Еще менее понятно — зачем, уже имея легкий танк, закупать еще один у американского изобретателя-одиночки Д. Кристи, первым предложившего делать катки во всю высоту гусеницы танка. Это разумное предложение было внедрено во многих странах. Но мы купили его танк не за это, а потому, что, сняв гусеницы, он развивал на американских автострадах скорость до 122 км/час. Правда, несмотря на эти соблазнительные цифры, ни одна страна, кроме СССР и Польши, эту глупость не закупала и не производила. Почему?
Дело в том, что очень быстро едет только один танк, и то по автостраде. В реальной же жизни, по реальным дорогам колонна танков (а они движутся колоннами) больше 20—25 км/час не развивает даже сегодня. Так что колеса на танке изначально нужны, как зайцу стоп-сигнал.
Дикость этого проекта еще и в том, что наша танковая промышленность только становилась на ноги, специалисты только приобретали опыт, и давать им в производство такую бессмысленно сложную машину было просто преступно. Ведь в этом танке помимо собственно танковых механизмов были еще и автомобильные. Начать танкостроение с такого танка — значило обречь танковые войска на постоянные поломки техники, на снижение нормативов времени для обучения экипажей практическому вождению.
Несмотря на то что это был конструкторский тупик, танков Кристи, названных у нас БТ (быстроходные танки), было изготовлено почти 8 тыс. единиц. Последняя модификация БТ-7М (700 машин) выпускалась в 1939—1940 гг. Давайте сравним ее с немецким легким танком чешского производства Рг.38(1), который был сконструирован чехами в 1938 г. для своей армии, но производили они его для немцев до 1942 г.
Наш легкий танк БТ-7М почти на 50% тяжелее немецкого легкого танка и двигатель имеет в 4 раза мощнее, но броню... в 2,5 раза тоньше — максимум 22 мм! При этом Рг.38(1) на гусеницах развивал скорость не 62 км/час, как БТ-7М, но тоже вполне приемлемую для танка — 42 км/час. А ведь в 4 раза более мощный двигатель это и во много раз большая стоимость всех механизмов, их вес, сложность, расход ГСМ. И все во имя чего? Во имя цифры «86 км/час на колесах»? Во имя рекордной скорости, которая никому никогда в боевых условиях не потребовалась?
А теперь представим, что эти легкие танки атакуют передний край противника.
На немецком переднем крае наш БТ-7М встретит легкая 37-мм пушечка, уже тогда считавшаяся маломощной. Но эта пушка, как я уже писал, с 500 м пробивала броню в 35 мм. Следовательно, немецким артиллеристам оставалось только увидеть наш танк... и с ним покончено. У немцев были также тяжелые противотанковые 20-мм ружья, которые на дальности в 300 м пробивали броню в 40 мм. А еще у них были легкие, калибра обычной винтовки, противотанковые ружья, которые на той же дальности пробивали броню 20 мм. Крыша у БТ-7М была толщиной в 6 дом, саблей ее, конечно, не возьмешь, но сверху его мог расстрелять из обыкновенного пулемета любой самолет.
А немецкий Рг.38(1) на нашем переднем крае мог встретить самое мощное советское противотанковое средство — 45-мм пушку, которая с 500 м пробивала 42 мм брони. Да, но у танка 38(1) лобовая броня к 1941 г. выросла до 50 мм! Этому легкому танку не надо было даже ждать в подмогу средние танки или штурмовые орудия — он и сам мог справиться с «сорокапяткой». Недаром, по грустной статистике, на один подбитый немецкий танк приходилось 4 наши уничтоженные 45-мм пушки, и только 57-мм пушка довела это соотношение до 1:1.
Добавим, что по заказу Тухачевского промышленность произвела еще около 4 тыс. единиц плавающих танков, вооруженных только пулеметами и с броней всего в 6—8 мм.
И хотя немцы считали, что «танки с танками не воюют», тем не менее на 22 июня 1941 г. практически любой их танк, за исключением пулеметного Т-1, мог справиться с этой нашей армадой металлолома, задуманной Тухачевским. С воздуха простым пулеметом эту армаду могло расстрелять все, что летало.
«На Востоке же, наоборот, опасным противником русских танков стал немецкий самолет-истребитель. Серьезные успехи, достигнутые немецкой истребительной авиацией, общеизвестны». (X. Гудериан)
В напавших 22 июня 1941 г. на СССР войсках Германии было 3582 танка и штурмовых орудия. Из них 1404 средних Т-Ш и Т-1У и 1698 легких всех типов. Числа эти занижены, но сейчас не об этом речь, а о том, как именно применялись танки в боях. Гудериан писал: «Наили тяжелые танки использовались главным образом для поддержки пехоты или танков в крупных наступательных боях. Для выполнения всех других задач применялись только средние и легкие танки, причем последние привлекались прежде всего для выполнения разведывательных задач и для охранения».
