Выступление тяжелым прессом легло на психику присутствовавших там высших командиров и начальников РККА. Одни поспешили откреститься от своих старых товарищей, объявленных врагами народа. Комкор С.П. Урицкий, например, в письменном виде доложил, что он был в неплохих отношениях с Фельдманом, Аппогой, Якиром, Уборевичем, бывал у них дома, «но не то что дружбы, но даже близкого знакомства у меня с ними не было» (Урицкого арестовали в ноябре, а в августе 1938-го расстреляли). Других обуял зуд доносительства, и они начали излагать свои подозрения по поводу как уже арестованных, так и тех, кто еще гулял на свободе.
На заседании Сталин не мог себе отказать в удовольствии лично сообщить комкору К.А. Мерецкову о показаниях Уборевича о том, что он весной 1936 года «завербовал» Мерецкова. Мерецков 7 июня послал Сталину и Ворошилову письмо, в котором не только клялся в верности, но и жалел, что «просмотрел злейшего врага, немецкого шпиона Уборевича», и извалял в грязи своего обвинителя: «Мое личное мнение о нем, как о человеке, которое я имел раньше: интриган, двуличный, грязный в личном быту, трус, барин в отношении к начсоставу. Я имел много разговоров о его личности и знал, что многие его терпеть не могут, в частности тт. Белов, Смирнов, Хрулев; при моих встречах называли его – Уборевича – сволочью…» За Мерецковым, уже заместителем наркома обороны, пришли в июле 1941 года. Его пытали так, что, неожиданно помилованный в сентябре 1941 года, он с трудом мог ходить, и Сталин разрешал ему сидеть при докладах. Мерецков пережил Сталина на 15 лет и написал несколько книг воспоминаний, где ни словом не упоминал о массовых репрессиях.
Через три месяца после ареста следствие получило от Н.И. Бухарина «личные показания». Николай Иванович до сих пор категорически отрицал свое участие в «троцкистско-террористической» деятельности, держался с «замечательной решимостью» (впрочем, его не пытали) и сдался только после того, как следователь пригрозил уничтожить его жену и годовалого сына. Бухарин написал о наличии общего центра «заговорщиков», куда входили и военные – Тухачевский и Корк. На допросе 14 июня, уже после расстрела этих высших военачальников, Бухарин вновь давал показания о составе «центра», но уже исключил из него Тухачевского и Корка: режиссерам всех этих спектаклей, видимо, нужны были иные, «свежие» кандидатуры.
5 июня 1937 года:
Сталин принял Молотова, Кагановича и Ежова. Вместе они из большой группы арестованных в апреле – мае военнослужащих отобрали для судебного процесса по делу о «военном заговоре» Тухачевского, Якира, Корка, Уборевича, Эйдемана и Фельдмана. Для придания делу троцкистской окраски в эту группу были включены Примаков и Путна, действительно поддерживавшие до 1927 года Льва Троцкого. Индивидуальные уголовно-следственные дела на всех этих лиц 5 июня были объединены в одно групповое дело. Состав подсудимых был подобран таким образом, чтобы процесс внес свою лепту в создание атмосферы недоверия к «инородцам», насаждавшейся Сталиным в те годы. Уборевич и Путна были литовцами, Якир, Гамарник и Фельдман – евреями, Корк – эстонцем, Эйдеман – латышом.
Командующий ВВС Северокавказского военного округа корпусной комиссар М.Ф. Березкин докладывал Сталину и Ворошилову, что в «округе на 900 командиров авиации 90 человек исключенных из партии и 150 человек, имеющих различные социально-политические, как у нас выражаются, хвосты».
Арестован заместитель начальника Генштаба РККА комкор Василий Николаевич Левичев. Он был приговорен к ВМН 26 ноября 1937 года и расстрелян в тот же день.
6 июня 1937 года:
В ночь на 6 июня арестован 52-летний поэт Николай Алексеевич Клюев, один из лучших поэтов России, стихами которого восторгались Александр Блок, Николай Гумилев, Андрей Белый, Осип Мандельштам, Сергей Есенин. Советские же идеологи уже в конце 1920-х годов объявили Клюева «отцом кулацкой литературы», «литературным агентом империализма». На долю Николая Алексеевича выпали испытания, похожие на те, что переживал его прямой предок – знаменитый проповедник XVII века протопоп Аввакум. От него же поэт унаследовал и пророческий дар.
Газета «Известия»:
7 июня 1937 года:
Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и Вышинского. В этот же день отпечатан окончательный текст обвинительного заключения по делу о «военном заговоре». 7 июня было предъявлено обвинение Примакову, а 8 июня – Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Путне, Корку, Фельдману по 58-й статье – измена Родине, шпионаж, террор и т. п.
