[746]. Как потом отмечал в своих записках Оперпутт: «Арапова околпачили, и живой свидетель существования Треста впоследствии свидетельствовал это сомневающимся зарубежникам»[747].
Как явствует из материалов архивно-следственного дела на П.С. Арапова, хранящегося в ОРАФ УФСБ по Архангельской области, в Советский Союз он прибыл в конце лета 1930 года. Имея при себе документы на Семенова Павла Сергеевича, он поселился в московской гостинице «Старо-Варварская». Целью его приезда стали переговоры о возможном переезде в СССР. Но вероятно, в руководстве ОГПУ уже мало кого интересовал этот вопрос. Потому 3 сентября 1930 года Арапов был арестован[748]. В предъявленном обвинении цель его визита уже звучала совершенно иначе: прибыл в СССР с целью «…сколотить здесь контрреволюционную группу с задачами шпионажа и террора». Следствие тянулось более трех лет, 5 апреля 1934 года (как и Якушеву) Коллегия ОГПУ вынесла приговор —10 лет лишения свободы[749].
Дальнейшая судьба Арапова сложилась трагически. Согласно справке, составленной начальником Соловецкой тюрьмы особого назначения ГУГБ НКВД Раевским, его обвинили в том, что он «…группировал вокруг себя заключенных, бывших аристократов царского времени (террориста Вяземского, фашиста Бестужева-Рюмина и др.)». Помимо этого Арапов систематически занимался контрреволюционной агитацией, утверждая, что менять своих контрреволюционных убеждений не намерен, а «по поводу расстрела троцкистско-зиновьевской банды высказывал соболезнования». Эта краткая справка стала обвинительным приговором. 14 февраля 1938 года особая тройка УНКВД по Ленинградской области вынесла приговор: Арапова Петра Семеновича — расстрелять. В тот же день приговор привели в исполнение[750].
И если Якушев был посмертно реабилитирован в 1957 году, то посмертная реабилитация для Арапова наступила лишь в июле 1989 года (по другим данным, в сентябре 1992 года). Смерть Якушева в лагере и расстрел Арапова приходятся на 1937–1938 гг., но до этих событий было еще далеко — целых восемь лет.
А тем временем бывшего руководителя КРО ОГПУ интересовали уже иные проблемы. В центральном аппарате ОГПУ шла тихая война чекистских группировок. Сам Артузов именовал те годы (1929–1931 гг.) как «томительный период политической борьбы в коллегии ОГПУ за руководство, борьбы, полной недостойных приемов, выдвижения и задвижения своих людей, захвата важных (ведущих) отделов…». Несмотря на столь мрачную характеристику того периода, то время представило нашему герою возможность выбраться из «второго эшелона» и вернуть себе командные высоты в руководстве ОГПУ.
Заместитель председателя ОГПУ М.А.Трилиссер (известный своей ортодоксальной позицией в партийных вопросах), воспользовавшись начавшейся политической компанией против «правого уклона» (а необходимо отметить, что Ягода входил в состав МК ВКП(б), состоявшего в основном из сторонников Бухарина и Рыкова), попытался сместить Генриха Григорьевича с поста зама Менжинского. Действительно, Ягода, используя болезнь председателя ОГПУ, начал активно прибирать к рукам бразды правления органами госбезопасности, чем нажил себе врагов как в центральном аппарате, так и среди региональных чекистов.
Г.Г. Ягода (находившейся к тому времени в отпуске на юге) был обвинен «в отступлениях от генеральной линии партии с правым уклоном». Трилиссер требовал немедленно развернуть в ОГПУ компанию критики и самокритики с целью очистить органы государственной безопасности от недостойных звания членов партии[751].
В создавшейся ситуации Артузов повел себя как человек, который лихорадочно мечется, стараясь приобрести поддержку обеих противоборствующих сторон. Вначале он выступил с критикой Трилиссера, фактически заняв позицию Ягоды. В своем выступлении он заявил: «…Рассмотрение всех материалов оппортунистической практики в районе (т. е. в руках. — Прим. авт.) Центрального Комитета ВКП(б)».
В ответном слове Трилиссер указал на то, что его доклад согласован в руководстве ЦК партии. Услышав подобное, Артузов тут же отказался от своего мнения. Как он впоследствии напишет в одном из своих писем «…я смазал свою позицию и пошел на замирение с Меером Абрамовичем (т. е. Трилиссером. — Прим. авт.)»[752].
Сталин, часто смотревший на интриги в государственном аппарате сквозь пальцы и исповедующий правило «разделяй и властвуй», на этот раз решил уберечь ОГПУ от дрязг и споров. В октябре 1929 года Трилиссера убрали из ОГПУ, направив на работу в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции. Но не встал вождь народов и на позиции Ягоды. Он ввел в руководство ОГПУ чекистов, взгляды которых на Генриха Григорьевича были идентичны взглядам Трилиссера. Работу СОУ ОГПУ (которым ранее руководил Ягода) возглавил Е.Г. Евдокимов, вторым заместителем председателя ОГПУ был назначен С.А. Мессинг. В качестве «сладкой пилюли» для Ягоды стало назначение его первым заместителем Менжинского.
