– Андрей Николаевич, – Орлов улыбнулся, остановившись перед столом. – Не могли бы вы мне презентовать какой-нибудь портфель. Самый простенький. Если, конечно…
– Конечно. – Поскребышев достал из нижнего ящика стола свой старый парусиновый портфель. – Берите.
– Я его обязательно верну, – пообещал Орлов.
Сталин вызвал секретаря к себе.
– Товарищ Поскребышев, – сказал Сталин. – Пожалуйста, передайте в Сталинград… Сами решите, кому это нужно передать…
– Да, товарищ Сталин, – кивнул Поскребышев, не вынимая ни блокнота, ни ручки. Он привык полагаться на свою память. Александр Николаевич прекрасно знал, что записи погубили слишком многих, и не собирался рисковать. – Слушаю.
– Константин Игоревич Шведов, лейтенант. Всеволод Александрович Залесский, лейтенант… Юго-Восточный фронт. Или Сталинградский. Найти. Как можно быстрее.
15 августа. Малые Антильские острова
– Да, – сказал Орлов, усаживаясь на песок. – Вот не думал, что местность так влияет на сознание и поведение. Казалось, всего три дня вы в пиратских широтах, а такое вживание в образ! И что наиболее показательно – и пиратов еще толком нет. Ни пиратов, ни корсаров. Только испанские каравеллы… Или как там они на самом деле назывались… Но вы уже готовы требовать у капитана отчет. А некоторые даже за оружие норовят схватиться…
Орлов улыбнулся Никите:
– Ты не стесняйся, товарищ лейтенант, смело клади палец на спуск да поворачивай ствол в мою сторону, чего там…
Малышев и все остальные посмотрели на Никиту, тот смутился и убрал руку от «ППШ».
– Вот так… – засмеялся Орлов. – Боевой офицер… пардон, командир, и засмущался, как гимназистка перед первым поцелуем. Решил вести разговор с позиции силы – не жмись. Силы в разговоре много не бывает. Решительно так со мной, беспощадно. А то я все жду – ну когда же ты проявишь себя, когда перестанешь притворяться бездушным големом, извините за выражение.
Малышев не знал, кто такой или что такое голем, но, видимо, это было что-то оскорбительное – на лице Никиты появилось выражение злости, почти ненависти. Старший сержант удивился, как изменился всегда спокойный и доброжелательный лейтенант. Вот губы сжались в линию, на скулах играют желваки. Рука… Рука не потянулась снова к автомату, рука зачерпнула песок и сжалась в кулак.
– Значит, что тут у нас произошло? – Орлов обвел взглядом лица всех, собравшихся у кострища. – Значит, вы обнаружили захоронение, и всем стало интересно, не связаны ли эти покойнички с вами? Сразу отвечаю – связаны. И наверное, мне нужно было не самому подчищать для вас курортный остров, а заставить прибыть на место и своими руками этих аборигенов уничтожить. Тогда вы бы не стали делать такие трагические, озабоченные лица… Ты, Никита, никогда не убивал просто так, без ненависти и чувства мести? По приказу. Или по необходимости. Не убивал? Я могу напомнить, если что… А тут ты решил немного накрутить окружающих, подготовить бунт… Как в книге про пиратов. Черную метку не изготовил из страницы «Краткого курса истории ВКП(б)»? Ты Малышева уговаривал, я так понимаю? Уговаривал он тебя, Малышев?
– Нет, – с ходу, не задумываясь, ответил Малышев.
При всем уважении к товарищу Орлову на такие вопросы старший сержант Малышев уже давно был приучен отвечать однозначно и без пауз. Без сомнений и с выражением уверенности на лице. Его начальник особого отдела за такую способность очень не любил. Но придраться не мог.
– Нет, не уговаривал, – отчеканил еще раз Малышев, краем глаза следя за Ставровым, который вроде бы дремал, опершись спиной о ствол пальмы. Услышав Малышева, Леонид приоткрыл глаз, посмотрел на него, но ничего не сказал, молодец.
– Да, – печально произнес Орлов. – Чувствуется разлагающее влияние Женечки Корелина. Его школа… Никита обучен работать с людьми. А ведь еще недавно товарищ Малышев смотрел на меня с немым обожанием и верил каждому слову. А сейчас? Верит товарищ Малышев моему слову?
Малышев промолчал.
– Вот, – Орлов поднял указательный палец правой руки. – Вот, товарищи и господа. Это молчание красноречивее сотен слов. Печально…
– Зачем вы их, товарищ старший лейтенант? – спросил Малышев. – Вы сказали – пацаны ведь?
– А это что-то меняет? Спроси у Таубе, менял что-нибудь возраст пацанов, которым вручали фаустпатроны и отправляли на убой? Что, Рихард? А ты, господин штурмбанфюрер, интересовался возрастом мальчишек, которых мешал с землей возле Эль-Аламейна и под Курском?
– Это была война, – сказал Таубе. – И я никогда не расстреливал. Не все в СС были палачами. Ваффен СС, если ты хочешь знать…
– Опять началось… – простонал Ставров. – А можно просто сказать, что произошло и почему это товарищ подполковник – кстати, поздравляю с повышением, – почему ты перестрелял этих мальчишек.
