Десантники были в восторге… да и остальная пехота, еще несколько дней назад растерянно отступавшая, дезорганизованная, почти утратившая боевой дух, затем остановленная, собранная с бору по сосенке во вновь формируемые здесь, под Белостоком, подразделения и снова направленная на передовую, там, воочию наблюдая процесс еженощного издевательства над фашистами, еще совсем недавно такими грозными и непобедимыми, на глазах менялась, теряя страх неуверенности и вместо него приобретая стойкость, решительность, упорство в бою.
«…В общем, идея лейтенанта Иванова по переброске сюда десантников уже принесла очень много пользы, да и принесет еще немало, огромное спасибо ему… Вот только где, в конце концов, этого своевольного свинтуса носит, когда он так нужен именно здесь, со всеми своими знаниями и идеями?!»
Хацкилевич отложил бумаги, отодвинул подальше от них подстаканник с холодным недопитым чаем и подошел к окну, по пути разминая затекшие от долгого сидения спину и плечи. Спать хотелось немилосердно. Сегодня он снова поднялся почти с рассветом, хотя и лег вчера уже за полночь, но позволить себе даже лишний час сна генерал не мог, его почти постоянно терзало чувство тревожного ожидания возможной военной катастрофы, возможной потому, что он чего-то не успел, не додумал, не предвидел… Да сделано уже очень многое, но сделано ли все возможное?..
Он никогда и никому не признался бы, как его тяготит неподъемный груз ответственности за жизни и судьбы десятков тысяч людей, уже собранных здесь, под Белостоком, и еще многих десятков, а то и сотен тысяч, которые будут собраны здесь позднее… Как он боится не справиться с командованием, с организацией эффективной обороны, достаточной для противостояния хорошо отлаженной немецкой военной машине.
Ведь все довоенные планы и тактические схемы организации противодействия агрессору, наподобие того, крайне неудачного «контрудара под Гродно, во фланг…», полетели к чертям собачьим, теперь все приходится делать заново и на ощупь, «с чистого листа», ориентируясь только на крупицы нового боевого опыта… и на знания из другой реальности, от лейтенанта Иванова.
Хацкилевич многое отдал бы, чтобы прямо сейчас и здесь, в его кабинете, оказался Иванов, чтобы было с кем посоветоваться, обсудить и оценить уже сделанное, наметить дальнейшие шаги по организации обороны… Но чудес не бывает, точнее, чудеса все-таки бывают, и появление здесь человека из другой реальности яркое тому подтверждение, но, видимо, лимит этих чудес на ближайшее время исчерпан.
А Иванова где-то носит, хотя он, по всем договоренностям, еще вчера должен быть здесь.
«Вот где и какие бешеные собаки его там носят, что он не прибыл вовремя, как обещал?..» – нахмурился уставший генерал, всеми силами отгоняя от себя тоскливые мысли о том, что лейтенант Иванов, который сейчас наверняка где-то воюет, может уже и не прибыть… никогда…
Стук в дверь прозвучал настолько неожиданно, что Хацкилевич аж вздрогнул, а в голове молнией промелькнула мысль: «Неужели новости по Иванову? Дай-то бог, чтобы эти новости были хорошими…»
– Войдите!
В кабинет, с некоторой даже торжественностью, вошел его старый друг и соратник, дивизионный комиссар Титов. При этом выражение лица у него было… странное выражение, одновременно удивленное, встревоженное и при этом слегка, самую малость, ехидное.
– А, это ты, Павел Федорович, – Хацкилевич жестом указал «главному особисту» 6-го мехкорпуса, а теперь, по факту, и всего оборонительного района, на диван, предлагая садиться. – Ну, что там еще стряслось?
– Именно, что стряслось, Михаил Георгиевич, – устраиваясь на диване, ответил Титов, – и стряслось, как это уже начинает входить в нездоровую привычку, опять с нашим неугомонным «гостем из будущего»…
Глава 5
– И что там еще случилось с лейтенантом Ивановым, – спросил Хацкилевич, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым, но чувствуя, как бешено заколотилось сердце. – Он хоть живой вообще?
– Живой… чего ему сделается… – Ехидства на физиономии Титова чуть прибавилось. – Этот лейтенант еще и нас с тобой переживет, ведь это не мы ему, а он нам постоянно нервы мотает.
– Рассказывай толком, – все еще спокойно попросил Хацкилевич, чувствуя, однако, прилив раздражения. Отчего-то именно сегодня, сейчас, обычное ерничанье Титова в отношении Иванова, допускаемое, когда они с Хацкилевичем разговаривали наедине, без посторонних, и на которое Хацкилевич, как правило, не обращал внимания, особенно раздражало.
– Михаил Георгиевич, ты даже не представляешь, что опять натворил этот нахальный лейтенант Иванов. Я только что получил донесение от Трофимова, из Сокулки.
– Какой он тебе лейтенант, – проворчал Хацкилевич, слегка успокаиваясь оттого, что Иванов, пусть он там и опять чего-то натворил, но главное – сам он живой. – Не забывай, что там, у себя, он службу закончил подполковником, а это здесь, у нас, вполне себе даже командиру полка соответствует, три «шпалы» в петлицах, так-то. Да и послужил он там, в своей реальности, уж никак не меньше нашего. Кроме того, если бы не он и не его инициативы, так мы с тобой, скорее всего, уже давно мертвы были бы, а потому мой тебе совет: цеплял бы ты его поменьше… для пользы дела. Ладно, что он там опять натворил?
