– Вот, товарищ младший лейтенант, только что нашли в оружейных ящиках, – довольно проговорил Авдеев. – Это немецкий МГ-34 в варианте ручного пулемета, со складными сошками, и компактные патронные коробки к нему, на пятьдесят патронов каждая. Он с лентой не так удобен, второго номера расчета требует, а вот так, с патронными коробками, его и одному можно использовать, причем даже с рук, от пояса. Как мне кажется, такой пулемет в разведке лишним не будет.
Игорь с удовольствием осмотрел пулемет, проверил ударно-спусковой механизм, затвор, холостой спуск.
«Вещь!.. При сравнимой с ДП массе (под двенадцать килограммов с патронами) немецкий «эмгач» даже чуть короче, а уж его небольшая, удобная в замене пятидесятипатронная коробка не торчит, пулемет ворочать не мешает, и в сумке таких сменных коробок еще шесть – это, получается, почти двойной боекомплект «дегтяря». Вещь, надо брать!»
Горячо поблагодарив старшину, довольный Игорь потом всю дорогу так и эдак вертел в руках новую убойную машинку, и она ему все больше нравилась. Поэтому сейчас он почти жалел, что противник им не попался, и питал слабую надежду, что, может, его разведчики кого-нибудь обнаружат. А пока, закончив обустройство и маскировку позиции, погрузился в терпеливое ожидание, попутно перебирая и упорядочивая мысли.
Первым делом еще раз обдумал достаточно сильно свербящий вопрос возможной атаки аэродрома в его отсутствие. Прикинув все за и против, окончательно решил для себя, что если даже… то ничего атакующим фашистам не обломится, от слова вообще. Потому что на аэродроме остался Т-40 со своим крупнокалиберным 12,7-миллиметровым пулеметом, который любую немецкую легкую броню легко распотрошит до полной потери боеспособности, а если кого и не уничтожит сразу, так отгонит на расстояние, с которого пулеметы винтовочного калибра противника особого вреда не нанесут. Да и колесные броневики не все в разведку пойдут. Думается, как минимум одну машину из четырех старшина Авдеев на аэродроме в боевом охранении оставит, и это тоже очень серьезный аргумент, особенно в обороне.
И еще потому, что на аэродроме остался сам Павел Егорович, который, как начал обоснованно подозревать Петров, любой общевойсковой бой организует и проведет гораздо лучше, не только его, молодого и неопытного командира, но и получше многих иных, более опытных командиров, исключая, конечно, лейтенанта Иванова, но это и так понятно.
«А вот проехаться к реке с разведкой, это мы со всем нашим старанием, это, как говорится: «хочу-могу-умею». Да и бронекатер здесь поискать – тоже мысль интересная, своевременная…
С бронекатером этим вообще история необычная приключилась, словно наглядная иллюстрация выражения «от судьбы не уйдешь». Этот катер командование флотилии выдвинуло в дальний дозор, за шлюзы, в Западный Буг, и с началом войны, когда немецкие диверсанты захватили шлюзы, вернуться обратно он уже не смог. Но экипаж не сдался и рук не опустил, решил сражаться с противником в одиночку, и довольно успешно это делал, маскируясь в многочисленных притоках и уничтожая группы противника на берегу. Так, успешно поражая врага, добрался сюда, к Гонендзу, смог бы, наверное, и дальше так воевать, но не судьба.
Он ведь, насколько я понял из объяснений Мишки-Одессита, не просто так здесь причалил, а именно из-за близкого аэродрома, на котором командир катера хотел разжиться авиационным бензином: мотор-то у них, ГМ-34БП, катерный вариант нашего авиационного АМ-34, ему добавка высокооктанового авиабензина только в плюс была бы… Но не срослось – на аэродроме уже были немецкие десантники, которые сначала схватили и жестоко допросили посланных за бензином моряков, а потом выдвинулись к бронекатеру, где их не ждали, и расстреляли остальную команду, а той команды на катере и было-то всего с десяток человек. Сам Мишка остался в живых только потому, что в момент атаки на катер сидел в машинном отделении, возился с мотором. А потом, когда он услышал пальбу и выскочил на палубу, все уже было кончено, и его, безоружного, легко взяли числом, попутно изрядно потоптавшись по нему всей толпой.
После десантники передали его своей пехоте, и далее он попал в лагерь пленных, а катер… Вот сейчас и посмотрим, здесь ли он еще, или эти ублюдочные борцы за жизненное пространство немецкой нации на него уже свою жадную лапу наложили».
Словно в ответ на мысли младшего лейтенанта, в поле зрения показался один из его разведчиков, летящий во весь опор.
– Товарищ младший лейтенант, там… катер… и немцы!
– Немцы, – сразу насторожился Игорь, – сколько, как далеко, откуда идут, когда будут здесь?
– Нет, они не идут, они там, на катере…
– Так, стоп, докладывай спокойно и без паники: видали мы уже тех немцев, и бегущими, и мертвыми, так что разберемся…
– Слушаюсь, товарищ младший лейтенант. Стало быть, там, в паре километров, на нашем берегу заводь большая имеется, вот там катер и стоит, носом на берег, а немцы, выходит, его вроде как охраняют.
– Угу, охраняют, значит… И сколько их там?
– Да вроде не больше десятка.
– Так… второй боец где?
– Там остался, товарищ младший лейтенант, наблюдение ведет.
