У механика-водителя имелся свой прибор наблюдения: «Трип-лексы на люке механика-водителя были сделаны из отвратительного желтого или зеленого оргстекла, дававшего совершенно искаженную картинку. Разобрать что-либо через такой триплекс, особенно в прыгающем танке, было невозможно». Поэтому механики-водители даже в бою ездили с приоткрытым люком. Но командир танка не мог сделать даже этого. Башенный люк, общий для командира и заряжающего, был тяжел, неудобен и не откидывался вперед. В открытом состоянии он просто закрывал передний сектор обзора. Временами командиру танка не оставалось ничего другого, как управлять машиной, сидя верхом на крыше башни. Плохой обзор из танка облегчал жизнь немецкой пехоте, быстро вычислившей мертвые зоны «тридцатьчетверки» и применявшей для борьбы с ней ранцевые заряды и противотанковые мины.
Для сравнения: на «фашистском» Рг Кр^ IV приборов наблюдения было десять, если считать командирскую башенку с пятью перископами за один, причем немецкий стрелок-радист располагал оптическим прицелом с двукратным увеличением, откалиброванным для стрельбы на дистанции до 1200 метров, а наш имел «дырочку», через которую совмещал мушку, глаз и тулово врага (вообще принципиальным и неизменным требованием немецкого заказчика к инженерам было: «Танки должны обеспечивать хорошее наблюдение и быть удобными в управлении»).
Еще одной проблемой была повышенная загазованность боевого отделения в результате проникновения в танк пороховых газов после каждого выстрела из пушки. Для их удаления в передней части башни устанавливался электровентилятор, доставшийся в наследство от БТ с 45-мм орудием, маломощный и неэффективный. В бою нередки были случаи, когда заряжающий угорал до обморока. Настолько же плох был воздушный фильтр двигателя, который, в сущности, ничего не фильтровал, он даже чистый воздух пропускал с трудом, приводя к быстрому износу мотора.
Устанавливавшаяся на командирских Т-34 приемо-передающая радиостанция 71 -ТК-3 в движении обеспечивала связь на дистанции около 6—7 км, была неустойчива, сложна и часто выходила из строя. Для связи между членами экипажа внутри танка предназначалось переговорное устройство ТПУ-3, по воспоминаниям танкистов, просто бесполезное.
И уж, конечно, наши танки не блистали «излишним комфортом».
Почти легендой стала пресловутая «несгораемость» Т-34 и КВ, поскольку на них, дескать, стояли дизельные двигатели. На самом деле танки с дизелями горели ничуть не хуже машин с карбюраторными моторами. Конечно, поджечь солярку спичкой сложнее, чем бензин. Однако от попадания снаряда топливные баки детонируют одинаково, независимо от вида топлива, а на «тридцатьчетверке» они к тому же находились не в корме, а внутри боевого отделения. «Как свечи, — писал любимому Вождю политрук 161-й танковой бригады Л.И. Черненькое, — горят наши могучие КВ и Т-34, и с ними гибнут кадры готовых на все танкистов».
Кстати, обследовав силовую установку германского «Тигра», инженеры полигона в Кубинке пришли к совсем парадоксальному выводу: «Применение немцами на новом танке карбюраторного двигателя, а не дизеля, может быть объяснено: ...весьма значительным в боевых условиях процентом пожаров танков с дизелем и отсутствием у них в этом отношении значительных преимуществ перед карбюраторными двигателями, особенно при грамотной конструкции последних и наличии надежных автоматических огнетушителей; коротким сроком работы танковых двигателей из-за крайне низкой живучести танков в боевых условиях, из-за чего стоимость бензина, сэкономленного в случае применения на танке дизеля, не успевает оправдать необходимого для дизеля повышенного расхода легированных сталей и высококвалифицированного труда, не менее дефицитных в военное время, чем жидкое топливо».
Таким образом, единственным относительным преимуществом использования в танке дизеля являлось удвоение запаса хода благодаря малому удельному расходу топлива и возможность работы на дешевых тяжелых сортах. Но это — только теоретически, поскольку сам дизель-мотор В-2 был еще далек от совершенства и не имел гарантированного моторесурса. Его, как многую другую новую технику, приняли на вооружение «авансом». Но и в ноябре 1942 года на технической конференции, посвященной дизельным моторам, представители ГБТУ отмечали, что указанный в формуляре гарантийный срок в 150 часов не соответствует действительности, в реальной жизни он редко превышал 80—100 часов.
В первый период войны качество советских боевых машин только ухудшалось. Это было связано с эвакуацией многих заводов, снижением квалификации рабочей силы и ставкой^на массовость производства ввиду огромных потерь в боевой технике. Танки выпускались без радиостанций, без башенных вентиляторов, с «паровозными» опорными катками — без резиновых бандажей. На них ставили дизель с чугунным картером вместо алюминиевого или вовсе — кар-бюраторный двигатель М-17.
