Следовательно, о четкости работы штаба армии, в котором не было начальника, а должности начальника оперативного и разведывательного отделов занимали только что прибывшие офицеры, говорить не приходится.
25 июня положение дел в полосе обороны 6‐й армии практически нисколько не улучшилось. В.А. Новобранец пишет:
«Противник, перегруппировав свои силы, с утра 25 июня возобновил наступление. Ему удалось потеснить 159‐ю стрелковую дивизию. Разрыв между 41‐й и 159‐й дивизиями увеличился до 45 км. Создалось очень опасное положение для всей армии и особенно для Рава-Русского укрепрайона, попавшего в окружение. Однако гарнизоны укрепрайона продолжали героически обороняться. Они бились до конца июня. Когда боеприпасы кончились, гарнизоны взорвали ДОТы и себя вместе с атакующими немцами. Героическая защита Рава-Русского укрепрайона еще ждет своего исследователя. Необходимо указать еще на одну особенность начального периода войны.
Сплошного фронта в первые дни войны нигде не было. Зачастую противник находился в нашем тылу, а наши отдельные части и соединения действовали в тылу противника. Поэтому часто было трудно разобраться в истинном положении дел на фронте».
В этих условиях Ставка и штаб фронта, не разобравшись в обстановке, стремились не только активно управлять войсками с целью организации оборонительной операции, но и стремились размахивать перед лицом противника своими бронированными «кулаками», практически тем самым делая невозможным планомерное использование механизированных корпусов. Например, в течение первых четырех дней войны 4‐й механизированный корпус 6‐й армии (командир генерал-майор А.А. Власов) получил ряд несовместимых между собой команд. Так:
– 22 июня 4‐й мехкорпус по приказу наркома обороны должен был участвовать в контрударе для восстановления положения между 5‐й и 6‐й армиями;
– 23 июня 4‐й мехкорпус по приказу наркома обороны должен был выступить на Люблин и к исходу 24.6 овладеть Люблиным (это уже 2‐е, совершенно другое направление);
– 23 июня 4‐й мехкорпус по приказу Юго-Западного фронта должен был контратаковать в направлении Радехов – Соколь (это уже 3‐е направление);
– 24 июня 4‐й мехкорпус по приказу командующего 6‐й армией должен был контратаковать в направлении на Немиров (это уже 4‐е направление!);
– 25 июня 4‐й мехкорпус по приказу Юго-Западного фронта должен был оборонять Львов (это уже пятое направление!!!).
Эти суматошные приказы свидетельствовали только о том, что в верхах царила паника и сумятица, что нами командовали невежды в военном деле.
Утром 26 июня соединения 1‐й танковой группы противника захватили Дубно и начали продвижение на Острог, глубоко охватывая фланги 5‐й и 6‐й армий. Многим советским военачальникам, в том числе и Г.К. Жукову, становилось ясно, что План прикрытия государственной границы силами армий первого эшелона терпит крах. Нужно было принимать новое стратегическое решение. Григорий Константинович отдает приказ командующему Юго-Западным фронтом отложить на некоторое время проведение фронтового контрудара, а сам убывает в Москву.
К тому времени в полосе войск Юго-Западного фронта противник, осуществляя давление на войска всех армий, направление главного удара с полосы 5‐й армии постепенно начинает переносить на юг, стремясь оторвать от 5‐й армии 6‐ю армию и выйти во фланг и тыл 6‐й армии. Соединениям 5‐й армии также грозит окружение. Тяжелой остается обстановка и на южном крыле фронта: штаб фронта практически потерял управление находящейся там 12‐й армией.
Прибывший в Москву Г.К. Жуков в докладе И.В. Сталину и С.К. Тимошенко всячески выгораживает командующего Юго-Западным фронтом, докладывая об упорной обороне его войск на неподготовленных рубежах. Он доказывает необходимость отхода на новые рубежи с целью выравнивания фронта и использования условий местности. В результате этого в конце 26 июня в Генеральном штабе принимается два важных решения. Первое – начать с наступлением темноты отвод армий Юго-Западного фронта на рубеж рек Стоход, Стырь, городов Кременец, Золочов, Стрий, Долина, Вышкув и перенести пункт управления фронта с Тернополя в Новоград-Волынский, а воздушный пункт управления – в Проскуров. Второе – о передаче 12‐й армии из состава Юго-Западного фронта в состав вновь сформированного Южного фронта.
Но и это не позволило стабилизировать фронт обороны советских войск. Наступление противника продолжалось. На командном пункте Юго-Западного фронта преобладало пессимистическое настроение. Основные отделы ввиду отсутствия достоверной информации из войск не могли качественно разрабатывать необходимые боевые документы. Поэтому начальники этих отделов были вынуждены загружать подчиненных офицеров второстепенной работой, в результате которой разрабатывалось множество никому не нужных документов. Обстановку нагнетал и тот факт, что именно в этот день (28 июня) покончил жизнь самоубийством член Военного совета фронта корпусной комиссар Н.Н. Вашугин. Причина этой трагедии так и осталась неизвестной, но сам факт отрицательно повлиял на складывающуюся обстановку.