– Вот это он молодец, вот это правильно. Ты, кстати, тоже молодец, что поспешил о находке сообщить. Теперь вот что: ты здесь оставайся, жди нашу пару, что в другую сторону ушла, и потом проведешь их к месту стоянки катера, только тихо и аккуратно. А я туда прямо сейчас выдвинусь, осмотрюсь пока… Рассказывай ориентиры.
Бронекатер, стоящий в густо поросшей камышом речной заводи и практически скрытый от наблюдения с воздуха мощными кронами деревьев, Петрова впечатлил. Чуть больше двадцати метров длиной, с невысокой, около метра, высотой борта над водой и с явно малой осадкой, он как будто специально был спроектирован и построен для плавания по узким и неглубоким рекам. Впрочем, почему как будто – как Игорь понял из объяснений, малые плоскодонные речные бронекатера проекта 1125 как раз и были спроектированы именно так, чтобы свободно чувствовать себя не только на больших, полноводных реках, но и в мелких протоках.
Огневая мощь тоже впечатляла, полностью дублируя вооружение среднего трехбашенного танка Т-28: на палубе, перед рубкой, танковая башня с короткой пушкой и пулеметом ДТ, а на крыше рубки и позади нее, ближе к корме, еще две башенки, но малые, и там только пулеметы ДТ.
«Да, это настоящий речной танк, с серьезной огневой мощью. Такой способен даже с немецкими пушечными танками на равных сражаться, а уж по пехоте, да еще если она компактно расположена будет, на марше, например, – эффект будет просто потрясающий.
А учитывая, что один такой катерок сможет легко, не напрягаясь, взять на палубу до полувзвода пехоты с полным вооружением, плюс несколько станковых пулеметов или минометов, и перебросить эту пехоту практически везде, где есть река, речушка, протока, да потом еще и поддержать там пехоту своей пушкой и пулеметами – это какие же перспективы для диверсий и маневра войсками открываются… Начинаю понимать, почему Командир, как только морячка выслушал, так воодушевился».
Петров еще раз, по-хозяйски, осмотрел бронекатер и причмокнул от удовольствия – как наверняка скажет Командир: «нужная и полезная в хозяйстве вещь».
Сейчас, правда, эту нужную и полезную в хозяйстве вещь изрядно загаживали своим присутствием фашистские выродки, в количестве примерно семи мерзких рыл. Они явно чувствовали себя, как на курорте: купались, загорали, весело горланили бравурные немецкие марши… Свои винтовки, точнее, короткие карабины Маузера «К98к» (основное оружие пехоты вермахта), бравые вояки составили в одну общую пирамиду здесь же, на берегу.
«Ишь, песни орут, хозяева жизни, блевотина собачья! Типа, ценный трофей охраняют и заодно от трудов военных отдыхают… Небось тоже поучаствовали в уничтожении команды катера, сволочи, хотя нет, там вроде десантники были, но все равно, эти скоты по-любому виноваты, хотя бы в том, что на землю нашу пришли, а потому недолго им отдыхать осталось, не зря у меня с утра руки чешутся, свой новый пулеметик опробовать.
Кстати о пулемете… Что-то не нравится мне количество этих тварей. В том смысле, что семь человек – это ни то ни се, стандартное пехотное отделение у них десять человек, на одного меньше, чем у нас, и обязательно пулемет при них. Семь ублюдков я вижу, командир отделения, допустим, внизу дрыхнет, тупой осел, а вот еще двоих и пулемета, я не наблюдаю. И тогда очень легко может оказаться, что эти двое, которых я не вижу, как раз и залегли с пулеметом где-нибудь в стороне. Но если это так, тогда их «комод» совсем не тупой осел, а вот мы, атакуя купальщиков, можем нарваться по полной, и кто тогда здесь будет осел?.. Значит, надо искать… Вот где бы я сам, на случай внезапной атаки катера, пулемет расположил?»
Игорь оставил бинокль второму наблюдателю, а сам оттянулся назад и пошел, крадучись, по широкой дуге, в душе благодаря судьбу за то, что его разведчики, обнаружив катер, сразу залегли, причем довольно далеко, и потом тоже не сильно шебуршились, а еще хвалил себя за давнюю пограничную привычку держать при наблюдении бинокль так, чтобы ладони прикрывали его наружные линзы от прямых солнечных лучей и те не бликовали.
Пулемет, в комплекте с двумя недостающими «камрадами», он обнаружил там, где и предполагал: расположенный в кустах на другой стороне заводи, хорошо замаскированный, с ленточным питанием из короба, он мог в любой момент залить все пространство перед катером ливнем пуль, давая «веселым купальщикам» время и возможность занять оборону. Обнаружил, надо признать, весьма непросто – опытные и хорошо обученные немецкие пулеметчики знали толк и в оборудовании позиции, и в организации наблюдения по секторам. Их подвела общая расслабленность и… скука, поэтому Игорь, тихо пробирающийся по густому прибрежному подлеску, их не увидел, а услышал… Услышал отчетливый смешок, сразу замер, залег, потом медленно подполз чуть ближе, убедился, что разговаривают и время от времени смеются, двое, но ближе, на дистанцию визуального обнаружения, подползать не рискнул и тихо вернулся назад, к своим бойцам. Дождавшись, пока соберутся все четверо, подробно довел каждому его задачу и действия в атаке.