5 августа поляки коротким контрударом расширили свой плацдарм перед Бродами и отбросили 45-ю стр. дивизию к востоку от меридиана Радзивиллова.
6 августа принесло новое изменение в обстановке: некоторое количество польских дивизий, в том числе и 18-я пех. дивизия, отправлялись на главный театр военных действий. С этого момента Польско-Украинский фронт приобретал лишь значение заслона, в задачу которого входило только «сковывание сил противника в целях облегчения положения Северного фронта»[73].
Пользуясь ослаблением фронта противника, командарм 1-й конной, заслонившись со стороны Брод, решил выдвинуться вновь на фронт р. Стырь и вывести в армейский резерв для приведения в порядок две наиболее пострадавшие дивизии – 4-ю и 11-ю. Равным образом пришлось снять с фронта и отправить в тыл для приведения в порядок и 47-ю стр. дивизию, боеспособность которой оставляла желать много лучшего[74].
Встречные бои Конармии и 2-й польской и левого фланга 3-й польск. армий настолько поучительны под многими углами зрения, что мы, прежде чем перейти к дальнейшему изложению, остановимся на тех выводах, которые являются наиболее существенными.
Мы рассмотрим всю операцию с двух точек зрения: с точки зрения морального состояния сил обеих сторон и с точки зрения работы управления и командования.
В одном из наших предшествовавших выводов мы имели уже случаи отметить, что Конная армия фактически являлась маятником, регулировавшим ход главнейших операций Юго-Западного фронта. Бродская операция в августе 1920 г. лишний раз подтверждает это положение.
Она протекла на фоне морального и материального истощения пехоты обеих сторон, действия которой явились во всех отношениях соподчиненными действиям кавалерии. Исключением, правда, является со стороны противника 18-я пех. польская дивизия, активность которой явилась значительным фактором конечного успеха операций для поляков.
Насколько можно видеть из описания даже самих польских авторов (подп. Арцышевский), процесс разложения, называемый ими изнурением, особенно глубоко захватил части 2-й и 3-й польских армий.
Действительно, из описания операций на реках Икве и Стыри мы неоднократно можем видеть, как польские дивизии легионеров то не выполняют боевые приказы, то ограничиваются лишь обозначением их выполнения, стремясь к отступлению при первой возможности. Некоторые рокировки польских частей вдоль фронта можно, на наш взгляд, объяснить именно стремлением к вытягиванию на важнейшие направления или для активных задач наиболее сохранившихся частей.
Наконец, некоторые польские части, как, например, 105-й пех. полк, пребывали в состояния полного морального разложения и разбежались при первых же выстрелах[75].
Историческая объективность заставляет признать, что и некоторые части красной пехоты проявили в описываемой операции малую боевую устойчивость, что можно объяснить, главным образом, чрезвычайной малочисленностью старых кадров, выбывших в предшествующих боях, и непереваренностью в соку боевой обстановки вновь прибывающих укомплектований.
В нашем описании мы отметили три фазы, на которые можно разделить всю Бродскую операцию: инициатива сохраняется всецело у командования красной Конной армии, инициатива переходит в руки противника, инициатива вновь возвращается к командованию красной Конной армии.
По времени эти периоды распределяются так: первый с 21 июля по 30 июля; второй с 31 июля по 2 августа; третий с 2 августа по 5 августа и, наконец, последний с 6 августа.
В первый период обстановка наиболее благоприятствовала Конной армии. 2-я и 3-я польские армии только что приступили к перегруппировке, которая должна была закончиться лишь к концу дня 29 июля. Однако в день 27 июля, являвшийся в силу изложенного обстоятельства наиболее благоприятным для прорыва через р. Стырь, из всех дивизий Конной армии, по крайней мере, судя по официальному описанию ее действий, работают только две: 4-я, 11-я и отчасти 6-я, причем 11-я кав. дивизия имеет дело главным образом с частями левого фланга 6-й польской армии. Таким образом, 27 июля Конная армия упускает случай нанести отдельное поражение 4-й польск. кав. бригаде и форсировать р. Стырь на участке от Берестечка до Станиславчика главными своими силами.
Эта возможность не упущена еще и 28 июля, когда 4-я кав. дивизия с боем форсировала р. Стырь, отбросила 4-ю польскую кав. бригаду и рассредоточилась по левому берегу Стыри к северу, а 11-я кав. дивизия в это же время не менее успешно действует прямо в западном направлении, временно захватывает г. Буск, но скоро выбивается из него частями 18-й пех. польск. дивизии, причем в это время 6-я кав. дивизия бездействует в силу причин, установить которые из официальных источников нам не удалось. Равным образом не получает никакого назначения и армейский резерв – кав. бригада особого назначения. Благодаря этим обстоятельствам в день 28 июля не удается развить успеха, достигнутого 4-й кав. дивизией. Начиная с 29 июля обстановка для Конной армии становится менее благоприятной: командарм 2-й польск., очевидно, обеспокоенный продвижением 4-й кав. дивизии по левому берегу Стыри, решает в этот день начать наступление, не дожидаясь полного сосредоточения своей армии.
