Но были ведь и помладше. «Ровесник века», Аркадий Гайдар (1904–1941) успел погибнуть. Список имен можно продолжить бесконечно.
Во-вторых, в СССР подготовили слой молодых коммунистических фанатиков. В основном это мальчики, жившие в старом фонде Москвы или Петербурга. Их родители занимали если не высокое положение, то все же не вымирали голодной смертью, как деревня. Дети горожан, а горожан было уже много. Не особенно многочисленный, но активный и хорошо подготовленный, образованный слой.
О психологии этого слоя говорят хотя бы стихи Павла Когана (1918–1941). Что характерно, опубликовали их уже в 1950-е, много лет спустя после гибели автора. Писались они «в стол», для себя, и никак не использовались для карьеры, чтобы привлечь к себе внимание. Вполне честное ощущение, что:
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
И дальше, вплоть до ставшего классическим конца:
И пусть я покажусь им узким,
И их всесветность оскорблю,
Я — патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках…
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я 6 сдох, как пес, от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя [138].
Ушел добровольцем на фронт, 23 сентября 1942 года погиб под Новороссийском.
Даниил Гранин не погиб… Но и он описал похожее ощущение эпохи. Сходную и вполне искреннюю веру в коммунизм и в Мировую революцию: «А следующим был пленный унтер. Шофер. Мы взяли его в конце июля сорок первого года. Меня позвали, чтобы я помог переводить…
Он был шофер, то есть рабочий класс, пролетарий. Я немедленно сказал ему хорошо выученную по-немецки фразу: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Со всех сторон мне подсказывали про социализм, классовую солидарность, ребята по слогам втолковывали немцу — Маркс, Энгельс, Тельман, Клара Цеткин, Либкнехт, даже Бетховена называли. От этих имен мы смягчились и были готовы к прощению, к братанию. Мы недавно видели сцены братания в звуковом фильме «Снайпер». Согласно фильму и учебникам обществоведения и нынешний немец, наверное, должен бы покраснеть, опустить свои светлые ресницы и сказать с чувством примерно следующее:
— Буржуазия, то есть гитлеровская клика, направила меня на моих братьев по классу. Надо повернуть штык, то есть автомат, против собственных эксплуататоров, — что-то в этом роде.
Нас этому учили. Мы верили, что пролетариат Германии не станет воевать со Страной Советов. Мы честно пытались пробудить классовое сознание этого первого нашего немца» [139].
Многие из тех, кто начинали войну 1941 года, хорошо помнили попытки перевоспитывать первых военнопленных на основе пролетарского интернационализма.
Вопрос в том, много ли было в СССР этих оголтелых коммунистов? Тех, кто реально готов были убивать и умирать за торжество этой безумной идеи?
Конечно, коммунизм был официальной идеологией СССР, чем-то вроде «светской религии». Люди постоянно то устно, то письменно утверждали, что все это — истина.
Но вот какое тут дело… Можно заставить людей скандировать лозунги, от многократного повторения даже частично заставить их запоминать… Но война поставит этих скандирующих и клянущихся в лояльности «великим идеям Маркса — Ленина — Сталина» перед необходимостью подняться не на собрании, а в траншее, под огнем неприятеля. А это совсем не одно и то же. И воевавшее поколение это очень хорошо понимало.
Разумеется, правительство Сталина могло опираться на пламенных интернационалистов, особенно в первые дни и недели войны. Но история показала, что этих интернационалистов в десятки раз меньше, чем патриотов.
Интернационализм скорее расхолаживал и отталкивал, чем привлекал основную часть населения необъятного Союза. Убивать и умирать за кабинетную утопию, в воплощение которой мало кто верил, — какой смысл? Умирать и убивать за пролетариев… особенно если ты сам далеко не пролетарий — какой смысл?
Массовое бегство Красной Армии летом 1941-го — беспощадный итог всей коммунистической пропаганды.
Какова идея — таковы и ее исполнители. Начальство, первым драпающее на машинах, бросая солдат и младших офицеров умирать, — тоже продукт этой замечательной идеи. Разве революции делают не для себя? Разве главное в революции — не разрушение?
Далеко не всегда вооруженные подданные СССР панически бежали от нацистов. И не все они пачками сдавались в плен при первом удобном случае.
Кто эти люди? Почему они вели себя иначе, чем солдаты разбежавшейся и сдавшейся армий? Это были те, кому было за что воевать. Патриоты? Нет, не просто патриоты. Патриот своей страны, ее климата и пресловутых березок может быть вовсе не патриотом данного государства. За государство воюют те, кто доверяет этому государству, ассоциирует себя с ним, получил от него что-то. Кто считает, что это государство защищает его, и, в свою очередь, хочет его защищать.