– Ну, он же сам себе голова, и никто ему не указ!.. Вот, к примеру, разрешили ему налет на немецкий концлагерь с целью освобождения наших пленных… Казалось бы, будь благодарен, что командование тебе навстречу пошло, точно и четко выполни задачу, вернись, доложи, как положено, потом ожидай следующей команды или, если инициативу имеешь, обратись, как положено… Так нет, это все не про него. Он там такого наворотил…
– Хватит уже экзальтации и этих театральных пауз! – вышел из себя Хацкилевич. – Докладывай коротко и по делу!
– Слушаюсь, товарищ генерал, – вскочил и вытянулся Титов, понимая, что со своим ерничаньем он палку перегнул и дружеские отношения на сегодня закончились, остались только служебные. – Итак, освобождение пленных прошло удачно и практически без собственных потерь, сам лейтенант Иванов, как вы и приказали, под пули не лез. Пленных освободили, в совокупности более двух с половиной тысяч, а это, без малого, целый стрелковый полк довоенного штата получается, если по личному составу считать, так что тут нашему лейтенанту честь и хвала. Но вот потом… Вместо того, чтобы отводить бывших пленных к линии фронта и потом на нашу территорию, для проведения с ними фильтрационных и контрразведывательных мероприятий, Иванов уговорил Трофимова, как тот сам выразился, «немного повоевать». При этом его доводы Трофимову были следующие: выявление трусов, предателей, изменников Родины гораздо быстрее и легче можно провести в боевой обстановке, когда все на виду и спрятаться некуда; все бывшие пленные, кто пожелает, без всякой фильтрации и сортировки особых отделов, смогут сразу, без потери времени на хождения туда-сюда, воевать и уничтожать фашистов, возвращая себе уверенность и боевой дух, а попутно им сразу будет куда выплеснуть всю свою ненависть за издевательства и унижения в плену. Ну а те, кто не пожелает… там, на месте, тоже имеются представители особого отдела, во главе с Трофимовым. В составе отряда лейтенанта Иванова бывшие пленные, вне зависимости от их военно-учетных специальностей, смогут увидеть правильную организацию наступательного боя и лично убедиться в том, что при грамотном использовании средств огневого поражения немцы отнюдь не бессмертны, а совсем даже наоборот.
И последнее, что, по словам Трофимова, его окончательно убедило: после неоднократных боев с германскими войсками, да еще на занятой противником территории, своими глазами увидев, что на этой территории немцы уже творят с мирным местным населением, бывшие пленные превратятся в стойких, убежденных борцов с фашистской нечистью и, избавившись от клейма «сдавшихся врагу», будут достойны орденов и медалей, а вовсе не Колымских лагерей…
– Ну, допустим, – задумчиво проговорил Хацкилевич, – допустим, что доводы Иванова имеют в себе некое рациональное зерно… Что было дальше?
– Дальше, товарищ генерал, наш лейтенант Иванов решил не размениваться на мелочи и в результате ночного штурма сегодня под утро захватил населенный пункт Суховоля и тем самым перекрыл германским войскам возможность использования в своих целях важной рокады Гродно – Суховоля – Осовец – Ломжа. В ходе штурма частично уничтожен и захвачен в плен немецкий пехотный батальон, дислоцированный в Суховоле, со всем своим вооружением и приданными полковыми средствами усиления. Мало того, непосредственно перед штурмом Суховоли Иванов, «чтобы два раза не ходить», как он выразился, уговаривая на это Трофимова, атаковал и захватил бывший наш аэродром, расположенный вблизи той же самой рокады, но чуть подальше, в районе населенного пункта Гонендз, это недалеко от Осовца. Там, по словам Трофимова, помимо огромной кучи всякого военного имущества и вооружения Иванов захватил неповрежденными два немецких военно-транспортных «юнкерса».
– И что, таки оба самолета терпеливо ждали на том аэродроме нашего лейтенанта? – чуть сварливо и с нотками прорезавшегося от волнения местечкового говора, уточнил Хацкилевич.
– Вот, товарищ генерал, мне это тоже сразу показалось малореальным, и я специально уточнил у Трофимова.
– И…
– Уж не знаю, почему этому заср… заносчивому и самонадеянному без всякой меры пришельцу такая удача прет… В общем, изначально самолет на аэродроме был один, разгружался. Но потом, после молниеносного штурма и захвата, Иванов сумел быстро разговорить, а потом и вербануть нового коменданта аэродрома, который сначала не успел, а потом не стал сообщать своему командованию, что аэродром захвачен, и потому второй немецкий транспортник, ничего не подозревая, прилетел, как к себе домой… и обратно уже не улетел. Сейчас оба трофейных самолета активно осваивают наши летчики-истребители из числа пленных, захваченных немцами там же, на аэродроме, и потом отбитых Ивановым, а сегодня ночью их собираются перегнать сюда, в Белосток. Трофимов особо просил предупредить нашу ПВО, чтобы не сбили ненароком.