(Тот же источник; разговор наштарма 12‑й с начоперупрепом.) В своем разговоре с начоперупресп наштарм 12‑й жалуется на деятельность банд в ближайшем тылу войсковых частей 12‑й армии, в чем видит одну из причин скорой потери связи с войсковыми частями: «Конница совместно с бандами, при участии некоторого числа железнодорожников, обходила фланги наших частей, заходила в тыл и уничтожала телеграфно-телефонную проволоку и взрывала пути». Далее наштарм 12‑й констатирует особую устойчивость 7‑й стр. дивизии под командой тов. Голикова и 1‑й Галицкой стр. бригады, понесшей потери до 40 %. Командованию 12‑й армии в момент этого разговора все еще не известна была судьба Казатина, хотя ему было уже известно, что два полка 172‑й стр. бригады (ранее направленной на Казатин) обнаружились в районе м. Калиновка и им приказано было следовать на ст. Бровки. Тем не менее командование 12‑й армии предполагало, удерживая 44‑й стр. дивизией узлы Казатин, Калиновка и группируя за нею части бригады ВОХР и Киевского гарнизона, прикрыть казатинское направление, а прочие части армии сосредоточить на южных направлениях, с тем чтобы создать плацдарм для действий подходящих подкреплений. Наблюдение за Днепром между устьем р. Припяти и Кременчугом возлагалось на Днепровскую речную флотилию. Хотя объективные условия обстановки не благоприятствовали каким-либо наступательным операциям 12‑й армии, командование ее не оставляло мысли об организации контрманевра из района Фастова, куда к 30 апреля предполагалось перебросить 21‑ю стр. бригаду 7‑й стр. дивизии и согласно директиве командюза возлагались надежды на прибытие 63‑й стр. бригады 21‑й стр. дивизии. Однако наштарм 12‑й констатировал, что «никаких ресурсов для пополнения дивизий в армии нет». – «Местные мобилизации, – добавлял он, – дают лишь бандитов, а не боевой материал». Численный состав 12‑й армии, наштарм до начала польского наступления определял вместе с галицкими частями в 8000 штыков, 1200 сабель при 130 орудиях. Запасного оружия в армии также не было (источник тот же).
Взаимоотношения сил обоих противников на участке решительного удара 3‑й польской армии, непредвиденные обстоятельства в виде мятежа двух Гал. бригад, во времени совпавшем с началом польского наступления, разброска сил 12‑й армии в пространстве, разрушительная работа банд в ее тылу, являлись теми условиями, которые собственно уже 26 апреля предопределили исход сражения не в нашу пользу. В силу этих причин не было никаких данных и на успех каких-либо контрманевров наличными силами 12‑й армии; если бы они и были начаты согласно отдаваемым приказам, они бы повлекли за собою еще большее распыление слабых частей этой армии. Но в силу причин, указанных выше, ни один из приказов командования 12‑й армии фактически не осуществился. События на фронте армии развивались своим чередом вне зависимости от отдаваемых приказов и в дальнейшем свелись к отходу ее частей к линии р. Днепр с временной задержкой на попутных рубежах. Командование 12‑й армии оценило обстановку так, как она сложилась в действительности уже 29 апреля.
Его оперативный приказ № 32/оп., помеченный 29 апреля, предусматривает лишь организацию разведки и наблюдения в промежутке между p. Припять, Днепр и линией железной дороги Коростень – Киев и упорную оборону прочих войсковых частей в занятом ими положении. Причем остатки 47‑й стр. дивизии выводятся в резерв в район Киева[161].
События на фронте 12‑й армии в связи с событиями на собственном фронте вынудили и командование 14‑й армии отказаться от частных контратак на своем фронте, которые местами увенчивались успехом, и принять меры к общему отходу армии на восток. Приказом № 39 командарм 14‑й тов. Уборевич указал своей армии, приняв все меры скрытности и ведя арьергардные бои для приведения себя в полный порядок и создания более выгодных условий для активной обороны, отойти в район Красное, имея правый фланг по линии р. Буг; далее фронт должен был проходить на Нижнюю Мурафу и ст. Мурафу[162].
События на фронте 12‑й армии вызвали следующие указания командюза командованию 12‑й армии: «Наступление поляков все же не носит решительного характера… Части 12‑й армии после первого натиска противника начали беспорядочный отход, потеряли всякую связь не только между собою, но и с армейским командованием, не установив таковую до сих пор, несмотря на то что перед частями центра и правого фланга, судя по донесениям штарма, обнаруживаются только лишь небольшие конные и пешие части противника… приказываю:
1) безотлагательно самыми решительными мерами установить прочную связь штарма с дивизиями;
2) восстановить полный порядок и строжайшую дисциплину в армии и т. д.»[163].
Эти указания констатировали факты, но условия обстановки, в которых пришлось сражаться 12‑й, оправдывали их возникновение. Только лишь 30 апреля 12‑й армии удалось установить связь с остатками 44‑й стр. дивизии, которые обнаружились в районе г. Сквиры и м. Ружин; им приказано было отходить на Белую Церковь. Обстановка на фронте 12‑й армии привлекла на себя особое внимание штаба Республики. В дни отхода ее к линии р. Днепра произошел ряд переговоров по прямому проводу между начоперупрресп и командованием 12‑й армии. В одном из этих разговоров (без числа, вероятно, 30 апреля) командарм 12‑й высказал следующие свои оперативные предположения: наличными частями – 4000 штыков удерживаться на р. Тетерев, затем на p. Здвиж и Ирпень, а затем драться в Киеве[164].