Боевая консистенция его войск, очевидно, такова, что требуется принять особые меры по обеспечению активной операции этой армии, направляемой из района Берестечка на фронт Броды – Радзивиллов. Для этой цели предназначается целая 1-я пех. див. легионеров, на которую возлагается, в сущности, чисто пассивная задача: обеспечивать левый фланг активной группы 2-й польск. армии, наступающей на Броды и Радзивиллов. Лишь благодаря частному почину начальника 1-й пех. див. легионов в дальнейшем эта дивизия проявляет, подобно 18-й пех. польск. дивизии, значительную долю активности, результатом которой является выход из фокуса решительных действий в дни кризиса операций нашей 14-й кав. дивизии и 47-й стр. дивизии, которые оказываются оттесненными к востоку от района Броды – Радзивиллов.
Чтобы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем, отметим ту значительную роль, которую в назревании кризиса операции сыграла активность, проявленная 18-й пех. польской дивизией и ее начальником ген. Крайовским в день 2 августа и во все предшествующие дни боя. Этими действиями был не только прочно связан левый фланг Конной армии, но к нему даже были оттянуты, как мы видели, силы с правого фланга 1-й конармии, что значительно облегчило ударной группе 2-й польской армии выполнение ее задачи.
Но если действующие на флангах ударной польской группы дивизии все время в значительной мере проявляли свою активность, то нельзя того же сказать про эту группу, особенно судя по ее действиям за день 29 июля: в этот день польские 1-я кав. дивизия и 6-я пех. дивизия легионеров, которые, в сущности, должны были сыграть решающую роль, проявили полную бездеятельность, причины которой лишь отчасти выяснены польским официальным источником, который в отношении 6-й пех. див. причиной ее бездействия указывает выжидание установления связи с 1-й пех. дивизией легионеров, а в отношении бездействия 1-й кав. дивизии умалчивает вовсе[76].
Таким образом, хотя объективные условия в день 29 июля начали более благоприятно складываться для противника, но в силу субъективной причины – пассивности польской ударной группы 2-й армии – Конная армия и в этот день достигла некоторого успеха опять-таки над 4-й польской кав. бригадой, который мог бы быть значительно весомее, если бы в этот день большую активность проявила на этот раз наша 4-я кав. дивизия, которой сильный дождь помешал достигнуть Радзехова.
Следует признать, что командование Юго-Западного фронта в своей телеграмме за № 657/сек./4268/оп. вполне правильно указывало Конной армии на известную медлительность, проявленную ею в первые дни операции.
30 июля характеризуется как последний день, в который Конармия могла рассчитывать на достижение успеха благодаря ошибкам своего противника.
Однако план действий командования Конной армии и на этот раз предусматривал решительные действия лишь для двух своих дивизий (4-й и 6-й), на которые притом уже пала вся тяжесть боев предшествующих дней. Эти дивизии должны были действовать опять-таки в расходящихся направлениях, причем им ставились весьма обширные в пространстве задачи. Операция должна была бы сорваться в силу несоответствия сил поставленным целям, однако она едва не удалась благодаря ошибкам командования 2-й польской армии, которое допустило разделение главных сил своей конницы (4-я кав. бригада и 1-я кав. дивизия) болотистой долиной реки Стыри на две части, благодаря чему 4-я польская кав. бригада, наткнувшись на превосходящие силы наших двух кав. дивизий, потерпела поражение и в беспорядке была отброшена далеко на север за реку Безыменную.
Угроза тылу, а вернее штабу 2-й польской армии, вынудило командование последней оттянуть на левый берег реки Стырь и 1-ю кав. дивизию, продвижение которой, впрочем, было задержано упорным сопротивлением бригады нашей 6-й кав. дивизии, оставшейся на правом берегу Стыри.
Таким образом, к концу дня 30 июля между внутренними флангами 2-й и 6-й польских армий продолжал существовать обширный прорыв, в который глубоко проникли части нашей конницы.
Это обстоятельство, по-видимому, не было известно командованию 1-й конармии, внимание которого было привлечено событиями на ее флангах, особенно левом, где противник проявил значительную долю активности. Изучение распоряжений на 31 июля и обстановки в этот день представляет весьма интересную картину. Как мы уже отметили, наше командование действовало под влиянием событий, происшедших на его левом фланге, из-за активного вмешательства в операцию 1-й конармии левого фланга 6-й польск. армии: 18-й пех. дивизии (занятие целого ряда селений и глубокое проникновение 36-й пех. бригады в тыл нашей прорвавшейся группы), а польское командование было серьезно обеспокоено нашим глубоким распространением по левому берегу р. Стырь.