и, а тихоходные Т-26, причем почти половина совсем уже устаревших, двухбашенных, собранных по пути следования с бору по сосенке, только для количества, от них в атаке проку почти совсем никакого…
– Ну, и?..
– Ну, и пожгли они мои «двадцать шестые», все до единого, меня самого, в беспамятстве, с легкой контузией от попадания в башню, из горящего танка ребята вытащили, но далеко утащить не смогли… Немецкие мотоциклисты, как стервятники, налетели. Так, всех вместе, скопом, нас в плен и захватили…
– Ну, и как сам-то бой оцениваешь и свои действия в нем?
– Да жалею, что поперся сдуру, без разведки и без артподготовки, опять же, но тут хоть объяснимо – артиллерия на марше отстала… В общем, погорел я, не только физически, но еще и как ротный командир, потому как не справился…
– Та-ак… – протянул Сергей. – А ты знаешь, что такое танковая засада?
– Знаю, – ответил танкист, – в училище нам доводили, на примерах Халхин-Гола и Советско-финской, но у меня был приказ именно атаковать, какая уж тут засада…
Сергей покосился на особиста – заметил ли тот первопричину гибели легкой танковой роты. Увидел, как тот понимающе скривился, и снова повернулся к танкисту.
– То, что ты промахи свои видишь и правильно их оцениваешь – это хорошо… Как известно, за одного битого двух небитых дают. Второй шанс проявить себя в командовании танковой ротой хочешь получить?
– Так точно! – подобрался танкист.
– Вот и хорошо, вот и ладушки, – отставил уставной тон Сергей, – но запомни, старший лейтенант, никаких оголтелых, неподготовленных танковых атак, иначе до капитанского звания можешь и не дожить, погибнешь раньше. С этого момента и до особого приказа – только засады, только оборонительный бой из заранее подготовленных окопов, причем не только основных, но и запасных, не менее двух на каждый танк. Уяснил? Отлично, тогда вперед – подбирай себе технику и людей, сколачивай экипажи, готовься к боям. Пока меня нет – командует товарищ капитан, – Сергей указал на Сотникова, – ему и доложишь о готовности танковой роты.
– А?..
– Все, работай, все вопросы потом…
Сергей вынужден был прервать общение с танкистом, потому что время поджимало, а сделать перед выездом предстояло еще немало. В частности, неподалеку от их «особой тройки» уже давно переминался с ноги на ногу старший сержант Гаврилов, томимый неопределенностью собственной судьбы. Исправных и боеготовых пушечных БА-10, с учетом собранных немцами здесь, в Суховоле, набиралось уже больше, чем на роту – свыше двадцати машин, и это не считая почти трех десятков пулеметных БА-20, а Гаврилову, с его званием, даже взвода было много, хоть и командовал он этим взводом, на взгляд Сергея, очень даже успешно. Вот и ждал старший сержант решения по своей дальнейшей службе.
Потом еще капитану Давыдову задачи на выдвижение ставить, да и по артиллерии в целом с ним побеседовать было бы очень желательно, а времени уже за полдень, пора выдвигаться на аэродром. Вот и крутись… в режиме «ошпаренной кошки».
Но хоть покрутиться и пришлось, все самое неотложное Сергей сделать успел.
Давыдова, с его полковой артиллерией и приданной в оперативное подчинение батареей 82-миллиметровых минометов, следом за пехотой отправил.
Ковальчуку на его вопросы по выбору оборонительных позиций танковой роты и правильного ее окапывания на этих позициях ответил.
Сотникову на все его новые вопросы разъяснения дал.
Провести сеанс радиосвязи с аэродромом и предупредить о своем скором визите успел. А вот насчет Гаврилова… В отношении старшего сержанта Сергей проявил, можно сказать, крайний и ничем не прикрытый волюнтаризм, и потому сам Гаврилов сидел сейчас рядом, на заднем сиденье вездеходного «штевера» и слегка ерзал от волнения, прикидывая свои действия в новой должности, а впереди их обоих ждал аэродром Гонендз…
Глава 10
Рассвело, в кронах деревьев по периметру аэродрома загомонили лесные птицы, уже привыкшие к тому, что после завтрака возле аэродромной кухни всегда можно поживиться какими-нибудь вкусными крошками (аэродромная обслуга по доброте душевной их оттуда не особо и прогоняла), и потому своим утренним гомоном ненавязчиво исполняющие функции будильника.
Сегодня, однако, никто в их услугах по утренней побудке не нуждался, поскольку с первыми лучами солнца на аэродроме началась энергичная и радостная суета по освоению трофейных материальных ценностей, совсем недавно принадлежавших «непобедимому вермахту» и «героическому люфтваффе».
Младший лейтенант Игорь Петров, слегка ошалевший от творящейся вокруг суматохи, без видимой цели дефилировал по зеленому травяному полю, вертя головой по сторонам и наблюдая, как технари из аэродромной обслуги, совсем недавно еле шевелившие руками в статусе русских пленных, теперь с огоньком, с веселыми матерками, снуют во все стороны быстрыми ласточками. Не отставали от них и бойцы «интендантской команды», оставленные на аэродроме под общим руководством старшины Авдеева для сбора, сортировки, подготовки к вывозу трофеев.
Вот его-то и искал сейчас Петров, но при этом старался, чтобы поиски старшины не выглядели слишком уж наглядными и заметными со стороны. Ему сейчас очень нужен был добрый совет…
К слову сказать, нынешний статус старшины Авдеева и его взаимоотношения с личным составом отряда наглядно иллюстрировали пословицу: «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться».
