«Главному врачу больницы им. Кащенко
16 мая 1955 г. тов. Андрееву
В связи с проверкой ГВП обоснованности осуждения бывшего комкора Базилевича Г.Д. прошу направить в ГВП имеющиеся данные о характере, особенностях и степени тяжести заболеваний двух его дочерей – Галины Георгиевны Черной, 1917 г. рожд. и Марии Георгиевны Разиловой, 1916 г. рождения… По сведениям, поступившим в ГВП, обе сестры заболели в связи с арестом их отца в 1938 г.
После ареста же их брата (Юрия Георгиевича Базилевича, 1921 года рождения. – Н.Ч.) в 1949 году Черная Г.Г. находилась в буйном состоянии, страдая манией преследования, давая клятву невиновности своего отца – жгла себе руки. В течение продолжительного времени она находилась на лечении в больнице им. Кащенко.
Болезнь Разиловой М.Г. развивалась в основном после ареста брата ее в 1949 году. Состояние ее было тихое, боязливое, недоверчивое отношение к людям. В период разоблачения врага народа Берия, в связи с сообщениями печати, она вновь вспоминала аресты отца и брата и впадала в более стойкие и выраженные периоды заболевания, связанные по своей тематике с вопросами о правде, Родине и справедливости. Разилова поступала в больницу им. Кащенко 5 раз.
В настоящее время Черная Г.Г. находится на учете в психиатрическом диспансере Ждановского района, а Разилова М.Г. – в диспансере Киевского района.
Военный прокурор отдела ГВП
подполковник юстиции /Шаповалов/[520]
Действительно, обстановка в этой семье в течение ряда лет, начиная с момента ареста главы семьи, складывалась очень тяжелая. Комкор Г.Д. Базилевич был арестован в конце ноября 1938 года, будучи тяжело больным (диабет), о чем его жена неоднократно в своих заявлениях и жалобах информировала следственные органы НКВД. Несмотря на все мучения, связанные с болезнью, допросами, истязаниями со стороны следователей, Базилевич не сломался на предварительном следствии, не пошел на сделку с собственной совестью, не оговорил понапрасну себя и своих товарищей. Среди более чем полусотни комкоров, арестованных в 1937–1938 годах, нашлось только несколько человек, которые смогли выдержать натиск той огромной машины насилия, что именовалась тогда НКВД. Имена этих героев-мучеников должны знать потомки: Базилевич Георгий Дмитриевич, Ковтюх Епифан Иович, Смолин Иван Иванович.
Г.Д. Базилевич был осужден к расстрелу 2 марта 1939 года. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Однако его жена, а фактически вдова Ольга Васильевна вплоть до 1946 года на свои запросы в органы НКВД относительно судьбы мужа неизменно получала ответ, что тот, находясь в дальних лагерях без права переписки, продолжает работать и что его лечат, но вот соответствующей диетой, к сожалению, в условиях лагеря обеспечить не могут. То есть бедной женщине, оставшейся с тремя детьми, выселенной из занимаемой ими квартиры лгали самым бессовестным образом.
Более того, в 1949 году был арестован сын комкора Юрий, участник Великой Отечественной войны, получивший на фронте два ранения, орден Отечественной войны и медаль «За отвагу». Как социально опасного элемента решением ОСО его отправили в ссылку в Карагандинскую область сроком на пять лет[521]. В момент ареста Юрий Базилевич являлся студентом Высшего технического училища имени Баумана.
Некоторое представление о масштабах репрессий против членов семей высшего командного и начальствующего состава (военной элиты) РККА в 1937–1938 гг. дает приводимая ниже таблица. Она составлена на основе материалов, хранящихся в архивах Главной военной прокуратуры и Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации. Впечатление от данных, приведенных в ней, просто ошеломляющее – вырубались под корень целые семьи, изничтожались не только глава семьи и его жена, но и их дети, родители, братья и сестры. Бывало и такое – в период активного реабилитанса в середине 50 х годов за некоторых арестованных и расстрелянных военачальников даже некому было подать заявление (прошение) о их посмертной реабилитации – оказывалось, что вся семья уничтожена до последнего человека.
(См. Прилож. 1 Табл.)
Четыре ступени вниз
Начавшаяся в июне 1941 года война с Германией не изменила к лучшему отношение властей предержащих к командирам и политработникам, по политическому недоверию уволенным в запас, не говоря уже о находившихся под следствием или в лагерях. Наоборот, оно стало еще более худшим: усилились гонения, недоверие и оскорбления, совершенно ими незаслуженные. А в критические для страны периоды (осень 1941 и весна-лето 1942 года) арестованные по 58 й статье подверглись специальным карательным акциям.
