. Дошла ли информация в вышестоящие штабы, установить пока не удалось, но известно, что 22 июня «дальники» 3-го корпуса «работали по Меркине». Действительность же танковых дивизий М. Г. Хацкилевича была такой: никакой танковой дивизии противника в районе станции Валилы обнаружено не было по причине ее отсутствия в этом районе, «…благодаря чему дивизии не были использованы».
Почти одновременно с завершением сосредоточения в районе Валилы корпус получил новую задачу: разгромить противостоящие германские войска и освободить Гродно. 4-я танковая дивизия выдвигалась в направлении Индура — Гродно, а 7-я танковая дивизия по линии Сокулка — Кузница — Гродно. 29-я моторизованная дивизия должна была прикрыть удар корпуса с левого фланга на линии Сокулка — Кузница. Дивизии немедленно принялись выполнять и этот приказ. Первой из частей 29-й мотодивизии сумел выйти на указанный рубеж и занять свою позицию 106-й МП (командир — полковник А. П. Москаленко). Полк был большой — около 3000 человек. Инструктор пропаганды В. Е. Фролов весьма верно представлял себе, какие задачи предстоит выполнять их дивизии, но не помнил, чтобы на участке полка велись наступательные действия. Такое впечатление, что 106-й полк действовал на каком-то обособленном участке, ибо, по словам Фролова, соседей ни справа, ни слева у полка не было[318]. Нет упоминаний о нем и в донесении генерала С. В. Борзилова, там он пишет только про 128-й моторизованный полк.
Также в донесении командира 7-й танковой дивизии не упоминается о новых налетах авиации противника и наличии потерь при выдвижении к исходному рубежу. По-видимому, имевшийся в этом районе большой лесной массив (иногда его называют Супрасельской пущей, но на современных польских картах он обозначается как Кнышинская пуща) укрыл танковые колонны корпуса от авиации противника. Но длительный 90-километровый марш, совершенный частями корпуса в сложных условиях, значительно снизил их боеспособность. Начали сказываться усталость личного состава, особенно механиков-водителей, и, самое главное, корпус начал испытывать затруднения в снабжении горюче-смазочными материалами и другими видами снабжения, необходимыми для боя. Арестованный Д. Г. Павлов показывал: «Штабом фронта 23 июня 1941 [года] была получена телеграмма Болдина, адресованная одновременно и в 10-ю армию, о том, что 6-й мехкорпус имеет только одну четверть заправки горючего. Учитывая необходимость в горючем, ОСГ (отдел службы горючего. — Д. Е.) еще в первый день боя направил в Барановичи для мехкорпуса все наличие горючего в округе, то есть 300 тонн. Остальное горючее для округа по плану Генштаба находилось в Майкопе. Дальше Барановичи горючее продвинуться не смогло из-за беспрерывной порчи авиацией противника железнодорожного полотна и станций».
Согласно данным по потерям армейских и фронтовых ВВС, в этот день авиация лишилась 125 самолетов, 53 из которых были сбиты в боях, 63 было уничтожено на земле и три пропали без вести. Еще шесть машин было потеряно в результате аварий. Следует заметить, что резко снизилась активность действий ударной авиации, как вследствие понесенных 22 июня потерь, так и вследствие того, что десятки поврежденных в боях самолетов находились в ремонте. В частности, в 3-м авиакорпусе было повреждено до 25 % Ил-4. В то же время корпус получил приказ поддержать одним вылетом наступательные действия Западного фронта в направлении на Сувалки, но таковые не состоялись, и после 30-минутной готовности к вылету был дан отбой. Лишь 212-й отдельный полк тремя звеньями в 19 часов атаковал ж.-д. узел и предместье Варшавы Прагу, а затем нанес удар по аэродрому Мокотув и заводу боеприпасов в Ромбертуве[319]. В 13-й бомбардировочной дивизии по неизвестной причине не было вылетов в 24-м СБАП. Остатки 11-й САД сосредоточились в районе Лида — Лесище, 9-й — в Борисовщизне и Барановичах, 10-й — в Пинске. В состав ВВС фронта была передана свежая 47-я САД (командир — полковник О. В. Толстиков).
6.5. Занятие стрелковыми частями 10-й армии нового рубежа обороны
К вечеру 23 июня центр и частично левый фланг 10-й армии были организованно отведены на рубеж рек Бобр, Нарев и Орлянка. Это была та самая линия, на которой осенью 1939 г. первоначально планировалось строительство новых укрепленных районов: с предпольем в 25–50 км глубиной и включением в систему обороны уцелевших сооружений крепости Осовец. Однако этот разумный план принят не был, возобладал принцип из известной песни о танкистах: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». Строительство началось почти вплотную к линии границы и к началу войны завершено не было. Теперь дивизиям 1-го и 5-го корпусов, оставившим недостроенные укрепления, приходилось в спешном порядке возводить оборону на этом выгодном, но совершенно не подготовленном в инженерном отношении рубеже, терявшемся на юге в Беловежской пуще. Положение в районе пущи было для командования армии неясным. 113-я дивизия понесла огромные потери и была небоеспособна. Потеряв много личного состава при утреннем артобстреле, в тот же день, 22 июня, она была на марше атакована во фланг частями 9-го армейского корпуса противника и к исходу дня фактически разгромлена. Сейчас ее разрозненные группы вели тяжелые бои на рубеже Лунево — Мержинова — Кирпе (северо-восточнее Семятиче). На южных опушках Беловежской пущи действовали части 49-й стрелковой дивизии 4-й армии. Формально она 22-го была передана в состав 10-й армии (приказ по радио получил в 16 часов начальник штаба генерал-майор П. И. Ляпин), но связь с ней установить не удалось. В боевом донесении штаба 4-й армии № 6 от 23 июня указывалось аналогичное: «О 49 сд данных нет»[320]. Следовательно, командир дивизии полковник К. Ф. Васильев в принятии решений мог полагаться только на самого себя, что и делал. Его решением части дивизии к утру 23 июня были отведены на рубеж Журобчица — Нужец — Милейчицы, где приняли бой с 252-й пехотной дивизией 43-й противника. Их соседом оказался 725-й стрелковый полк (без 1-го батальона), утративший связь со штабом своей 113-й стрелковой дивизии.
