллерией и обозами, совершающая марш, как будто это полк!
Вдобавок ко всему она должна была через определенное время заменять авангард. Это должно было сопровождаться «экономией сил пехоты», но зато и огромной потерей времени – каждый раз по крайней мере половины, а то и целых суток. Такая армия ползет как черепаха по сравнению с борзой, спущенной со сворки в погоню, как это было в случае с северной 4-й армией… Черепаха и борзая, ко всему прочему, удаляющиеся друг от друга, – не товарищи в беге, они не в состоянии одновременно или хотя бы почти одновременно прийти к цели.
Стратегическая ошибка генерала Шептицкого и странная несогласованность целей и маневров двух советских армий – все это привело к чрезвычайно оригинальной битве за Вильно. Эта битва, как и бои 4 и 5 июля, не имела промежуточного, тактического значения, но достигла вершин стратегии. Причудливая и оригинальная, она, несмотря на ее большое влияние на ход всей кампании, совсем не принадлежит к области военного искусства, потому что с ней не были связаны замыслы и намерения ни одного из двух командующих фронтами – ни ген. Шептицкого, ни п. Тухачевского. Первый из них намеренно всеми способами старается ослабить этот участок так называемых оборонительных линий, уменьшая там плотности войск, и, видимо, не имеет ни намерения, ни желания давать или принимать там более или менее значительное сражение. В свою очередь п. Тухачевский, как нам известно, после неудавшегося Седана, поверив в «разгром», «рассеивание» и «раздавливание» якобы в панике убегающего противника, бросает на это направление свою самую слабую, поредевшую и рассыпанную на большом пространстве армию. Свои же главные силы, сжатые в решающий кулак, он не торопит; уверенный в себе, festinat lente (спешит не торопясь – лат.) черепашьим шагом, отыскивая место для принятия окончательного решения. Где-то должна восторжествовать великая стратегия; где-то прошумит своими крыльями Нике, от имени Марса и Минервы одаривая победой и наказывая поражением, – так хотят оба командующих. И им совсем некстати такой неожиданный поворот событий, когда судьба даже не сражения, а всей войны решается не там, где они определяют. Почему фортуна распорядилась именно так? Может, для утешения огорченного предыдущим боем п. Сергеева? Ибо в этой битве за Вильно крылатая Нике возложила ему на голову лавровый венок победителя.
Однако прежде чем получить эти лавры, п. Сергеев должен был прийти под Вильно, совершив марш, но вовсе не такой удачный, как он старается показать в своей книге, приукрашивая его словами и выражениями, создающими впечатление великолепия, – так делают всегда, когда отсутствие содержания хотят компенсировать красноречием. Действительно прекрасная по другим соображениям, здесь книга п. Сергеева пестрит, к сожалению, высокопарными выражениями, как, например, «плацдарм». На пути марша под Вильно лежит мой родной уезд – Свенцянский. Я никогда не предполагал, что он так богат такими стратегическими прелестями, как «плацдармы». Плацдармы, оказывается, есть в нашем уездном городке Свенцянах, плацдармы есть и под Свиром. Но и Свенцяны, где есть только малюсенькая узкоколейка, и прекрасный городишко Свир с его старинным замком, за все время своего существования вообще никогда не слышавшим паровозного гудка, слишком мелки и незначительны, в том числе и в военном отношении, чтобы кто-то в XX веке мог считать их важными стратегическими объектами – «плацдармами». Местные обыватели могут гордиться! Мы видели Ореховку, заменяющую надменный Смоленск в богатом воображении п. Тухачевского, мы видели ряд проволок и пару окопчиков, которые вынудили наше высшее командование приказать 7-й батарее 14-й литовско-белорусской дивизии открыть ураган заградительного огня 24 снарядами; поэтому ничего удивительного, что и войска п. Сергеева, преследующие «раздавленного» врага, очень осторожны на земле славного Свенцянского уезда, где их подстерегает столько «плацдармов». Хоть эта армия и должна была быть борзой, спущенной со сворки, но она особенно не торопится. Вот слова самого командующего п. Сергеева: «Приказ был получен конным корпусом по беспроволочному телеграфу, но выполнен не был» (стр. 53 цит. соч.). «164-я бригада весь день 8 июля простояла на месте в окрестностях Замоша». Потом двинулась, по словам п. Сергеева, совершенно не в том направлении. Движение кавалерии п. Сергеев характеризует так: «Она продвигалась очень медленно широким фронтом» (стр. 54), объясняя это следующим образом: «Незначительные стычки с кавалерией противника (наш 13-й виленский полк уланов) и с его отходящими малыми пешими группами (наш так называемый слуцкий полк) сильно задерживали продвижение конной массы» (стр. 54). А вот описание п. Сергеевым действий его пехоты и кавказской кавалерии: «Несмотря на панику, распространившуюся в тылах противника в связи с появлением нашей конницы в окрестностях Видзе и Дукшты, полякам удалось кое-как организовать сопротивление на германских