Поначалу, когда он приступил к своим обязанностям по должности старшины только что созданного мобильного отряда, многие вновь прибывшие младшие командиры, особенно из числа «прикомандированных» по линии Трофимова, которые вместе с ним не воевали и не блуждали потом по немецким тылам, относились к нему слегка пренебрежительно, в стиле «эй, старшина!». Будучи отобранными в основном из разных силовых подразделений войск и служб НКВД для «выполнения особых задач» в условиях повышенной секретности, эти молодые, резкие и самоуверенные ребята, ничего не зная про старшину, считали его обычной «тыловой крысой», не достойной общения хотя бы на равных.
Сам Авдеев, со своей неизменной легкой усмешкой в усы, на их пренебрежение и демонстрацию собственной крутизны никакого внимания не обращал, общался исключительно по уставу, своими способностями и боевым прошлым не хвастался. Потом, позже, когда все в отряде увидели и поняли, что он для командира отряда (тоже, кстати, в невеликом звании лейтенанта) не старшина по званию, а «Павел Егорович», и не старшина по должности, а скорее заместитель и по тылу, по вооружению, и вдобавок по особым вопросам, а помимо этого он командует снайперами и самолично обучает последних, а еще он опытный боевой командир, и именно ему лейтенант Иванов доверяет выполнение разных секретных поручений и отдельных боевых задач, было уже поздно. В том смысле, что стиля общения с ними теперь уже не «эй, старшина!», а «Павел Егорович, разрешите обратиться?» не изменил, общался по-прежнему вежливо и корректно, все, что от него требовалось по линии хозяйственного обеспечения, исполнял безукоризненно, но на этом и все – никакого внеслужебного общения с такими… недальновидными младшими командирами, как бы им теперь этого ни хотелось, он не допускал. По крайней мере пока, словно определив им некий испытательный срок, для осознания вредности пренебрежительного отношения к незнакомым людям и корректировки своих стереотипов общения.
Почему им хотелось? Да потому, что все в отряде очень быстро узнали, что Павел Егорович, несмотря на явное благоволение к нему со стороны командования отряда, нос не задирает, свой высокий статус и свою особую приближенность к начальству окружающим не демонстрирует, во внеслужебном общении добродушен и не спесив. При этом, имея огромный боевой и житейский опыт, он всегда может дать добрый совет в сложной или непонятной ситуации, если подойти к нему с вежеством, без чванства и выпячивания собственной значимости.
А уж Игорь Петров свое уважение к заслуженному, умудренному жизнью старшине проявил еще до войны, при первом знакомстве, когда он, молодой «мамлей», после окончания спецкурсов погранвойск только прибыл для дальнейшего прохождения службы в Августовский погранотряд. Они тогда друг другу как-то сразу глянулись, и с тех пор Павел Егорович относился к молодому командиру чуть ли не по-отечески: ненавязчиво присматривал, советовал, подсказывал…
Вот и накануне… Пусть лейтенант Иванов, оставляя его старшим по охране и обороне аэродрома, все подробно рассказал, оборонительные позиции наметить помог, все возможные угрозы и ситуации разъяснил, варианты действий по ним подсказал, рацию и кодовые фразы для связи с собой оставил, но… это была его первая самостоятельная боевая задача такого масштаба и первый опыт командования столь значительными силами: усиленный пехотный взвод, практически полурота, насыщенный ручными пехотными «дегтярями», зенитки, станковые пулеметы, минометы, пулеметные мотоциклы, пушечные броневики и даже танк, пусть малый, но зато с крупнокалиберным ДШК – это, в совокупности, не меньше, чем на полную роту потянет, а у него опыта командования даже взводом было не так чтобы много, да и то, только на довоенных учениях. Поэтому нахождение рядом опытного наставника, который, случись при командовании оплошка какая, и подскажет вовремя, и исправить поможет, Игоря изрядно успокаивало и помогало преодолеть легкую неуверенность.
Впрочем, вечером и не до рефлексий было – все заслоняла тревожная, лихорадочная суета и спешка по организации оборонительного периметра, пулеметных и минометных позиций, окопов и укрытий для бронетехники, выдвижению мотоциклетных дозоров и пехотных секретов… Много чего еще хлопотного надо было сделать в ожидании возможной атаки противника. Потом, уже почти по темноте, когда стало ясно, что до утра авианалета точно не будет, снимали с позиций трофейные немецкие зенитки и ставили их в кузова грузовиков, намечали для них новые основные и запасные позиции, маскировали.
Ночью сомнения тоже отошли на второй план – все собой заполнило напряженное ожидание ночной атаки немецкой пехоты. Сам Игорь, организовав посменный отдых и сон бойцов на позициях, всю ночь глаз не сомкнул – без конца обходил позиции и проверял часовых, прислушивался к ночной тишине, каждую минуту ожидая, что она вдруг сменится бешеной какофонией звуков от разрывов артиллерийских снарядов и лающего огня немецких пулеметов. И пусть старшина Авдеев, наблюдая метания молодого командира, еще вечером отвел Игоря в сторону и подробно разъяснил, что оборонительные позиции организованы отлично, а ночная атака противника вообще крайне маловероятна, после чего отправился спать сам и посоветовал сделать то же самое Игорю, тот ничего с собой поделать не мог, да и не хотел – если все же начнется вдруг ночной бой, он хотел встретить немецкую атаку сразу во всеоружии. Нет, Авдееву он верил безоговорочно, но в то же время, воюя с лейтенантом Ивановым, успел уже убедиться, насколько ночью сложнее обороняться от неожиданной атаки. Вот и ожидал, попутно личным примером ориентируя подчиненных на бдительность.