Лейтенант артиллерии Георг Рихтер из 2-й танковой дивизии постоянно упоминает в своем военном дневнике о воздушных атаках русской авиации. Своего пика они достигли к концу ноября, совпав по времени со снижением активности люфтваффе. 26 ноября он записывает: «Прилетел целый рой русских самолетов, а наши можно было пересчитать по пальцам!» Запись следующего дня: «Русские господствуют в воздухе». Тем же духом пронизаны записи от 29 ноября, от 2 и 3 декабря. В результате каждой такой атаки погибали артиллеристы и уничтожались артиллерийские тягачи или грузовики. Возросшая активность советской авиации негативно влияла на боевой дух солдат вермахта. Атаки русских с воздуха стали более эффективными зимой, поскольку заснеженные обочины и ставшие недоступными придорожные кусты и перелески не позволяли быстро съехать или сбежать с дороги. Войска Восточного фронта с наступлением зимы все чаще использовали конную тягу вместо тягачей при переброске моторизованных дивизий. Немецкий пехотинец оказался совершенно не готов воевать в таких климатических условиях. Морозы, доходившие раньше до 20 градусов ниже нуля, крепчали. Зима 1939/40 года на Западном фронте тоже была довольно суровой, но тогда имела место так называемая «странная война». Здесь же не нашлось такого количества протопленных бункеров, где можно отсидеться до весны. Ефрейтор Йоахим Кредель из 9-го Потсдамского пехотного полка наивно полагал, что с первыми зимними вьюгами война замрет — «дескать, кто станет воевать по пояс в снегу?» Он заблуждался, как заблуждались почти все его товарищи. В подобных погодных условиях, проявись они паче чаяния в Германии, их давно загнали бы в казармы, где они спокойно дожидались бы потепления. Никакой боевой подготовки в такие морозы не проводилось. 21 октября 1941 года один унтер-офицер из зенитного полка писал домой:
«Сколько мы еще пробудем здесь, зависит от того, как пройдет эта операция. Разумеется, самым лучшим было бы, если бы нас погрузили в вагоны да отправили в Германию. Но, возможно, придется и зимовать здесь. Этого мы не знаем».
Другой унтер-офицер из 167-й пехотной дивизии рассказывал о «самых разнообразных слухах». Говорили разное, «кое-кто утверждал, что нас уберут отсюда еще до Рождества, другие убеждали, что мы будем зимовать в Рязани, в 150 километрах от Тулы». В любом случае «к Рождеству мы отсюда уберемся». Все эти слухи косвенно подтверждали, что кампания в текущем году не завершится. Унтер-офицер из транспортного батальона писал домой в первых числах ноября:.
«Никто не может понять, почему мы так и не получили зимнего обмундирования… Мне кажется [французы], в 1812 году были куда лучше одеты для этой зимы. Судя по всему, те, кто там наверху, просто не в курсе, иначе этот вопрос был бы решен».
Все даже самые наилучшие штабные решения всех связанных со снабжением вопросов разбились о зимние холода и непредсказуемые события. Все дневниковые записи, да и официальные документы летнего периода указывают на то, что в штабах все же готовились к предстоящей зиме. Исход кампании сомнению не подвергался, однако планировалось, что по завершении операции «Барбаросса» на территории России останутся примерно 56 дивизий оккупационных войск. Две трети войск намечалось вернуть в рейх, оставив все лишнее вооружение оккупационной армии, остающейся на зимних квартирах. К началу сентября штабисты уяснили, что число составов, необходимых, чтобы доставить обмундирование для 750 000 человек и корм для 150 000 лошадей, необходимо увеличить как минимум на 50 %. И лишь в середине декабря до всех, наконец, дошло, что огромной массе войск вермахта придется не только зимовать в России, но и участвовать в интенсивных боевых действиях в суровых климатических условиях.
Германской экономике оказалось не под силу решить столь внезапно возникшую новую задачу. Генерал-квартирмейстер вынужден был задействовать в рейхе и на оккупированных территориях ряд дополнительных производственных мощностей для срочного производства 252 000 полотенец, 445 789 комплектов теплого нижнего белья и 30 000 белых маскхалатов. В рейхе развернулась пропагандистская кампания по сбору теплой одежды и лыж для войск Восточного фронта. Из Германии в Россию срочно направлялись груженные зимней одеждой поезда, причем в пути следования им обеспечивалась «зеленая улица», даже за счет задержки составов с боеприпасами и горючим. Однако из-за холода и действий партизан и эти составы добирались до мест назначения с огромными задержками.