Бандитское движение на Правобережной Украине в связи с тяжелой обстановкой на фронте 12‑й и 14‑й армий разрасталось. Это вызвало изменение направления 63‑й стр. бригады 21‑й стр. дивизии. Телеграммой наштаюза № 274/сек. от 28 апреля ее приказано было направить в район ст. Цветково-Звенигородка для борьбы с бандитизмом в указанном районе, причем бригада эта все-таки оставалась в непосредственном подчинении командования Юго-Западного фронта[165]. 29 апреля наштаюз запрашивал наштазала телеграммой № 2811/оп./ 279/сек. о том, не будет ли признано возможным активными действиями 16‑й армии в направлении на Чернобыль оказать содействие теснимым частям правого фланга 12‑й армии (источник тот же).
Исходя из общих условий обстановки на польском участке своего фронта, командюз 30 апреля в телеграмме Главкому за № 284/сек./2631/оп. высказывал следующие предположения о дальнейших действиях:
1) главными силами 12‑й армии, продолжая привлекать на себя возможно большие силы противника, упорно оборонять Киевский район; исчерпав все силы сопротивления, эта армия должна была отходить за р. Днепр, имея центр своего управления в Нежине, причем левофланговые части этой армии должны перейти в подчинение 14‑й армии. Эта последняя должна прикрыть все пути на Кременчуг и Одессу, а вместе с тем район сосредоточения и развертывания Конной армии, для чего не допустить продвижения противника южнее линии Триполье – Гайсин – Вапнярка – Ямполь. Конная армия должна была сосредоточиться на правом берегу Днепра не позднее 20 мая примерно на линии Звенигородка, Умань. Если бы к этому времени 14‑я армия не смогла удержаться на указанной ей линии, то районом сосредоточения Конной армии намечался район Елисаветград – Ольвиополь. По сосредоточении Конной армии командюз, предполагал перейти в наступление; частями Конной армии в общем направлении на Ровно и 14‑й армией на фронт Проскуров – Каменец-Подольск[166].
В развитие этих предположений командюз 1 мая отдал директиву армиям Юго-Западного фронта № 011/оп./ 2647/оп. (см. приложение № 2). Тем временем натиск противника на фронте 12‑й армии не прекращался. 1 мая разрозненные части этой армии более плотно группировались: на Киево-Житомирском шоссе в районе м. Макарова по берегу р. Здвиж (сводные отряды из всех частей 58‑й стр. дивизии), на Киево-Ровненской железной дороге в районе м. Фастов (сводные отряды из остатков 173‑й и 174‑й бригад 58‑й стр. дивизии), 7‑я стр. дивизия на правом фланге армии отходила на р. Здвиж, 17‑я кав. дивизия продолжала оставаться в районе м. Дымер. Для установления связи с 44 стр. дивизией приняты были чрезвычайные меры. Член РВС 12‑й армии тов. Муралов, вылетев из Киева на аэроплане, разыскал ее штаб, но выяснил малоутешительные новости: ведя бой в условиях полного окружения, 44‑я стр. дивизия потеряла свои штабы, учреждения и артиллерию и не имела патронов; остатки дивизии, временно утерявшей боеспособность, отводились на Черкассы. 14‑я армия во исполнение приказа командарма 14‑й № 0/39 с боями отошла на фронт: Тывров – ст. Яроценка – Копыстрик – Шаргород и вниз по р. Мурафа до м. Яруга на р. Днестре. В это же время производилась полным ходом эвакуация военных учреждений г. Киева на Кременчуг[167].
Таким образом, уже 1 мая командование Юго-Западного фронта отказалось от попыток взять инициативу в свои руки на польском участке своего фронта и решило перейти к пассивной обороне для выигрыша времени впредь до подхода сильных подкреплений. Это решение вполне отвечало сложившейся на фронте обстановке и вытекало из нее. В уже цитированном нами разговоре от 1 мая Главком тов. Каменев между прочим преподал следующие указания командюзу: довести население до сознания, в каких размерах началась борьба, всемерно стремиться к выигрышу времени, отстаивая каждый клочок земли на правом берегу р. Днепра, и принять меры к усилению 12‑й армии. Со своей стороны Главком направлял в 12‑ю армию кав. бригаду Мартузина, которая находилась уже на колесах. Кроме того, в распоряжение командарма 12‑й Главком направлял 5 мая из Алатыря бригаду в 5000 штыков и бригаду коммунаров с Туркестанского фронта, численностью в 3000 штыков; одновременно с этим из МВО в распоряжение командюза направлялось 2000 пополнения и 2 батальона из караульных частей (источник тот же). 2 мая части 12‑й армии под натиском противника продолжали отход за р. Ирпень, причем 7‑я стр. дивизия перебрасывалась на Фастовское направление. На фронте 14‑й армии царило относительное спокойствие, но зато в тылу ее проявляли усиленную деятельность в районе Ананьев – Балта банды Тютюника