Подводя итоги, можно, пожалуй, вкратце сформулировать наши первоначальные задачи на организационный период: сформировать подразделения, наладить процесс их обучения и боевого слаживания, в том числе обкатку в боях для приобретения опыта взаимодействия подразделений между собой. Потом отработать механизм обучения и тренировки нового пополнения, обеспечить, так сказать, процесс клонирования методом деления, когда, например, из одного подразделения получаются два, путем их разделения пополам и добавления в каждое недостающую половину новобранцев без критической потери боеспособности, – конкретику сейчас уже не успею обдумать, ибо мы уже подъезжаем…»
Эпилог
В ночном белорусском небе размеренно гудели мощные моторы идущего на большой высоте, в облаках, курсом на Белосток, самолета.
Заместитель начальника оперативного управления Генерального штаба РККА генерал-майор Александр Михайлович Василевский в очередной раз зябко поежился в удобном кресле комфортабельного пассажирского Дугласа «DC-3» из состава Московской авиационной группы особого назначения (МАГОН). Несмотря на отсутствие сквозняков и комфортабельный салон американской машины (лицензионный ПС-84 на ее базе по уровню комфортности все же был чуть похуже), здесь, на высоте, было весьма прохладно, и генерал, кутаясь в свою фасонистую шинель тонкого сукна для высшего комсостава, в очередной раз подумал, что она, конечно, красивая, удобная и легкая в ношении, но он бы сейчас не отказался от обычной – толстой, тяжелой, но такой теплой солдатской шинели с полами почти до земли, в которую укутаешься, как в большое одеяло, и спать можно за милую душу, даже на морозе.
Василевский еще раз поежился, окинул взглядом своих помощников из числа сотрудников оперативного управления Генштаба, которые тоже ворочались и ежились в своих тонких уставных шинелях, и потом с легкой завистью покосился в другую сторону пассажирского салона, где разместились приданные в состав руководимой им группы инспекторов Генерального штаба сотрудники двух самых жутких и страшных в народе наркоматов, они же обитатели самого высокого здания Москвы («Почему самого высокого? Да потому, что из его глубоких подвалов очень четко видна Колыма», – ходила в народе такая печальная шутка про здание НКВД-НКГБ на Лубянке).
Они, прибыв к самолету даже без верхней одежды, разместившись со всеми своими вещмешками, тюками и баулами отдельно, чуть впереди по салону, а позже, уже на высоте, споро достали армейские простеганные и теплые ватные куртки, пусть и довольно неказистого вида, оделись и сейчас дружно, словно выполняя команду, но при этом чутко, вполглаза, спали. Их старший, майор государственной безопасности Судоплатов, тоже дремал и тоже чутко, периодически посматривая вокруг полуоткрытыми глазами.
– Ишь, спят, и холод им нипочем, – чуть слышно пробормотал Василевский, – сразу видна привычка опытных полевых вояк при любой возможности спать впрок, не обращая внимания на бытовые неудобства. Настоящие оперативники-волкодавы, привычные к тяготам и лишениям своей службы, да и старший их, Судоплатов, тот еще ухарь-головорез, во всем своим подчиненным под стать, а то и далеко впереди них…
Судоплатова Василевский заочно знал и раньше, по роду своей службы – оперативное управление Генштаба, помимо всего прочего, обеспечивало взаимодействие и обмен оперативной информацией с ГУГБ НКВД СССР, а Судоплатов еще до войны в области разведки и диверсий был личностью известной. Конечно, без подробностей и вообще без фактов – даже повседневная деятельность Судоплатова проходила под грифом «Совершенно секретно», не говоря уже о специальных операциях, но, по доступной информации, тот был не идейно подкованным дуболомом, которых в свое время много понабежало в НКВД-НКГБ, а способным, думающим специалистом в своем деле, с хорошими навыками оперативной работы. Вот только зачем его сунули в инспекторскую группу Генштаба?..
Но это ему совсем недавно, уже практически перед вылетом, объяснил сам грозный нарком НКВД, генеральный комиссар государственной безопасности Лаврентий Павлович Берия.
«Зачем? Затем, Александр Михайлович, что вы летите в тыл противника, и при этом являетесь секретоносителем высокого, я бы даже сказал, высочайшего уровня. Соответственно, вам просто необходима надежная и эффективная охрана, а майор государственной безопасности Судоплатов, в силу своих высоких профессиональных качеств, сможет такую надежную и эффективную охрану организовать. Единственное, что при этом потребуется от вас – правильно понять нужность и важность охранных мероприятий и не совершать глупостей в боевой обстановке, пытаясь избавиться от опеки охранников, которые отвечают за вашу безопасность своей головой.