Надо заметить, что в 1941 году, как и в предыдущие, камеры тюрем продолжали оставаться переполненными. Московские тюрьмы здесь не являлись исключением. В середине октября 1941 года, когда линия фронта вплотную приблизилась к столице, среди части населения Москвы возникла паника. Дело в том, что к этому времени многие наркоматы и государственные учреждения эвакуировались в г. Куйбышев, в том числе и центральный аппарат НКВД СССР. Вместе с ним туда была переведена и часть арестованных военачальников. Другая их часть в количестве около 300 человек (по свидетельству Г.К. Жукова) продолжала оставаться в Москве. Вскоре все они попали под расстрел, поскольку у властей не оказалось необходимых средств для их эвакуации. И все это происходило в тот трагический момент, когда на ближайших подступах к Москве обескровленными полками командовали в лучшем случае капитаны или старшие лейтенанты (например, Баурджан Момыш-улы в Панфиловской дивизии), а дивизиями – подполковники и даже майоры[522].
В последнее время общественности страны стали известны некоторые подробности другой трагедии, случившейся в начале войны. Тогда (в конце октября 1941 года) под Куйбышевом по личному указанию Берия были расстреляны видные военачальники Красной Армии предвоенных лет. Среди них три генерала, последовательно возглавлявших ВВС РККА в 1937–1941 гг. – генерал-полковник А.Д. Локтионов, генерал-лейтенанты авиации Я.В. Смушкевич и П.В. Рычагов. А также бывший командующий Дальневосточным фронтом генерал-полковник Г.М. Штерн, накануне ареста исполнявший должность начальника Управления ПВО Красной Армии. Здесь к месту будет отметить, что уровень оперативной подготовки Локтионова и Штерна вполне позволял им исполнять обязанности командующего фронтом или, на худой конец, командовать армией. По крайней мере, они сделали бы это нисколько не хуже, а возможно и лучше, чем другие комфронтами и командармы, первыми принявшие удар гитлеровского вермахта.
К сведению, А.Д. Локтионов не являлся «чистым» авиационным командиром – основную часть своей службы он провел в пехоте, последовательно командуя там полком, бригадой, дивизией и корпусом. И только в начале 30 х годов, будучи по воле партии направлен в ВВС с целью укрепления их кадров, Локтионов вплотную стал заниматься авиационными вопросами, занимая должность помощника командующего по авиации сначала в Белорусском, а затем в Харьковском военных округах. В 1937 году он несколько месяцев командует войсками САВО, чтобы в конце того же года, после ареста Якова Алксниса, возглавить ВВС Красной Армии. Два года трудился А.Д. Локтионов на этом посту. И все эти годы заместителем у него работал Яков Смушкевич, герой боев в Испании и на Халхин-Голе, один из первых в стране дважды Героев Советского Союза. Ему-то и сдал Локтионов дела в конце 1939 года. будучи назначен на должность командующего войсками Прибалтийского Особого военного округа. Выходит, что судьба на некоторое время развела этих людей в разные стороны с тем, чтобы затем снова свести их, но уже под крышей тюрьмы – тюрьмы родной, советской, «лучшей тюрьмы в мире». О страданиях и издевательствах, которым подвергался там Локтионов, мы поведали в главе «Щупальцы 37 го».
В той же группе генералов, расстрелянных под Куйбышевом, находились начальник Военно-воздушной академии РККА (в Монино) генерал-лейтенант авиации Ф.К. Арженухин; бывший замнаркома обороны, он же начальник Разведуправления РККА Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации И.И. Проскуров; заместитель начальника Главного артиллерийского управления Красной Армии генерал-майор Г.К. Савченко; заместитель начальника Управления вооружений ВВС РККА дивинженер И.Ф. Сакриер и др.[523] Незавидной была участь и тех командиров и политработников, которые, избежав по счастливой случайности ареста в 1937–1938 годах, тем не менее по политическим мотивам были уволены из рядов РККА. Как правило, они влачили незавидное существование на малозначительных должностях в различных отраслях народного хозяйства. Не счесть числа писем и обращений, направленных ими в адрес наркома обороны с просьбой о возвращении их в кадры РККА. Но помимо названной, была и еще одна специфичная категория комначсостава РККА, о которой далее и пойдет речь.
«Москва НКО Маршалу Тимошенко
Ростов ДН 7/163 18 15 2221
Принята 15/2 1941 г.
Оправдан ходатайствую восстановлении РККА Моя жизнь принадлежит партии Ленина Сталина Бывший корпусной комиссар Березкин
HP 7/163 ДЛ Груздева в 23 20»[524]
«Начальнику Гл. Полит. Управления
Красной Армии
корпусной комиссар в запасе
Березкин Марк Федорович
Прошу Вас о восстановлении меня в кадрах Красной Армии. В Красной Армии я работал с мая 1919 года по октябрь 1937 г. на разных политдолжностях от политрука до н-ка политуправления округа (ХВО).
Последние пять лет работал по линии ВВС. В 1937 г. был переведен на командную работу и назначен командующим ВВС СКВО.
За все 19 лет службы в Красной Армии имею положительные аттестации. Дисциплинарных и партийных взысканий не имею.