В германском Еженедельном кинообозрении часто показывали, как утепляются солдаты вермахта. На самом деле положение с зимней одеждой было катастрофическим
На фронте дела обстояли катастрофически. «Все кругом только и думали, где отхватить себе что-нибудь потеплее, — рассказывал артиллерист Ганс Мауэрман, воевавший под Ленинградом. — У русских отбирали простыни и постельное белье, чтобы пошить из них хоть какое-то подобие маскхалатов». Отчаянно не хватало белой краски для перекрашивания в маскировочный цвет касок, приходилось выходить из положения с помощью мела, разведенного в воде. «Вот чем обернулась наша неготовность к зиме», — заключает он. В летнюю жару многие солдаты вермахта укоротили нижнее белье, кальсоны. И теперь горько сожалели о своем легкомыслии — с середины ноября оттепели и заморозки сменились устойчивыми морозами. Зима началась.
В среднем амплитуда зимних температур колебалась от минус 8 до минус 22 градусов, иногда чуть больше, иногда меньше. 24 ноября в распоряжение группы армий «Центр» прибыло составов больше обычного. Эти составы привезли первую партию долгожданного зимнего обмундирования.
Но теплые шинели получила лишь пятая часть военнослужащих. А тыловикам и вовсе ничего не полагалось. Водитель русского танка Вениамин Ивантеев, служивший на центральном участке фронта, писал 17 ноября: «Немцы все еще ходят в летних шинельках». К ним в плен попал «18-летний мальчишка-солдат, худой, грязный, голодный». На допросе он рассказал все, даже показал нужное на карте. Когда его все же решили отпустить, этот немец ни за какие блага не хотел возвращаться к своим. Мол, «для него война была окончена». Так что уж лучше «попасть в плен, но выжить, чем тебя свои расстреляют».
«Ледяной ветер хлестал в лицо, — вспоминал пулеметчик Вальтер Нойштифтер, — покрывая инеем ресницы, брови». Холод проникал повсюду. Из-за морозов отказывали автоматы и пулеметы, не заводились двигатели грузовиков и танков. «Снова мороз, — констатировал лейтенант Георг Рихтер 5 ноября 1941 года. — Продолжится ли эта кампания?» Налипшая в оттепель на орудийные лафеты грязь на морозе каменела, и тащить орудия не представлялось возможным. Еще хуже было рыть траншеи на пятнадцатиградусном морозе, земля промерзала на 20 см вглубь, а «находиться на морозе без перчаток и без теплых шапок было самоубийством», — продолжает Рихтер. В 16 часов уже темнело. 14 ноября генерал Гудериан сделал заключение:
«14 ноября утром я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами. Снабжение войск плохое. Не хватает белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и, прежде всего, суконных штанов. Значительная часть солдат одета в штаны из хлопчатобумажной ткани, и это — при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущается также в сапогах и чулках».
После этого Гудериан отправился на участок 112-й дивизии, «…где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам».
Все запасы обмундирования, имевшиеся в танковой армии, были немедленно отправлены на фронт. Однако по сравнению с потребностями это было лишь каплей в море.
Чтобы не замерзнуть, немецкие артиллеристы надели трофейные красноармейские ушанки
Прибыв в танковую бригаду, генерал увидел, что из 600 танков, насчитывавшихся в трех дивизиях, осталось только 50.
«Гололедица сильно препятствовала действиям танков, тем более что шипы еще не были получены. Из-за морозов потели стекла оптических приборов, а специальная мазь, противодействующая этому, до сих пор не была получена. Перед пуском танковых моторов их приходилось разогревать. Горючее частично замерзало, масло густело. Здесь также недоставало зимнего обмундирования и глизантина. 43-й армейский корпус сообщил о кровопролитных боях».
Брошенные на произвол судьбы солдаты вынуждены были обеспечивать себя теплой одеждой сами. Из близлежащих домов местных жителей они тащили все: шубы, теплые женские платки, тулупы, валенки. Сапоги обвязывались соломой, руки обматывались любым попавшимся под руку тряпьем. Вот что писал 17 ноября 1941 года генерал Гудериан:
«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами…»
Офицеры испанской «Голубой дивизии» под Ленинградом
9 ноября войска группы армий «Север» захватили восточнее Ленинграда город Тихвин. Русские, предпринимая многократные атаки, не раз пытались отбить его у немцев и овладеть железной дорогой севернее озера Ильмень, чтобы восстановить снабжение блокированного города на Неве. Однако положение группы армий «Север» теперь зависело от того, как будут развиваться события под Москвой. На северном участке фронта холода наступили раньше. «Иногда мороз доходил до минус 40 градусов даже в бункере», — вспоминал Рольф Дам, радист пехотного батальона, участвовавшего в блокаде Ленинграда. Холода до крайности осложняли решение буквально всех вопросов. «Нельзя было ни помыться, ни сходить в туалет, — добавляет Рольф Дам. — Попробуйте-ка снять штаны на сорокаградусном морозе!»