Великий прагматик Виктор Суворов говорит, что сторонников у режима Сталина вообще не было. Если бы советские люди могли — они бы разбежались из СССР. Потому Сталин и хотел завоевать весь мир, чтоб бежать им было некуда. Но будь Суворов прав: и Вторую мировую войну СССР не пережил бы — его бы некому было защищать. Все бы разбегались и сдавались.
А за Советскую власть его, как мы знаем, очень даже было кому воевать.
И против тоже.
Когда я был молодым без спасительного слова «относительно», воевавшее поколение было еще многочисленное и активное. Крепкие дядьки между 50 и 60 годами, они охотно рассказывали, делились опытом. А я был мальчик не очень глупый и охотно слушал их рассказы. Некоторые рассказы были совершенно ужасны, но интересными были они все.
Мальчик из семьи глубоко не советской, я задавал вопросы, порой смущавшие некоторых фронтовиков… Рефлексия у нас до сих пор не поощряется.
В СССР распространялось поверье, что человек должен воевать за свое государство, даже если оно вовсе не считает его своим гражданином.
— Ты что, на ГОСУДАРСТВО обиделся?! — бросали всякому, кто задавал вопросы: а какой смысл воевать за государство, которое вовсе не считает тебя «своим»?
Большинство фронтовиков разделяли это поверье. А один из них эдак задумчиво высказался, что есть очень хороший способ излечиться от этого поверья. Для излечения надо увидеть вблизи быстро едущий на тебя танк.
— И что?
— И сразу поймешь, хочешь ли воевать за государство…
— А вы хотели?
— Чаще хотел, чем не хотел.
Прошло много лет, и в Германии я говорил с человеком, который когда-то поклялся на оружии мстить за убитого коммунистами отца. Отец у него был кулак. Он был сослан, а семью оставили в деревне, и отец И.Ф. сбежал из места ссылки, около недели прожил, прячась в бане на задворках собственной усадьбы. Красные поймали его и повесили. И тогда 17-летний парень выкопал на огороде обрез и поклялся на оружии мстить за отца.
Я понимаю — не красивый образ, не торжественный. Клятва на оружии о мести предполагает не обрез и не огород, а рыцарский замок, картинную галерею, двуручный меч…
— Дитя мое, этот меч пил кровь врагов твоего рода еще в руках твоего прапрадеда… — шепчет старый мажордом. Смотрят предки со старинных картин, плывет ночь, поблескивает луна на лезвии, торжественно звучит латынь, положена на лезвие рука в железной рыцарской перчатке…
Но в этой истории было так: выкопанный на огороде обрез двустволки крупного калибра. И парень в возрасте десятиклассника, одетый в прозрачную от бесконечных стирок старую рубашку, срывающимся голосом клялся между свинарником и коровником мстить за висящего на площади и начавшего пованивать папу. Простонародный такой, нищий вариант.
Человек сдержал клятву: за годы войны он убил десятки евреев и комиссаров. Уже стариком, отец двух дочерей и нескольких внуков (один из них назван в честь деда), этот человек жалел только об одном: несколько раз он промахнулся. Красный мог умереть, а теперь жил, и это огорчало И.Ф.
Этот человек был и остался патриотом России, но воевать за Сталина он не хотел. И за коммунизм тоже не хотел.
А другие, и тоже, быть может, патриоты страны России, видели возле себя нацистский танк… Или просто слышали пение танковых двигателей. Или истерические вопли «Окружают!!!». И этого им вполне хватало для того, чтобы понять: воевать за коммунистическое отечество голодранцев… я хотел сказать, пролетариев всего мира, им совершенно не хочется. Ну нисколечко.
К счастью советского правительства и лично товарища Сталина, в СССР, кроме закоренелых фанатиков коммунистической идеи, существовали слои весьма обеспеченных, а главное — довольно благополучных людей. Которые много чем были обязаны Советской власти.
Конечно, к этой категории относились и почти 200 тысяч офицеров Красной Армии. Но ведь и среди них были весьма разные личности.
Не надо думать, что в 1941 году вся Красная Армия поголовно хотела бежать и сдаваться. Части, которые воевали в июне — сентябре 1941 года, ничего не могли изменить, но они были.
Блестящие операции проводил А.А. Власов.
99-я стрелковая дивизия полковника Н.И. Дементьева трижды выбивала части вермахта из Перемышля. Только 28 июня дивизия отошла от берегов реки Сан и в полном порядке пошла на восток.
1-я противотанковая бригада прикрывала Луцк и Ровно. 43-я и 34-я танковые дивизии громили врага под Дубно.