И еще один момент, пусть и не связанный напрямую с вашей миссией, но очень важный в плане организации всенародного сопротивления врагу на всей территории Советского Союза, включая и временно захваченные противником территории. Этими вопросами по линии нашего ведомства тоже будет заниматься товарищ Судоплатов, и у меня к вам личная просьба: несмотря на то, что Судоплатов и его люди в этой поездке формально подчиняются вам, по прилете в тыл противника не стоит слишком уж акцентировать внимание на их действиях и местонахождении, чтобы не привлекать излишнего внимания к их деятельности, выходящей за рамки вашей охраны…»
Василевский снова поерзал, пытаясь укутаться поплотнее и все же задремать, – совсем скоро спать если и придется, то урывками и по паре часов, – но вскоре понял, что заснуть не получается, и вернулся к своим размышлениям: следовало еще раз вспомнить и проанализировать произошедший чуть более суток назад разговор со Сталиным…
Ночной звонок Поскребышева и срочный вызов к Верховному стал для него абсолютной неожиданностью. Не в том смысле, что звонок его разбудил, – Василевский, как и почти все в оперативном управлении Генштаба, с самого начала войны спал мало и урывками, а по ночам корпел над картами и теми немногими донесениями с фронтов, что пусть и редко, нерегулярно, но попадали-таки в Генштаб, пытаясь сложить из них хоть мало-мальски достоверную картину текущей оперативной обстановки. И он, занимая должность заместителя начальника оперативного управления, считал это своей первоочередной задачей.
И не потому, что Сталин им пренебрегал – наоборот, Вождь относился к нему очень хорошо и с теплотой, даже настоял в свое время, чтобы Василевский возобновил общение с родителями (отец – священнослужитель, мать – из семьи священнослужителей), а это, да еще в отношении члена партии, что в те годы, что сейчас, активно не приветствовалось. Но Вождь сказал – и все чудесным образом сладилось. Поэтому в благорасположении к нему Сталина сомневаться не приходилось.
Но вот только… когда его учителя и друга, замечательного человека и талантливого военачальника Шапошникова, Сталин после Советско-финской войны снял с должности начальника Генерального штаба, самого Василевского, как ученика и креатуру Бориса Михайловича, перестали приглашать на совещания к Верховному. Поэтому неожиданный ночной вызов от Поскребышева его и озадачил, и взволновал…
Верховный принял его сразу, причем принял радушно. Сначала, по своей кавказской привычке, поинтересовался, как здоровье, как семья, как родители, и только потом перешел к главному, к причине срочного ночного вызова.
И вот тут, выслушав Сталина, Василевский натурально обалдел. Оказывается, в Белоруссии, где германская армия уже штурмует Минск, в глубоком немецком тылу, в Белостоке, генерал-танкист Хацкилевич додумался до того, что решил организовать на базе своего шестого механизированного корпуса долговременный оборонительный плацдарм значительной площади, а командующий Западным фронтом, генерал армии Павлов, эту его ид… инициативу одобрил. Одобрил единолично, словно какой-то «самостийный гетман», не согласовав свое решение ни с Генштабом, ни со Ставкой Главного командования, ни с Наркоматом обороны, наконец! Поэтому в Москве никто из высшего военного командования ничего об этом не знал… а вот Сталин уже знает.
Теперь же, по замыслу Вождя, – раз уж такое случилось, ему, Василевскому, предстоит вылететь в Белосток в качестве представителя Ставки Главного командования, на месте оценить обстановку и, если он придет к выводу о целесообразности построения оборонительного плацдарма в тылу противника, оказать всемерную помощь как в организации обороны, так и в оптимизации управления войсками для достижения максимально возможной эффективности оборонительных боевых действий.
– Надеюсь, что вы, товарищ Василевский, полностью оправдаете оказанное вам высокое доверие… – с таким напутствием Василевский, все еще слегка ошеломленный масштабами поставленной задачи, покинул кабинет Сталина и вышел в приемную, где его уже ожидал Поскребышев.
– Александр Михайлович, ваш мандат представителя Ставки Главного командования с особыми полномочиями уже готов, прошу расписаться в журнале регистрации. Да, и еще… Товарищ Шапошников просил передать, что он ждет вас у себя в кабинете – это связано с вашей командировкой…
Разговор с Шапошниковым, который, как оказалось, тоже имел разговор со Сталиным по ситуации в Белостоке, и именно он предложил кандидатуру Василевского для изучения ситуации на месте, оказался очень полезным. Гораздо более подробно обсудили возможность создания оборонительного плацдарма в глубоком тылу противника, различные варианты и возможности боевой деятельности тамошних войск, а также необходимые условия для его продолжительного (хотя бы несколько месяцев) существования. Опыт и знания Бориса Михайловича помогли успокоиться, разложить ситуацию «по полочкам» и наметить подробный пошаговый план действий по прибытии в Белосток.
Потом был день сумасшедшей суеты и беготни, как оно всегда и бывает при неожиданной и очень срочной командировке: передача дел, суматошное завершение неотложных задач и поручений, подбор помощников и документов для командировки, затем долгий ночной перелет, и вот уже пилот сообщил, что прошли над линией фронта, скоро посадка в Белостоке.