шке заклинило двигатель. Бросив машину, разбились на группы и пошли пешком… В лагере военнопленных под Минском П. С. Коптяев встретил многих своих сослуживцев из 25-й дивизии[418].
И. И. Кузнецов служил водителем грузовика в 25-м автотранспортном батальоне 25-й танковой дивизии. Его фронтовая судьба сложилась более счастливо, чем у П. С. Коптяева, но и ему при отступлении пришлось пройти через похожие испытания. Его письмо содержит конкретные даты и названия населенных пунктов, что весьма ценно. «Первый и второй день мы держали оборону, а к вечеру на второй день мы стали отступать. Мы проехали всю ночь, на третий день войны на восходе солнца мы были в Волковыске. В городе была паника.
С нами эвакуировались офицерские жены и дети. Но мы далеко не ушли. Километров через 7–10 на пути у нас была протока, мосты были разбиты. Технику переносили буквально на себе, и тут налетели на нас гитлеровские стервятники и окончательно разбили нас». Оставшиеся в живых собрались в группу и пошли на восток. К вечеру им встретилась колонна автомашин и другой техники. Ночь двигались вместе, а к утру кончилось горючее. Взять его было негде. «Один майор предложил пробираться лесами в сторону Новогрудка. Но впереди, на опушках леса, на просеках, были гитлеровские десанты. Мы пробивались сквозь десанты, уничтожали гитлеровцев». Кузнецов писал, что в группе были случаи дезертирства, но немного. Рассеяв один заслон, отряд прошел дальше на восток, и примерно через 3 км сбежал один боец. «На просеке нас обстрелял десант. Мы разделились на две группы. Нас было примерно человек 50. Наша группа пошла в обход. Зашли с тыла, окружили его и уничтожили. Когда собрались мы все вместе, на нас набрел наш солдат, который убежал от нас. Он был в гражданской одежде. Наши солдаты узнали его, доложили майору». Майор приказал не стрелять, чтобы не поднимать шума, а заколоть дезертира штыком; приказ был выполнен. Вечером 26 июня отряд вышел к Новогрудку. Город был уже сильно разрушен, магазины, ларьки, склады — все было раскрыто и разграблено. Солдаты разбрелись по магазинам в поисках продовольствия и курева, и в это время начался авианалет. Из переулка на центральную улицу выехали две полуторки. На углу, на повороте, из задней автомашины выскочил шофер, догнал переднюю машину, на ходу запрыгнул в кузов и уехал. И. И. Кузнецов начал осматривать брошенный грузовик, который был вроде бы в полном порядке. В это время от храма на холме к нему подбежал офицер, капитан или майор. «Я осматривал полуторку. Он у меня спросил: „Ты шофер?“, я сказал: „Да“. Он мне приказал или просто попросил: „Поедем, заберем раненых“. Мы погрузили раненых и поехали в сторону Минска. Выехали за Новогрудок. Нас остановила одна молодая пара. Сказали, что мы на Минск не проедем, по дороге высажен немецкий десант. В это время из молодого ельника вышел молодой лейтенант, с ним было человек 10 солдат. Они с майором потребовали у них документы. Когда обыскали их, обнаружили у них оружие. Они оказались гитлеровскими лазутчиками. Их тут же, на месте, расстреляли». Дорога оказалась свободной. Много еще испытаний пережил шофер. Где-то под Минском какой-то «Иван Сусанин», показывая прямую дорогу, завел их в лес так, что солдаты на себе разворачивали полуторку. «Проводника» обыскали и тоже нашли компромат. Военврач 3 ранга из пистолета расстрелял его в упор. «С ранеными мы выехали в Могилев. В Могилеве их определили в госпиталь. Майор остался при каком-то штабе, а меня — на формировочный пункт. Отсюда, от Днепра, началась моя нормальная фронтовая жизнь»[419].
9.4. Действия частей 10-й армии
Стрелковые части 10-й армии в течение дня разрозненно и без особо сильного воздействия наземного противника с запада отходили с рубежа рек Бебжа и Нарев на рубеж Сокулка — Валилы — Юшков Груд. 87-я пехотная дивизия 42-го армейского корпуса заняла крепость Осовец. Отдел разведки и контрразведки штаба 9-й армии в вечернем донесении, по состоянию на 18:10, докладывал: «10 км южнее Осовец отбита контратака противника при поддержке артиллерии. Большие потери противника. Пленных мало. Осовец очищен от противника»[420]. Трудно сказать, что в действительности скрывается за этим коротким сообщением. «Южнее Осовец» слишком расплывчато. Крепость Осовец в отличие от более старых крепостей не имела цитадели и состояла из системы фортов и других сооружений. Так что «южнее» (если считать от Укрепления I (Центральный форт) находится много чего разного: Укрепление III (Шведский форт), Укрепление IV (Новый форт), Ломжинский редут, Лысая гора и Собачьи бугры. Но зато есть воспоминания командира 200-го СП, которые кое-что объясняют. Г. Д. Маврин рассказывал, что утром 26 июня к его НП подъехала автомашина ГАЗ-ММ со счетверенной ЗПУ в кузове — в полк прибыл и.о. комдива полковник К. П. Дюков. Маврин доложил, что все атаки частей сосредоточившейся за рекой дивизии противника отбиты совместными действиями пехоты и 164-го ЛАП, потери противника значительны, особенно за последние два дня. Не дослушав конца доклада, Дюков приказал полку немедленно начать отход в общем направлении Волковыск — Зельва — Слоним. По его словам, Белосток был взят немцами (по моим данным, это произошло не ранее 27 июня), корпус находится в полуокружении, остальные части дивизии уже ушли. Приказав Г. Д. Маврину известить комполка-164 Радзивилла, он уехал. Оставив рубеж на Бобре, полк побатальонно начал отходить в сторону Супрасли. Майор Маврин намеревался, оставив Кнышин в стороне, перелесками вывести свою часть в Супрасельскую пущу. На марше от неоднократных атак авиации стрелковый полк понес значительные потери в людях, а 164-й артполк потерял до трех четвертей оставшихся лошадей и упряжек — тащить орудия стало нечем. По пути следования неоднократно сталкивались с немецкой пехотой на автомашинах и мотоциклах, при невозможности уклониться втягивались в боестолкновения.