В дальнейшем события сентября — октября 1929 года Артузов стал именовать «трилиссеровской лихорадкой», якобы носившей левацкий и нечекистский характер, а методы, которые использовал Трилиссер, недостойными. Одним словом, «мы исправляем свою линию вместе с генеральной линией партии». Возможно, что в поощрение за столь гибкую политику Артузов и был назначен в январе 1930 года заместителем начальника ИНО ОГПУ СССР.
Однако не только это стало главной причиной перевода Артузова в Иностранный отдел ОГПУ. К этому времени во внешней разведке был начат процесс «концентрации всех сил и средств». Комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) (в составе Л.М. Кагановича, Г.Г. Ягоды и С.А. Мессинга), изучив положение дел в ИНО, пришла к заключению, что необходимо срочно укрепить это подразделение ОГПУ «ответственными партийцами». Комиссия четко определила и основные цели, стоящие в этот период перед внешней разведкой:
а) «…освещение и проникновение в центры вредительской эмиграции, независимо от места их нахождения»; б) «…выявление террористических организаций во всех местах их концентрации»; в) «…проникновение в интервенционные планы и выяснение сроков выполнения этих планов, подготовляемых руководящими кругами Англии, Германии, Франции, Польши, Румынии и Японии»[753]. Для решения поставленных задач руководство страны значительно увеличило бюджет ИНО ОГПУ (до 300 тысяч рублей).
Чистка 1929 года практически не повлияла на состояние дел в руководстве ОГПУ, где с новой силой развернулась война за власть. Против Ягоды выступили Е.Г. Евдокимов, С.А. Мессинг, Л.Н. Вельский (полпред ОГПУ по Московской области), И.А. Воронцов (начальник АОУ ОГПУ). Ключевой причиной нестабильности в руководстве ОГПУ можно считать тот факт, что председатель ОГПУ Менжинский, чекист опытный и профессиональный, как политик не пользовался достаточным авторитетом в высших партийных кругах. К тому же в руководстве ОГПУ оказалось немало чекистов, стремящихся занять фактически пустующее место председателя, полагавших, что их авторитет значительнее выше Менжинского.
«Пустующее», потому что руководитель ОГПУ постоянно болел и выполнял свои обязанности лишь наполовину. В апреле 1929 года у него произошел обширнейший инфаркт, потребовалась срочная госпитализация. Лишь спустя пять месяцев Менжинский сумел приступить к работе на Лубянке. Но и тогда он не смог работать в полную силу. Врачебная комиссия потребовала от председателя ОГПУ: а) работать не более 4 дней в неделю и не более пяти часов в день; б) пятницу, субботу и воскресенье «…проводить в полном отдыхе от служебных занятий»[754]. Но и этот щадящий рабочий график оказался Вячеславу Рудольфовичу не по силам. Вскоре последовало новое заключение врачей: «Тов. Менжинскому совершенно прервать работу на срок от четырех до шести месяцев, придерживаться во время отдыха полного душевного покоя и провести зиму в теплом климате»[755].
Отъезд председателя ОГПУ в теплые края еще больше обострил межгрупповую войну в центральном аппарате. Вероятный будущий председатель ОГПУ Генрих Ягода отбивался от наседающих на него противников. Наиболее активным в этой войне оказался начальник СОУ Е.Г. Евдокимов. Он, как и Трилиссер, считал, что имеет серьезные позиции в Политбюро и ЦК ВКП(б), и это давало ему весомый повод для наступления на позиции первого заместителя председателя ОГПУ.
В создавшейся ситуации позицию Артузова нельзя назвать устойчивой. Он вновь стал метаться между группировками, надеясь получить при победе одной из них свой «кусок пирога». По словам А.И. Кауля (сторонника Евдокимова) они всегда относили Артура Христиановича к «ягодинцам», как и Г.Е. Прокофьева, Я.С. Агранова, Г.И. Благонровова, A.M. Шанина, К.В. Паукера, А.А. Слуцкого, И.В. Запорожца, М.С. Горба и других[756].
В свою очередь и «ягодинцы» не видели Артузова в своем окружении. Он не столь яростно защищал сторону Ягоды и его сторонников, и всегда был готов на то, чтобы «…смазать свою позицию». И подобное поведение Артузова не устраивало Ягоду. Он, имевший слабые позиции в Иностранном отделе и, не слишком надеясь на твердую поддержку со стороны Артура Христиановича, ввел в отдел (в качестве помощника, ставшего впоследствии заместителем начальника ИНО) бывшего помощника начальника ЭКУ А.А. Слуцкого. На Экономическое управление ОГПУ Ягода мог положиться, считая это подразделение чуть ли не своей «личной гвардией». В дальнейшем в уже ягодинском НКВД многие руководящие посты займут именно выходцы из ЭКУ ОГПУ.
Во многом метания Артузова были связаны с тем, что часть большевиков с подпольным стажем (а таких в ОГПУ было немало) считали его «примазавшейся молодежью карьерного типа». Так старые большевики именовали тех, кто примкнул к партии после Октябрьского переворота. Это беспокоило Артузова, он боялся совершить политическую ошибку больше, чем профессиональную. Первая могла поставить жирный крест на его служебной карьере. Оттого всякий раз, когда в руководстве ОГПУ возникала конфликтная ситуация, Артур Христианович метался между враждующими сторонами, попеременно соразмеряя их политический вес, чтобы в нужный момент примкнуть к победителям.