Примерно в 11 часов на окраине м. Высоке-Мазовецке заместитель командира 86-й КрСД полковник А. Г. Молев доложил комдиву, как проходит марш дивизии на реку Нарев. По его словам, головной полк уже подходил к станции Лапы. В Лапах офицеры командира корпуса. На вопрос М. А.Зашибалова — «Почему дивизия должна отходить на 50 км на восток?» генерал-майор А. В. Гарнов ответил, что отход проходит по приказу командования фронта в связи с ухудшением обстановки на флангах армии. Гарнов показал на карте место КП корпуса в 8 км восточнее Суража. В 14 часов полковник М. А. Зашибалов был у железнодорожного моста через Нарев. Рядом был низководный деревянный мост, его минировали саперы 120-го дивизионного ОСБ, руководил минированием начальник инженерной службы дивизии майор Д. М. Ершов. Комдив приказал ему заминировать также и железнодорожный мост.
Рубеж по реке Нарев в районе Суража, где сейчас занимала позиции 86-я дивизия, подкрепляли также импровизированные сводные батальоны, формирование которых началось в областном центре во второй половине дня 22 июня. В них вошли солдаты, потерявшие свои части, остатки отошедших с границы саперных и строительных частей, личный состав тыловых и технических подразделений 12-го РАБ. 1 3-я дивизия пока оставалась в районе Червоного Бора. При отступлении частям 86-й КрСД в основном удалось выйти из соприкосновения с противником, что позволило избежать излишних потерь. Правда, 2-й дивизион 383-го гаубичного полка на марше был настигнут небольшой группой немецких танков, но отличная выучка артиллеристов не оставила им шансов одержать победу. Вспоминает бывший командир дивизиона И. С. Туровец: «Командир 3-й батареи старший лейтенант Степанов развернул своих два орудия прямо на дороге. Офицер был опытный, орден Красного Знамени получил за финскую [кампанию]. Помню, был приказ начальника ГАУ маршала Кулика о том, что артиллерия всех типов должна уметь вести бой с танками. Три танка Степанов разбил, остальные отошли». Через некоторое время дивизион остановился: кончилось горючее. Начальник штаба уехал на его поиски, снова были развернуты в боевое положение две гаубицы, как оказалось, не зря. Группа немецких мотоциклистов, наткнувшаяся на колонну, была встречена огнем. Как мне рассказывал Туровец, «мотоциклы летели вверх метров на пятьдесят». Представляю себе, какой силы разрыв у 25-килограммового гаубичного снаряда. Когда вернулся начальник штаба, выяснилось, что дизтоплива он не нашел, привез только пять бочек бензина. Заправив им тягачи, тронулись в путь. Дизеля стучали и сильно грелись, но до Нарева выдержали. Дивизион снова был в расположении своего соединения. Вечером штаб корпуса приказал взорвать мосты. Низководный взлетел на воздух, железнодорожный по неизвестной причине остался цел (позже немцы пытались использовать его для переправы, как вспоминал один из участников боев).
6.6. Прибытие в штаб 10-й армии маршала Г. И. Кулика
Сам маршал Г. И. Кулик, упомянутый бывшим командиром 2-го АД 383-го артполка, в этот день все-таки прибыл в штаб 10-й армии. Как он добирался в белостокский выступ, в целом неизвестно. Вероятно, его самолет был вынужден сесть, не долетев до Белостока, на каком-то из других аэродромов. Дальше зам. наркома добирался, как и генерал И. В. Болдин, «на перекладных». Командир взвода 13-го ТП Б. А. Бородин был одним из тех, кто помог ему добраться до штаба армии. Когда наша танковая колонна в очередной раз рассыпалась при воздушном налете, к укрывшейся в молодом леске тридцатьчетверке подбежал майор с артиллерийскими эмблемами на петлицах. Он представился адъютантом Кулика. Майор приказал Бородину забрать маршала из танка, потерявшего ход, и вывезти из-под бомбежки. В указанном им месте действительно стоял поврежденный БТ-7. Кулик, одетый в танковый комбинезон, перебрался в Т-34. Он потребовал у Бородина карту, но на имевшейся у него была только местность от Белостока до Берлина. Бородин писал: «Я попытался оправдаться: выдали только такую. Маршал лишь странно хмыкнул».