Арестован командир и военный комиссар 17-го стрелкового корпуса комдив Вадим Эдуардович Гермониус. Приговорен к ВМН 8 сентября 1937 года и расстрелян в тот же день.
Арестован начальник ВВС Балтийского флота комдив Михаил Алексеевич Горбунов. Приговорен к ВМН 22 мая 1938 года и расстрелян в тот же день.
Арестован командир 2-го стрелкового корпуса комдив Яков Иванович Зюсь-Яковенко. 8 октября 1938 года приговорен к 15 годам заключения и 5 годам поражения в правах. Умер в заключении 23 марта 1942 года.
9 июня 1937 года:
За три дня до расстрела бывший командующий войсками Киевского военного округа 41-летний командарм 1-го ранга Иона Эммануилович Якир писал И.В. Сталину: «Родной близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей – потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма». На письме Якира имеются следующие резолюции: «Подлец и проститутка. И. Ст.», «Совершенно точное определение. К. Ворошилов», «Молотов», «Мерзавцу, сволочи и б… одна кара – смертная казнь. Л. Каганович».
На следующий день Якир написал письмо Ворошилову, человеку, с которым вместе воевал, которого хорошо знал: «В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, беспомощной и ни в чем не повинной». Ворошилов наложил резолюцию: «Сомневаюсь в честности бесчестного человека вообще». За семьей «присмотрели».
10 июня 1937 года:
Накануне суда над военными состоялся чрезвычайный пленум Верховного суда СССР, который заслушал сообщение Вышинского о деле по обвинению маршала Тухачевского и других высокопоставленных военных в организации «военно-фашистского заговора». Пленум постановил для рассмотрения этого дела образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе девяти человек: председателя армвоенюриста В.В. Ульриха, двух маршалов (В.К. Блюхера и С.М. Буденного), двух командармов 1-го ранга (И.П. Белова и Б.М. Шапошникова), трех командармов 2-го ранга (Я.И. Алксниса, П.Е. Дыбенко и Н.Д. Каширина) и одного комкора (Е.И. Горячева). (Вскоре в застенках НКВД погибли Блюхер, Белов, Алкснис, Дыбенко и Каширин; Горячев покончил с собой 12 декабря 1938 года.)
Несмотря на то что следствие было официально закончено 9 июня, арестованных продолжали допрашивать и вымогать показания на очередных жертв. Так, 10 июня от Примакова были получены показания, компрометирующие трех членов суда: Каширина, Дыбенко и Шапошникова. Тухачевского в последний раз допрашивали рано утром 11 июня – в день суда.
11 июня 1937 года:
Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР на закрытом судебном заседании в Москве вынесло приговор по сфальсифицированному делу об «антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии». В 23 часа 35 минут был оглашен приговор: к расстрелу были приговорены восемь крупнейших советских военачальников: Тухачевский Михаил Николаевич, бывший заместитель наркома обороны СССР, маршал Советского Союза; Корк Август Иванович, бывший начальник Академии имени М.В. Фрунзе, командарм 2-го ранга; Якир Иона Эммануилович, бывший командующий войсками Киевского военного округа, командарм 1-го ранга; Уборевич Иероним Петрович, бывший командующий войсками Белорусского военного округа, командарм 1-го ранга; Путна Витовт Казимирович, бывший военный атташе СССР в Великобритании, комкор; Эйдеман Роберт Петрович, бывший председатель Центрального Совета Осовиахима, комкор; Примаков Виталий Маркович, бывший заместитель командующего Ленинградского военного округа, комкор; Фельдман Борис Миронович, бывший начальник Управления по начсоставу РККА, комкор. На следующий день (12 июня) приговор был приведен в исполнение. Все они были реабилитированы в 1957 году, а Гамарник еще раньше – в 1955-м.
Илья Эренбург вспоминал: «Помню страшный день у Мейерхольда. Мы сидели и мирно разглядывали монографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей, комкор И.П. Белов. Он был очень возбужден, не обращая внимания на то, что, кроме Мейерхольдов, в комнате Люба[4] и я, начал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных. Белов был членом Военной коллегии Верховного суда. “Они вот так сидели – напротив нас, Уборевич смотрел мне в глаза…” Помню еще фразу Белова: “А завтра меня посадят на его место…”». Вдова Белова вспоминала, как ее муж возвратился с процесса, выпил бутылку коньяка, не закусывая, и прошептал ей: «Такого ужаса в истории цивилизации не было. Они все сидели, как мертвые… В крахмальных рубашках и галстуках, тщательно выбрит