Все три причины были объективно порождены устаревающим самодержавным и нарождающимся частнособственническим строем жизни в России. И все три были субъективными в том смысле, что за всеми тремя причинами стояли узкие элитарные круги, состоящие из вполне определенных, антигосударственно действующих лиц. Так было в Крымскую войну 1854–1855 годов, так было в 1904 году во время русско-японской войны.
Русско-японская война велась в интересах не России и не народа России, а в интересах элитарной кучки. Соответственно, она была во всех отношениях бездарной – как и Крымская война, но бездарной лишь на высших «этажах» государственного и военного управления. Боевые офицеры, солдатская и матросская масса даже в «японской» войне 1904 года не провалились, не говоря уже о Крымской войне. Крымская война, которая велась на своей территории, вообще дала выдающиеся образцы русской воинской доблести в виде знаменитой обороны Севастополя во главе с адмиралами Корниловым, Нахимовым и Истоминым и полузабытой обороны Петропавловска-Камчатского. А на фоне доблести масс и напрямую связанных с ней военачальников лишь рельефнее проявлялись гнилость, подлость и антиобщественная суть «элиты» во главе с обоими Николаями – Первым и Вторым.
Начавшаяся 22 июня 1941 года война была народной на всех «этажах» общества, она с первых дней характеризовалась единением и сплочением власти с народной массой, потому что интересы власти были неотделимы от интересов народа, и наоборот…
Возьмем Отечественную войну 1812 года. Тогда налицо был неудачный начальный период войны, однако высшее военное руководство с самого начала было относительно компетентным – Барклай-де-Толли если и не подготовил соответствующую возможностям России армию, то по крайней мере не загубил ее и сумел вывести из-под удара. Затем хватило не то что готовности умереть, но всего лишь готовности Александра I не сдаваться (в сочетании с готовностью передать высшую военную власть адекватному Кутузову), чтобы пожар Москвы стал маяком на пути русских в Париж. А в Крымскую и японскую войну высшая российская власть оказалась уже полностью неспособной на разумные, диктуемые ситуацией решения. (Собственно, в 1904 году единственным разумным решением был бы отказ от авантюрного проекта «Желтороссии».)
Сталин и большевики были и в этом отношении полной противоположностью старой власти. Недаром Сталин в одной из своих речей сравнил большевистских руководителей с Антеем, который сохранял свою силу до тех пор, пока был неразрывно связан с землей. Вот так и большевики, говорил Сталин, непобедимы постольку, поскольку они не теряют связи с массой. Это была не фраза, это было нормой государственного управления в СССР Сталина. Нормы власти соблюдаются не всегда даже представителями самой власти, но тем не менее суть и характер этих норм определяют успех или неуспех власти.
Сталин это понимал прекрасно, будучи полностью народным вождем, что принципиально отличало его от всех предыдущих руководителей России, за исключением Ленина. Здесь ошибочно сравнивать Сталина даже с такой яркой фигурой русской истории, как Петр. Российский экономист профессор Ханин из Сибири лет пятнадцать назад писал: «Далеко не все поняли социально-экономический смысл сталинского периода российской экономики. Жесточайшими, часто варварскими методами (подобно эпохе Петра I) в кратчайшие сроки совершился переход от аграрной цивилизации к индустриальной. То, чего не успел сделать российский капитализм, сделала командная экономика».
Это – пример показательного заблуждения. Сталинская экономика, как и вообще сталинская эпоха, во-первых, не была ни варварской, ни командной – ее подкреплял постоянно совершенствующийся механизм планирования и управления.
Во-вторых, экономика сталинского СССР сделала то, чего российский капитализм не «не успел» сделать, а не сумел бы сделать, поскольку после Первой мировой войны России, опутанной внешними и внутренними долгами, была уготована судьба полуколонии Запада.
В-третьих, в сталинском СССР совершился переход не от «аграрной» цивилизации к «индустриальной», а переход от цивилизации полуфеодально-полубуржуазной к основам цивилизации социалистической.
И уже поэтому сравнение Сталина с Петром, а петровской России – со сталинским СССР, абсолютно неверно. Здесь различно все: движущие силы, приоритетные интересы, конечные цели и методы их реализации.
Лично Петром двигали интересы Отечества, но в своих реформах он был ограничен тем, что исполнителями его реформ могли быть и были представители и выразители воли и интересов имущих слоев России. Целью Петра было развитие и укрепление экономического, военно-политического и технологического потенциала государства собственников. Социальные реформы в интересах трудящегося большинства не были даже отдаленной его целью.
Ленин же, Сталин и большевики проводили преобразование России с вполне ясной целью: создание равноправного общества, организуемого и управляемого в интересах массы выборными представителями этой массы. Уже в силу этого различались и методы. Петр не мог широко действовать методом убеждения, потому что это ни к чему не привело бы. Как и чем можно было убеждать крепостных людишек фельдмаршала Шереметева или работных людей Демидова?