Вполне возможно, что, обнаружив отсутствие активных действий со стороны советских войск на острие выступа, а затем установив отвод на восток их тыловых и некоторых боевых частей, немецкое командование отдало своим подразделениям приказ прекратить сковывающие лобовые атаки на части 1-го стрелкового корпуса, а по возможности стараться обойти их. Зато его авиация действовала беспрерывно, громя и кромсая отступающие колонны. 13-я стрелковая дивизия 5-го корпуса, находившаяся между 1-м корпусом и истекавшей кровью 86-й Краснознаменной дивизией, несколько дней простояла без боев на Нареве. В то время, когда оборона соседней дивизии подвергалась ожесточенным атакам и обстрелам и в конце концов была прорвана, части 13-й вели вялые перестрелки с даже не пытавшимся форсировать Нарев противником (причина столь странного решения командира 5-го СК А. В. Гарнова совершенно необъяснима). В ночь на 26 июня она получила приказ об отходе в район Супрасельской пущи. На отходе части дивизии подверглись ожесточенным воздушным атакам, в результате чего соединение утратило целостность и фактически распалось… В. Н. Логунов из 59-го батальона связи вспоминал: «В последний раз я видел свой батальон во главе с капитаном Мирошником недалеко от Белостока. Тогда мы загружались в лесу оставленными кем-то боеприпасами и должны были догнать своих товарищей, ушедших вперед. Но когда мы, наконец, встретили их, нам закричали, чтобы мы побыстрее сворачивали в лес, так как здесь после бомбежки образовалась пробка из разбитых и сожженных машин. На подножку переднего грузовика вспрыгнул старший лейтенант Шпилев, начальник нашей школы связи, чтобы помочь нам объехать пробку лесом. Но тут впереди снова показались „юнкерсы“ и, развернувшись, стали пикировать на уцелевшие машины. Мы не миновали обшей участи. После той бомбежки я остался вдвоем с начальником интендантской службы батальона старшим лейтенантом Гайворонским»[421]. С. А. Тимофеев из 48-го легкого артполка вспоминал: «Дня три стояли на своем участке, немец на нас не пошел, а обошел нас стороной. Затем поступил приказ отступить, но мы были уже сзади. Пробивались с большими потерями в людях и орудиях. Под Белостоком от полка осталось человек 80, два орудия и зар[ядный] ящик. Поступил приказ выходить из окружения группами до пяти человек. В р. Нареве (если память не изменяет) вынул из последнего орудия замок и забросил. Через какие населенные пункты проходил, уже не помню. Под г. Дзержинском (около Минска) был взят в плен». П. С. Приходько из того же полка: «Дивизия снялась со своей позиции и вышла на шоссе Замбрув — Белосток. Неприятель как будто этого ждал и обрушился на нас, расстреливая на голом месте. В этом бою был убит командир нашего 48-га ЛАП, а я ранен»[422].
Поздним вечером 26 июня оставшиеся без матчасти подразделения 164-го артполка пересекли железную дорогу и вышли к шоссе Белосток — Гродно. В. В. Свешников писал: «Железная дорога была пуста, а шоссе, насколько хватало глаз, было забито нашей брошенной техникой и автомашинами, повозками, тягачами, орудиями. Шоссе пролегало через вековой лес, и свернуть с него было некуда, кругом столетние сосны стояли стеной…» К северо-востоку от областного центра разведка 200-го СП на одной из лесных опушек Супрасельской пущи натолкнулась на колонну корпусного управления, которое к этому времени уже утратило связь с обеими своими дивизиями. В этот день в штабе корпуса случилось ЧП: не выдержав напряжения, застрелился начальник связи полковник В. Ф. Баландин. Это была не первая потеря, за день до этого был убит начальник оперативного отдела майор Е. С. Ставровский. Генерал Ф. Д. Рубцов был рад встрече с военнослужащими 2-й СД, расспрашивал майора Маврина о дивизии, о полковнике Дюкове — когда в последний раз видел его. Внимательно выслушал доклад о боевых действиях, опечалился, узнав о разгроме артполка и потере всей матчасти.