– Перестрелял… – сказал Орлов и одним рывком поднялся на ноги. – Все просто. Вам нужно было провести три дня на этом острове. Мирно – не получалось ни при каких обстоятельствах. Мальчишки были настроены на испытание, да и успели уже присмотреться к белым. Красные, как это ни странно, всегда не любят белых… Так что вы могли напороться в прямом смысле этого слова. Мальчики очень ловко умели обращаться с копьями и луками. Тут не нужно было вести переговоры – сразу убивать и убивать…
– Тебя спросили – зачем, – напомнил Чалый и усмехнулся.
Чалый стоял чуть в стороне, автомат небрежно висел на шее, но, как заметил Малышев, затвор был отведен назад, а указательный палец похлопывал по спусковой скобе, отбивая какой-то веселенький ритм.
Малышев посмотрел на свой «ППШ» и погрустнел. Автомат не взведен. И взвести его никак не успеть. Чалый хоть и почти старик, с точки зрения Малышева, но шустрый. Старший сержант видел Чалого в бою.
– Зачем? Так я и объясняю. Воронка, которая вывела вас сюда, могла пропустить только то, что пропустила. Пришлось экономить вес даже на оружии и припасах. Вторая воронка, через которую пришли мы, пропускала только двоих. Ну, еще немного патронов и пара бутылок водки, – Орлов подмигнул Малышеву, но тот шутку не поддержал. – То есть мне пришлось явиться сюда месяц назад, дождаться мальчиков во время высадки и провести операцию. Причем воронка открылась в воду в ста метрах от берега, ночью, так что у меня была возможность вполне насладиться ночным купанием. Но никого это, естественно, не волнует. И ладно, и правильно…
Орлов одернул гимнастерку.
– Завтра, после полудня, к острову придет корабль. Вот, в эту бухту, – Орлов указал пальцем. – Даже два корабля, но нас интересует один из них, тот, что станет на якорь возле скалы. Эти два корабля – все, что останется на плаву от небольшой, но ценной эскадры, перевозившей… перевозящей в настоящий момент добычу из Нового Света в Старый. На кораблях, которые утонули… утонут, было много чего ценного, но нас интересует груз того самого корабля, который будет возле скалы. Очень интересует. Так интересует, что лучше бы нам всем умереть, чем провалить эту операцию. Еще лучше, конечно, не умереть и победить, но тут уж как получится. Страшно узок наш круг… Да не смотрите вы на меня так, ну не мог я рисковать, играя в нежность и гуманизм с теми краснокожими мальчиками. Если вас это успокоит, то они и так были обречены. Жить им оставалось не больше месяца. Обряд бы закончился нормально, отцы увезли бы их домой, но к их острову пристанет испанский корабль. Одному из испанцев после длительного путешествия понравится местная девочка, и он, как бы это мягче выразиться… В общем, завяжется потасовка, которая плавно перейдет в драку и бой, а потом капитан испанского корабля в отместку и для устрашения вырежет всех, кого они найдут. Обычно такие зачистки не бывают стопроцентными, но в этом случае… В общем, мальчишки умерли рано, но гораздо более легкой смертью, чем должны были. Так что вмешательство в прошлое – минимально. Последствий не имеет.
– А корабли? – спросил молчавший все это время Дуглас. – Корабли будут иметь последствия? Ты же сам, Данила, говорил, что в прошлом нужно действовать осмотрительно. А тут…
– Эскадра из семи кораблей, нагруженных под завязку. В нашем времени… Ни один из кораблей в Кадис не прибыл. Все семь исчезли в морской пучине. Историки полагают, что вся эскадра погибла во время одного из многочисленных штормов, бушующих в этих местах в летне-осенний период. То, что два корабля будут перехвачены нами, ровным счетом ничего не меняет в будущем. Более того, если мы их не возьмем, существует вероятность, что они доберутся до Европы и тем самым историю изменят. Я доступно излагаю?
– Вполне, – не убирая пальца от спускового крючка, сказал Чалый. – Я – тебе верю. Остальные…
– Корабли так корабли, – Конвей хрустнул пальцами, сцепленными в замок.
Ставров молча поднял руку.
– Икрам? – спросил Орлов.
На смуглом лице Икрама появилась улыбка, несколько кривоватая из-за шрама, пересекавшего обе губы. Шрам начинался под правым глазом и уходил на левую сторону нижней челюсти. Когда Малышев впервые его увидел, то решил, что это шашкой. И, как оказалось, был прав. Икрама достал красный пограничник в сабельной схватке. А потом подобрал Орлов.
– Что ты, Иван Петрович?
– Я? – переспросил Малышев. – Куда ж я?.. Конечно… Хотя…
– Что – хотя? – Орлов присел на корточки перед старшим сержантом.
– С каких это пор в Красной армии приказы обсуждаются? – Малышев в упор посмотрел в глаза Орлову. – Митинг, может, еще устроим, как в семнадцатом? Мне дядька рассказывал, идут они, значит, в атаку, их немец пулеметным огнем к земле прижал, лежит цепь, а председатель солдатского комитета объявляет, что ставится на голосование вопрос о продолжении атаки. Есть предложение продолжить переползанием. Кто «за»? Кто «против»? «Воздержался», мать его так? И поползли дальше, пока новое предложение не поступит… Или мы все-таки не в Красной армии?
Орлов встал, не отвечая.
– Малышев дело спрашивает, командир! – сказал Никита. – Если это не Красная армия, то кто тебя старшим назначил? И получается, что лично я могу послать тебя подальше…