На исходе 29 июня штаб Юго-Западного фронта был вынужден констатировать, что 5‐я армия, понеся большие потери, отошла за реку Стырь и заняла оборону по ее западный берег силами всех соединений. 6‐я армия отошла на рубеж Каменка-Струмилова, Жолкев, Грудек-Ягелонский, а противник в течение 28 июня усиленно обстреливал артиллерийским огнем и бомбил Львов. 8‐й механизированный корпус своими дивизиями ведет бой в районе Дубно, Суходол. 15‐й механизированный корпус ведет бой на фронте Станиславчик, Лопатынь, Полонична. 5‐й кавалерийский корпус обороняется в районе Кременец. 26‐я армия занимает рубеж Грудек-Ягелонский – Урож.
К тому времени уже было ясно, что фронтовой контрудар силами четырех механизированных корпусов ожидаемого успеха не принес. 8‐й механизированный корпус, растянувшись почти на 70 километров, был прижат превосходящими силами противника к непроходимой для танков реке Иква и уничтожен. Вырваться удалось только двум тысячам пеших бойцов с десятью орудиями и пятью танками. 5‐я армия отходила, 6‐я армия 30 июня оставила Львов. Последнее обстоятельство вынудило советское командование начать отвод на восток войск 26‐й армии.
Таким образом, приграничные сражения войск Юго-Западного фронта закончились 30 июня 1941 года в целом неудачно. К тому времени его войска понесли большие потери и отошли от государственной границы на львовско-киевском направлении на 100–200 километров. Были оставлены такие важные железнодорожные узлы, как Ковель, Здолбунов, город Львов и Дрогобичский нефтеносный район. Общее положение войск фронта характеризовалось наличием увеличивающегося разрыва между войсками 5‐й и 6‐й армий в районе Ровно, Здолбунов, Острог, что создавало реальную угрозу охвата и обхода главных сил фронта (6‐й и 26‐й армий), скованных боями с фронта. Тяжелым было положение и в полосах 12‐й и 18‐й армий. По данным книги «Гриф секретности снят», на 6 июля потери войск Юго-Западного фронта и 18‐й армии Южного фронта составили 241,6 тысячи человек, в том числе безвозвратными 172,3 тысячи человек. Также было потеряно 4381 танк, 5806 орудий и минометов, 1218 самолетов.
О поведении И.В. Сталина в первый день войны Н.С. Хрущев позже писал: «Я часто вспоминаю рассказ Берии о поведении Сталина с начала войны. Сначала он не хотел в это поверить и цеплялся за надежду, что это провокация, приказывал даже не открывать огня, надеялся на чудо, пытался спрятаться за собственные иллюзии. Затем ему стали докладывать о победоносном продвижении гитлеровских войск. Тут-то открыто проявилось то, что он скрывал от всех, – его панический страх перед Гитлером. Сталин выглядел старым, пришибленным, растерянным. Членам Политбюро, собравшимся вечером 30 июня у него в кабинете, он сказал: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы безвозвратно потеряли. Все погибло». И, ничего не добавив, вышел из кабинета, уехал к себе на дачу.
Берия рассказывал, что все остались в растерянности. Но потом решили наметить некоторые практические мероприятия. Ведь шла война, надо было действовать. Обсудив дела, они решили сами поехать к Сталину. Сталин принял их, и они начали убеждать его, что еще не все потеряно, что у нас большая страна, мы можем собраться с силами и дать отпор врагу, убеждали его вернуться к руководству и возглавить оборону страны. Сталин согласился, вернулся в Кремль и опять приступил к работе».
Лично я не верю ни в какую растерянность И.В. Сталина. По-моему, было совсем другое – Иосиф Виссарионович накануне войны неоднократно по совету ближайших сторонников перетасовывал командные кадры, подбирая на ответственные должности, по его мнению, наиболее грамотных людей. Но эти «грамотеи», умевшие показать себя в мирное время и при ведении ограниченных (локальных) военных действий, оказались совершенно не подготовленными для руководства крупными войсковыми формированиями в условиях начавшейся большой войны. К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный, С.К. Тимошенко, К.К. Жуков, К.А. Мерецков, Ф.И. Кузнецов, Д.Г. Павлов, М.П. Кирпонос, Я.Т. Черевиченко – никто из них не проявил в начале войны не только полководческого таланта, но и самых обычных качеств крупного военачальника. Эффективно управлять войсками было некому, а И.В. Сталин никак не ожидал этого. Растерялся не И.В. Сталин. Буксовала система военного управления, и нужно было время, чтобы наладить ее.
И Сталин сделал это. В начале июля 1941 года он выключил из системы военного управления такое звено, как аппарат наркома обороны, непосредственно замкнув на себя Генеральный штаб. Теперь Жукову, получив сводку с фронта, не нужно было докладывать ее Тимошенко и ждать, пока тот сообщит о ней Сталину. Начальник Генерального штаба получил возможность лично общаться с Верховным главнокомандующим и немедленно реагировать на его указания. Возросла оперативность управления войсками, снизился уровень военной бюрократии в штабах. Но это был только первый шаг на пути к тому, чтобы Красная армия стала единым механизмом, способным четко выполнять полученные приказы.