Проблема качества — отдельная тема. Героические труженики тыла нередко спихивали армии откровенный брак, как в военное, так и в мирное время, а прикормленные представители приемки этот брак принимали и под резолюции митингов и клятвы в верности Родине и товарищу Сталину передавали в войска.
К примеру, в 1940 году разразился скандал, когда при обстреле германской «тройки» из родимой 45-мм пушки выяснилось, что штатный бронебойный снаряд БР-240 не пробивает 30-мм цементированную броню с дистанции 400 метров, а должен бы с дистанции вдвое большей. Проведенное расследование выявило, что термообработка снарядов образца 1938 года проводилась по сокращенной программе, чтобы, значит, выполнить и перевыполнить социалистические обязательства по валу. В результате снарядов Красной Армии дали много, но при столкновении с броней, имеющей поверхностную закалку, они просто раскалывались на части. Позднее стали выпускать снаряды «нормального качества», но на войсковых складах соседствовали и те и другие, не выбрасывать же народное добро. Во время войны массовое производство боеприпасов налаживалось на непрофильных гражданских предприятиях, кастрюльных и мебельных фабриках, со значительными отклонениями от технологии и с использованием эрзац-взрывчатки, например мела, или вообще без оной — просто болванка. К концу 1941 года наша «сорокапятка» по бронепробиваемости «сравнялась» с немецкой 37-мм пушкой РаК 35/36, к тому же имевшей в боекомплекте подкалиберные снаряды с начальной скоростью более 1000 м/с.
Поэтому заявленные табличные тактико-технические характеристики советской техники, снятые с эталонных образцов, и реальные параметры серийных машин и другой амуниции — это «две большие разницы».
Строгость приемки снизилась, и нередки были случаи, когда прибывающая с заводов техника тут же отправлялась в ремонт или «доводилась» в частях.
«Было не до жиру, — вспоминал испытатель Л. И. Горлицкий. — Заказчик порой принимал танки, даже если они не ломались при пробеге вокруг завода и своим ходом въезжали на железнодорожные платформы, это чаще всего не мешало танку произвести одну-две атаки, а в тех условиях танк редко жил дольше... В войну средний танк или САУ жили на фронте от трех дней до недели, успевая за это время принять участие в двух-трех атаках и выстрелить из пушки в лучшем случае от половины до одного боекомплекта».
Вот исходя из такой статистики и делались танки — на 2—3 атаки, зато числом поболе. Такое под силу только стране с неисчерпаемыми ресурсами. Немецкого танка хватало в среднем на 11 атак.
Обратим внимание на разницу в подходах, которые закладывались задолго до войны. Постановление Комитета Обороны с заданием на изготовление тяжелого танка нового типа вышло в августе 1938 года. В сентябре 1939-го правительству предъявили танк КВ, а в декабре, не проведя в полном объеме даже заводских испытаний, танк приняли на вооружение. И тут же потребовали от Кировского завода со второго полугодия 1940 года штамповать 12 дотов с колесами в день. О чем еще может болеть голова у директора Зальцмана? Еще интереснее было с принципиально новой моделью Т-34М: танка не было в помине, отдельные узлы и детали, изготфвленные (и не изготовленные) разными заводами, не успели даже собрать в одну кучу, как 5 мая 1941 года последовало постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б): «Начать серийное производство улучшенных танков Т-34 на заводе № 183, не ожидая результатов испытаний на гарантийный километраж», и «обеспечить в 1941 году выпуск 500 штук улучшенных танков Т-34».
Германские фирмы начали конкретную разработку проектов основных боевых танков в 1934 году. У немцев были те же проблемы: кругом враги, отсутствие традиций танкостроения, нехватка кадров: «Потеря квалифицированных кадров и отсутствие необходимого оборудования явились причиной того, что наши пожелания в области танкостроения не могли быстро осуществляться. Особенно большие затруднения возникли при производстве специальной стали для танков, которая должна была обладать необходимой вязкостью; первые образцы стальных плит для танков ломались, как стекло. Много времени потребовалось также и на то, чтобы наладить производство радиоаппаратуры и оптики для танков». Поэтому опытные образцы вышли из цехов лишь в 1936 году и больше года проходили испытания, прежде чем последовал заказ от военного ведомства.
Возьмем Рг III. Это о нем начальник АБТУ Федоренко докладывал Ворошилову: «Считаю, что немецкая армия в лице указанного танка имеет сегодня наиболее удачное сочетание подвижности, огневой мощи и броневой защиты, подкрепленных хорошим обзором с рабочих мест экипажа». Первая партия состояла из 15 единиц и не пошла в серийное производство ввиду недостаточного бронирования (14,5 мм) и дефектов подвески. Модификация «В» с принципиально новой ходовой частью и системой вентиляции, выпущенная в 1937 году, также состояла из 15 машин. Затем последовала третья серия из 15 танков с улучшенными механизмами поворота. В первой половине 1938 года фирма «Даймлер-Бенц» сделала 30 танков, защищенных 30-мм броней и с увеличенной емкостью топливных баков. И только в октябре 1938 года началось крупносерийное производство — 15 танков в месяц — моделей