Как мы видим, потери «Мертвой Головы» 21 июля также резко «проседают» – очевидно, в этот день отходящие от Сольцев советские войска оторвались от противника, поэтому на северном берегу Шелони серьезных боев не было. Южнее Шелони на Сольцы наступали 11-я и 21-я пехотные дивизии, о потерях которых мы данных не имеем.
Чтобы определить результат выхода 183-й стрелковой дивизии на тылы 56-го моторизованного корпуса, рассмотрим потери корпусных частей за период с 13 по 29 июля 1941 года:
Итак, за пять дней (13–17 июля) потери корпусных частей составили 19 человек убитыми (в том числе один офицер) и 38 ранеными. Честно говоря, эти цифры вызывают серьезные сомнения в своей полноте – таким образом заставляя усомниться и в полноте всех приведенных выше данных. Русские выходят на коммуникации моторизованного корпуса, громят тыловые колонны, захватывают автомобиль с секретными документами, вызывая скандал на уровне Главного командования – но при этом потери всех корпусных структур за день составляют пару человек убитыми и десяток раненых, как при налете нескольких бомбардировщиков на автоколонну!
Поневоле возникает вопрос: учитывались ли вообще в сводках о потерях тыловые структуры – транспортные колонны, части снабжения и обеспечения, а также различные интендантские организации и прочая тыловая бюрократия? Или «корпусные части» – это лишь артиллерия, разведывательные и саперные подразделения, непосредственно участвующие в бою с противником?
Но тогда встает и другой вопрос: а не велся ли точно так же учет потерь и на дивизионном уровне? Учитывались в нем все потери дивизии или же только потери непосредственно боевого состава («кампфштарке»)?
Пленные эсэсовцы. Лето 1941 года, ленинградское направление
Отсутствие в сводке потерь 8-й танковой дивизии следов полного разгрома одной из трех ее колонн снабжения 15 июля (брошено 60 грузовиков, личный состав разбежался в разные стороны) наводит на мысль о том, что эти потери в сводку не вносились.
Для справки приведем данные о потерях 48-го отдельного саперного батальона (Pi.Btl.48), в июле 1941 года приданного 56-му моторизованному корпусу:
К сожалению, данных о потерях советских войск в боях за Сольцы мы не имеем. Безусловно, они были очень велики, несмотря на явный успех контрудара. Выше уже приводились свидетельства о том, что в ротах 70-й стрелковой дивизии оставалось по 25 человек из 115, а в батальоне – 50 человек. Даже учитывая то, что не вся «убыль» являлась потерями (кто-то мог отстать при отходе и прибиться в «чужое» подразделение, взвод или даже роту могли забрать из батальона и перебросить на другое направление), можно констатировать, что потери в боевом составе отдельных частей 70-й стрелковой дивизии достигали трех четвертей. Безусловно, подобные выводы надо делать крайне осторожно и ни в коем случае не абсолютизировать данные, полученные из столь малой выборки. Но, увы, других цифр у нас нет…
С учетом того, что в боевых подразделениях дивизии, укомплектованной по полному штату, насчитывалось 7–8 тысяч «штыков», возможная цифра потерь составит 5 или даже 6 тысяч человек. Потерями дивизионных частей, тылов, артиллерии и т. д. можно пренебречь, так как они практически не попадали под непосредственное воздействие противника, подвергаясь лишь ударам артиллерии и авиации). Потери 237-й стрелковой дивизии были явно меньше – оценим их в 3–4 тысячи человек. Потерями 21-й танковой дивизии в столь условных выкладках можно пренебречь, так как из ее состава сражались почти исключительно экипажи боевых машин. При этом не стоит забывать, что речь идет не только о безвозвратных потерях, а в основном о раненых, большинство из которых так или иначе вернутся в строй.
Итак, 8–9 тысяч человек с советской стороны против примерно 1,5 тысячи с немецкой. Даже если предположить, что наша оценка потерь 70-й и 237-й дивизий была существенно завышена, а данные по немецким потерями неполны, то все равно придется признать: и в успешных для нас боях 1941 года противник терял как минимум в три раза меньше, чем мы. Увы, в области тактики в 1941-м (да и в 1942-м) Красная Армия еще сильно уступала вермахту. Чтобы счет потерь хотя бы сравнялся, советским бойцам и командирам надо было еще многому обучиться. А также получить техническое оснащение (в первую очередь транспорт и средства связи), по количеству и качеству как минимум не уступающее аналогичному оснащению противника.
Зато мы можем констатировать, что в июльских боях на дальних подступах к Ленинграду немецкое командование не показало каких-либо выдающихся оперативных способностей. Как только кончился «завод» у первоначально запущенной машины войны и иссякли все «домашние заготовки», немецкие генералы, даже танковые – командирская элита сухопутных войск! – начали то и дело принимать неоптимальные решения и допускать грубейшие ошибки.
Переоценив численность и возможности советских войск под Лугой (в первую очередь из-за решительных действий 177-й дивизии полковника Машошина), Рейнгардт отказался от сулившей успех немедленной атаки и решился на «непрямую операцию» – обойти Лужский рубеж с фланга. Одновременно Манштейн, недооценив противника (а также, возможно, стремясь сгладить впечатление от не слишком успешных действий 56-го мотокорпуса под Двинском), вырвался вперед – и загнал свои передовые части в котел.