Зачем Тухачевскому для «охранения и разведывательных задач» потребовались десятки тысяч легких танков? Кто на это сегодня ответит?
Ни в одном из наших танков, даже в Т-34 и КВ, не было собственно командира. То есть должность такая имелась, но на легких и средних танках командир должен был сам стрелять из пушки, а на тяжелых — заряжать орудие и стрелять из верхнего пулемета. Поэтому командиры танков просто не успевали исполнять главные свои обязанности — наблюдать за полем боя, указывать цели и направление движения, корректировать огонь.
Когда немцы начали знакомиться с нашими трофейными танками, их поражало это дикое непонимание основ танкового боя. Ведь сами они всю захваченную в Чехословакии бронетехнику Первым делом вернули обратно на завод для доработки, потребовав смонтировать на каждом танке командирскую башенку и командирское место, чтобы освободить командира экипажа от всех обязанностей, кроме непосредственного руководства боем.
В начале войны немецкие танкисты неожиданно для себя встретились с нашими тяжелыми танками КВ. Командир 41-го танкового корпуса генерал Райнгарт так описал увиденное:
«Примерно сотня наших танков, из которых около трети пыли Т-4 (средний немецкий танк с пушкой 75 мм и лобовой броней и 60 мм. — Ю.М.), заняли исходные позиции для нанесения контрудара. Часть наших сил должна была наступать по (фронту, но большинство танков должны были обойти противника и ударить с флангов. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно. Русские же, напротив, вели результативный огонь. После долгого боя нам пришлось отступить, чтобы избежать полного разгрома. Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь. В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но, опять-таки, безрезультатно.
Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания — все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», — облегченно вздохнули артиллеристы. «Да, мы его подбили», — сказал командир гаубицы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».
Казалось бы, все хорошо, и наши, пусть немногочисленные, КВ могли уже в начале войны выбить всю немецкую бронетехнику. Но... Читаем мемуары дальше. Вот так немецкий танкист вспоминает бой 24 июня 1941 г. у г. Дубиссы:
«КВ-1 и ДВ-2, с которыми мы столкнулись впервые, пред-• тавляли собой нечто необыкновенное. Мы открыли огонь с <дистанции 800 метров, но безрезультатно. Мы сближались с противником, нас разделяли уже какие-то 50—100 метров. Начавшаяся огневая дуэль складывалась явно не в нашу пользу. Паши бронебойные снаряды рикошетировали от брони совет-<ких танков, которые прошли сквозь наши порядки и направи-шсь к пехоте и тыловым службам. Тогда мы развернулись и открыли огонь вслед советским танкам бронебойными снарядами особого назначения (РгОг40) с необычайно короткой дистанции — всего 30—60 метров. Только теперь нам удалось подбить несколько машин противника».
Смотрите, наши танки прошли мимо немецких, совсем рядом, — и не заметили их, не расстреляли. Почему? Ведь в КВ было 5 человек экипажа! Было-то было, да что толку?
Механик-водитель смотрел в единственный триплекс, видя перед собой всего несколько метров дороги. Еще меньше видел пулеметчик в прицел шаровой установки размером с замочную скважину. Наводчик смотрел в прицел пушки, у которого угол обзора всего 7 градусов, радист вообще смотровых приборов не имел, а командир обязан был вытаскивать снаряды из укладки на полу танка и прятать в нее стреляные гильзы. Кому же было за полем боя следить? У командира КВ даже люка не было, чтобы выглянуть и осмотреться.
В необходимости освободить танкового командира от всех прочих обязанностей может усомниться лишь человек, никогда не служивший в армии. Помню, когда мы только начали заниматься на военной кафедре, мы сперва тоже недоумевали. Мол, механик-водитель ведет танк — это понятно. Наводчик стреляет — понятно. Заряжающий заряжает — понятно. А командир просто сидит и ничего не делает! Почему бы ему самому из пушки не стрелять?
Рассмотрим только один элемент работы командира танка — корректировку огня. Пушку в цель наводят с помощью оптического прицела. Если заглянуть в него, то в центре увидишь прицельную марку (угол вершиной вверх), иногда говорят — «перекрестье прицела». И сетку делений в тысячных, т.е. 1/1000 круга. Виден в прицел очень небольшой кусочек местности. Возьмите лист бумаги, сверните в трубку и посмотрите в нее. Столько видно и в прицел. Наведите трубку на какой-нибудь предмет и подпрыгните, постаравшись удержать этот предмет в поле зрения. Уверен, у вас не получится — предмет пропадет из видимости, и вам потребуется время, чтобы вновь навести на него трубку. То же происходит и при выстреле пушки, когда танк вздрагивает.