позициях, причем в районе южнее Постав до озера Мядзёл это сопротивление оказалось достаточным (это была наша “рассеянная” 8-я дивизия), чтобы задержать кубанскую кавалерию до вечера 9 июля, т. е. до подхода 18-й дивизии». Движение 4-й армии очень напоминают топтание на месте во время седанского маневра 4 и 5 июля. Вновь потеря времени, целых дней, медленные движения черепахи, когда надо быть борзой. В это время против армии п. Сергеева еще действуют три наши дивизии. На правом фланге 10-я дивизия ген. Желиговского, в центре 8-я дивизия полковника Бургардт-Букацкого и на северном фланге медленно подтягивающаяся 2-я литовско-белорусская дивизия ген. Борущака с неполным полком виленских улан. Но при отступлении к Вильно 10-я дивизия уже отходит – для более важных задач – на юг, чтобы занять позиции южнее озера Свирь в проволочном раю – германских окопах. Против 4-й советской армии остаются вне окопов две наши дивизии, находящиеся, таким образом, в худшей тактической ситуации, но зато в стратегическом отношении наделенные, а может, обремененные, необычайной растянутостью фронта в целых 100 километров от озера Свирь до местечка Дубинки. И тем не менее! Если бы они еще и двигались! Ведь есть же опасные плацдармы! И войска п. Сергеева снова начинают топтаться на месте. 11 июля на севере нашего фронта под Вильно начинается, как пишет п. Сергеев, «трехдневный бой на Вильне». Итак, по его словам, 11 июля близ Подбродья конница встретила «сильное сопротивление противника и вела сдерживающий бой», ожидая подхода остальной конницы и пехоты.
В тот же день 11 июля 53-я и 12-я дивизии, растянутые на широком фронте, убедились в том, что «противник прочно удерживал позиции по всей линии реки Вилия и отражал все попытки наших (советских) войск овладеть переправами». Далее, на юг, было не лучше. Кубанская кавалерия настигла пехоту противника уже в районе городка Свир и, отыскивая его фланги, установила, что по всей линии реки Страги, от Свира до Михалишек, укрепились войска неприятеля, который занимал позиции также и за р. Вилией западнее Михалишек. Пока не удалось! «Но, – пишет п. Сергеев, – после подхода 18-й дивизии положение не улучшилось. Несколько атак на городок Свир было отражено, и командир дивизии принял решение подтянуть тяжелую артиллерию». Преследование остановилось. Общее впечатление у п. Сергеева было такое, что мы решили оборонять Вильно; это свое предположение он основывал – о, ирония судеб и полководцев! – «на достаточно плотной группировке сил противника» на линии реки Вилии и на Свирском «плацдарме». По мнению п. Сергеева, битва за Вильно продолжалась три дня и во многих местах приобрела характер «затяжных и упорных боев»; она началась 11 июля и закончилась взятием Вильно 14 июля.
Однако факт, что все эти три дня бои вели две самые слабые в нашей армии дивизии. Факт, что одна из них – 2-я литовско-белорусская – в эти дни даже перешла в наступление, и белостокский полк занял станцию Подбродье в 10 километрах от линии Вилии. Факт, что две наши дивизии стояли не в плотной группировке, а, наоборот в чрезвычайно разреженной, находясь по сравнению со всеми другими войсками ген. Шептицкого в самом неблагоприятном стратегическом положении. Если враг не смог «рассеять» эти дивизии в предыдущих боях, хотя свято в это верил, то их «рассеяло» стратегическое построение фронта, обрекшее их в течение трех дней вести бои вне окопов и проволочного рая на фронте почти 100 километров!
А что же в это время, 11 июля, делают другие, более счастливые дивизии, имеющие, волей приказа, более плотный боевой порядок, прикрытые раем окопов, опутанные колючей проволокой, где и днем-то заблудиться можно? Посмотрим по очереди с севера на юг. Соседняя 10-я дивизия, сдвинутая с естественного пути отхода на Свир и Михалишки, часто по бездорожью, еще 10-го пополудни или к вечеру достигает линию окопов без какого-либо контакта с противником. Весь день 11 июля проходит там спокойно. Южнее стоит 17-я дивизия. И она 11 июля контакта с противником не имеет. Еще дальше 11-я дивизия совершает 11 июля форсированный марш-отход и опять-таки без контакта с противником довольно благополучно достигает истого проволочного рая под Богдановом. Дозоры, высланные 12-го перед фронтом дивизии, вернулись утром 13-го, нигде не встретив противника. И наконец, самая южная дивизия 1-й армии, 1-я литовско-белорусская, 11 июля занимает окопы южнее Богданова, также не встретившись с противником. Итак, 11 июля, когда п. Сергеев со всей своей армией констатирует «повышенную плотность» войск неприятеля, но не в окопах, а практически в чистом поле, наполненном, однако, «плацдармами», а его войска по старой привычке начали топтаться на месте, главные силы нашей 1-й армии в блаженном спокойствии вкушают прелести окопного и проволочного рая на старых германских позициях, построенных когда-то ценой уничтожения литовских лесов, а также огромным трудом промышленно наиболее развитого государства Европы – Германии.