Командующий 4-й танковой группой генерал-полковник Гепнер, который должен был координировать действия подчиненных ему моторизованных корпусов, вместо этого играл роль шестеренки между их командирами и вышестоящими структурами сухопутных войск – командованием группы армий, ОКХ и ставкой фюрера. Он не только не исправил ошибки подчиненных, но допустил разъединение подвижных сил и потерю темпов. В итоге моторизованные корпуса танковой группы оказались на противоположных флангах и независимо действовали на разных направлениях. Между тем залогом успеха «блицкрига» являлись именно концентрация усилий на главной задаче, опережение противника в темпах и парализация его инициативы. Ни то, ни другое, ни третье Гепнеру и фон Леебу не удалось – они лишь растратили капитал, заработанный в Приграничном сражении.
Эрих Гепнер был уволен из армии 8 января 1942 года без права ношения мундира, а спустя два с половиной года повешен по делу о заговоре 20 июля. Вильгельм Йозеф Франц риттер фон Лееб подал в отставку 16 января 1942 года, но в заговорах не участвовал и благополучно отделался тремя годами американской тюрьмы после войны. Зато Рейнгардт, не стремившийся лишний раз спорить с фюрером, сделал блестящую карьеру, к 1945 году дослужившись до должности командующего группой армий «Центр». Манштейн достиг аналогичной должности уже в конце 1942 года, однако все те же неумеренные амбиции привели к его отставке в апреле 1944-го. После войны оба получили 15 и 18 лет тюрьмы соответственно – но уже в 1952 году были амнистированы гуманным англосаксонским правосудием…Неудачи преследовали немцев на Новгородском направлении и в дальнейшем. Во второй половине дня 28 июля части 1-го армейского корпуса, наступавшие вдоль южного берега Шелони, вышли к железнодорожному мосту через реку у деревни Ручьи, напротив Шимска. В 16:00 охрана моста вступила в бой. После полуночи мост был взорван, все советские войска отошли в Шимск. Южный берег раки вплоть до озера Ильмень оказался в руках противника.
В ночь с 30 на 31 июля немцы силою до батальона из состава 24-го полка 21-й пехотной дивизии сумели скрытно переправиться через Мшагу у взорванного моста в деревне Мшага-Ямская и заняли деревню Бор в километре от Шимска. Попытки 1-й горнострелковой бригады выбить немцев с плацдарма к успеху не привели. Вечером 31 июля сюда был направлен 68-й полк 70-й стрелковой дивизии с двумя ротами 3-го танкового батальона 42-го полка, а также четыре КВ 5-го танкового полка. Легкие танки старались атаковать под прикрытием тяжелых КВ, пехота 68-го полка действовала впереди танков, чем заслужила от танкистов редкую похвалу.
37-мм противотанковые пушки – трофеи 21 – й танковой дивизии. Судя по всему, орудия захвачены при разгроме плацдарма 24-го полка 21 – й пехотной дивизии западнее Шимска 2 августа 1941 года
Однако сбросить противника с плацдарма не удалось: он навел понтонный мост через Шелонь и перебрасывал на северный берег новые силы. Весь день 1 августа на плацдарме шли тяжелые бои, и лишь к шести утра 2 августа совместными действиями 3-го батальона 42-го танкового полка, 21-го гаубично-артиллерийского полка, 68-го стрелкового полка, а также танков КВ из 5-го танкового полка при поддержке нашей авиации противник был сброшен в реку Шелонь.
На плацдарме было захвачено 35 орудий – в основном 37-мм «дверные колотушки», а также две 50-мм противотанковые пушки и две 150-мм гаубицы; кроме них – 110 винтовок, 6 минометов и большое количество боеприпасов. Помимо этого, эвакогруппа 42-й танковой дивизии со 2 по 7 августа учла и вывезла 13 исправных автотягачей и 3 мотоцикла, около 2000 снарядов и 7000 винтовочных патронов. Таким образом, можно считать, что на плацдарме был разбит и потерял практически всю свою артиллерию 24-й пехотный полк.
Поздно вечером 1 августа немцы попытались поддержать свой плацдарм, организовав под прикрытием артиллерийского огня переправу через Шелонь восточнее села Бор, на фланге 68-го стрелкового полка. Контратакой частей полка при поддержке 6 танков утром положение было восстановлено и здесь. Согласно донесению начальника штаба полка от 22:00 2 августа на левом берегу Шел они противником было оставлено свыше 200 трупов. [84]
3-й батальон 42-го танкового полка в бою 31 августа и 1 июля потерял 12 человек убитыми, 11 пропавшими без вести и 12 ранеными, а также 12 танков Т-26, из которых 6 удалось эвакуировать. Потери 5-го танкового полка за 31 июля составили один КВ.
Советские войска оставили позиции в устье реки Шелонь лишь 12 июля, после прорыва противником Лужского рубежа к северо-востоку от озера Ильмень.