А для Сталина методы убеждения, агитации, пропаганды, культурного строительства и просвещения являлись основополагающими. Принуждение же во всех его формах было вынужденной, крайней и временной мерой.
В конечном счете именно в этом – в полном единстве всех творческих сил России с высшей властью – и крылись истоки неизбежной победы новой России над любым внешним агрессором. Соответственно, в непобедимости новой – народной власти крылись и истоки неизбежного «русского» краха рейха, коль уж агрессором оказалась Германия.
При этом личностным залогом неизбежности победы был сам Сталин. Вот позднейшая оценка личности Сталина, сделанная уже в XXI веке: «Сталин был несомненным патриотом исторической российской государственности, он имел огромную волю, большое трудолюбие и немалый интеллект»… Это не апологеты Сталина – это из книги Жореса и Роя Медведевых «Неизвестный Сталин», изданной в 2001 году издательством «Права человека». Впрочем, эти же авторы определяют Сталина как «вождя, диктатора и тирана». Что ж, вождем Сталин действительно был. Но вот диктатором и уж тем более тираном?..
Тут уж – извините!
Диктатор и тиран не может выиграть войну, носящую всенародный характер. Выиграть такую войну диктатор и тиран не сможет потому, что народные войны выигрывают народы, ведомые к победе не диктаторами, а вождями.
Сталин, безусловно, отвечал всем требованиям политического гения – начиная с незаурядной памяти и способности быстро и точно входить в новые для него вопросы и заканчивая тонким умением вести самые сложные переговоры.
С таким вождем Советская Россия была обречена на успех при любых временных неудачах и провалах. Интересна его характеристика, оставленная нам Александрой Львовной Толстой, уехавшей из Советской России в 1929 году. То, что она написала о своей единственной встрече со Сталиным, ценно психологической подлинностью: «По внешности Сталин мне напомнил унтера из бывших гвардейцев… Густые, как носили только такого типа военные, усы, правильные черты лица, узкий лоб, упрямый, энергичный подбородок, могучее сложение и совершенно не большевистская любезность. Когда я уходила, он опять встал и проводил меня до двери».
В считанные годы – с 1929-го по 1940-й – Россия вошла во главе со Сталиным в полосу невиданных ранее успехов. Начиная с 22 июня 1941 года полоса успехов по ряду причин прервалась, но – лишь на время.
Неизбежность возобновления успехов подтверждается и той оценкой России Сталина и самого Сталина, которая отыскивается в признаниях германского генерал-майора Фридриха Вильгельма фон Меллентина. Он воевал в Польше, во Франции, на Балканах, в Африке, на Восточном фронте, а затем опять во Франции, в Арденнах и в самой Германии, и закончил войну начальником штаба 5-й танковой армии в Рурском котле. В изданной в 1956 году в Лондоне книге «Panzer battles 1939–1945» (переведена у нас в 1957 году) Меллентин писал:
«Русский солдат любит свою „матушку Россию“, и поэтому он дерется за коммунистический режим, хотя, вообще говоря, он не является политическим фанатиком. Однако следует учитывать, что партия и ее органы обладают в Красной армии огромным влиянием. Почти все комиссары являются жителями городов и выходцами из рабочего класса. Их отвага граничит с безрассудством; это люди очень умные и решительные. Им удалось создать в русской армии то, чего ей недоставало в Первую мировую войну – железную дисциплину… Дисциплина – главный козырь коммунизма, движущая сила армии. Она также явилась решающим фактором и в достижении огромных политических и военных успехов Сталина…
…Умелая и настойчивая работа коммунистов привела к тому, что с 1917 года Россия изменилась самым удивительным образом. Не может быть сомнений, что у русского все больше развивается навык самостоятельных действий, а уровень его образования постоянно растет…»
Генерал Меллентин писал, что русская пехота «полностью сохранила великие традиции Суворова и Скобелева», что русская артиллерия «является очень грозным родом войск и целиком заслуживает той высокой оценки, какую ей дал Сталин», что танкисты Красной армии «закалились в горниле войны», что «их мастерство неизмеримо возросло»…
Генерал признавал также, что «такое превращение должно было потребовать исключительно высокой организации и необычайно искусного планирования и руководства», и констатировал: «Русское высшее командование знает свое дело лучше, чем командование любой другой армии».
Мог ли Гитлер победить армию и страну, о которой так написал – пусть и после поражения – один из толковых генералов Гитлера?
Нет, к 1941 году новая социалистическая Россия под руководством Сталина и сталинского ядра Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) была непобедима – в принципе. Такой уж эта Россия сформировала себя всего за два десятка лет.