о отставка не будет принята, что его, как обычно в таких случаях бывает, уговорят остаться, что таким образом его власть снова укрепится после того, как на съезде она изрядно пошатнулась.
Однако случилось то, чего Сталин никак не ожидал. В отличие, например, от 1945 года Пленум принял сталинскую отставку, и «Вождь народов» стал из Первого просто секретарем ЦК, а Первым теперь стал Маленков; по крайней мере, так считал А. Авторханов (Загадка смерти Сталина. С. 80). И подтверждает это, скажем так, смелое утверждение комментарием к 44-му тому Полного собрания сочинений В.И. Ленина, где сказано, что Сталин был главой партии с 1922 по 1952 . (С. 651 44-го тома Полного собрания сочинений В.И. Ленина, сам проверял; дата «1952 год» выделена мною . – В. К. ).
Правда, другие свидетели (тот же К.М. Симонов) уверяют, что Пленум уговорил Сталина остаться ( Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. С. 245). В дневнике же Берия по этому поводу какая-то недосказанность (о чем говорит запись от 17 октября 1952 г.) «А потом /Сталин/ попросился в отставку. Все молчали. Не ожидали, но, видимо, обдумывали. Пришлось выступить Георгию (Маленкову . – В. К. ) и мне. Потом Тимошенко сказал, что избираем Генеральным Секретарем. А уже такой должности нет. Коба задумался, потом махнул рукой» ( Берия Л.П. С атомной бомбой мы живем! С. 162).
Но принял съезд отставку Сталина или нет, несомненно одно: Сталин остался могущественным диктатором, но он больше не был диктатором всемогущим . Обнаружилась достаточно мощная и более или менее легальная оппозиция, с которой теперь предстояло бороться не на жизнь, а на смерть. Разумеется, такое положение дел вождя никак не устраивало. И он прилагал все усилия, чтобы вернуть себе абсолютную власть. И готовил удар против вероломных соратников. Ситуация была критической для обеих сторон: проигравшая сторона обрекалась на то, чтобы погибнуть!
Собственно, контрнаступление Сталина началось еще на октябрьском Пленуме: если из 18 заседаний XIX съезда он посетил только два (нечто невероятное для поведения пока еще лидера партии на высшем партийном форуме – такого не бывало ни до, ни после!), и более того, свой собственный доклад поручил Поскребышеву (!), что подтверждается и записью в дневнике Берия от 17 октября 1952 г. («Коба на съезде не выступал, поручил Поскребышеву. Но все поняли, что это слова Сталина» ( Берия Л.П. С атомной бомбой… С. 162), то на Пленуме Сталин, напротив, был очень активен. Однако избрание Бюро Президиума (аналога, как уже сказано, старого Политбюро; поскольку последнее было расширено до 25 человек и переименовано в Президиум, то возникла необходимость создать новый более узкий орган, который теперь и будет все решать; его и назвали Бюро Президиума) тоже прошло неблагоприятно для Сталина: из восьми членов Бюро (девятым был сам Сталин) четверо были как раз оппозиционеры – Берия, Маленков, Булганин «и примкнувший к ним Хрущев», еще двое – из «старой гвардии» (Ворошилов и Каганович), из которых первый тоже не мог не внушать недоверия Сталину как «английский шпион», второй же – хотя бы из-за «еврейского вопроса» (впрочем, и жена Ворошилова была еврейкой; Молотов и Микоян в Бюро Президиума не попали), и лишь двое из членов нового были преданные Вождю сравнительно молодые выдвиженцы – Первухин и Сабуров ( Авторханов А.Г. Загадка смерти Сталина. С. 75, 79). Кстати, А. Костин обращает внимание, что в последние месяцы 1952 г. Сталин трижды принимает только что избранного секретарем ЦК сравнительно молодого (ему 19 декабря исполнилось 46 лет) Леонида Ильича Брежнева – приемы этого идущего в гору партийного работника датированы 20 октября, 17 ноября и 15 декабря ( Костин А . Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев? С. 50). Возможно, Сталин видит в Брежневе еще одного Первухина или Сабурова…
Глава 20 Убийство Сталина
Но вернемся к внутриаппаратной борьбе. После провала контратаки на Пленуме Сталин, понятно, не остановился. С известного письма Лидии Тимашук (13 января 1953 г.) началась открытая стадия «дела врачей». Сами врачи были арестованы еще в октябре 1952 г., по крайней мере, этим временем датированы первые доклады главы МГБ Игнатьева о допросах этих бедолаг. Интересно, что С. Кремлев, считающий врачей виновными, проговаривается, что «дело врачей инспирировал Рюмин вкупе с Игнатьевым» ( Берия Л.П. С атомной бомбой… С. 173). Ну, и зачем Игнатьеву, который, по Кремлеву, пытался вместе с Хрущевым свалить Сталина, инспирировать дело врачей, если они действительно были виноваты и при этом виноваты именно во вредительских действиях против Сталина и тех соратников, кто Сталину оставался верен? Так кажется на первый взгляд.
Но посмотрим на «дело врачей» с двух сторон – со стороны Сталина и со стороны его противников. Начнем с того, что на допросах врачей принуждали сознаться в связях с Молотовым и Микояном ( Млечин Л . Смерть Сталина. С. 164). Еще более интересно в контексте общей сталинской тактики то, что арестованных врачей заставляли «признаваться» в попытках умертвить весьма определенных лиц. Вообще, во время сталинских репрессий это был важный показатель: отсутствие того или иного руководителя в списках «потенциальных жертв» очередных «врагов народа» означало сталинскую немилость. Так например, еще в 1936 г. (примерно с мая по август) неприятные минуты пришлось пережить Молотову, когда в «признательных показаниях» подсудимых первого Московского процесса 1936 г. его имя отсутствовало в списках тех, кого якобы хотели убить подсудимые ( Конквест Р. Большой террор. Флоренция, 1974. С. 203–204).
Так вот, кроме уже покойных А.А. Жданова и А.С. Щербакова, врачи «признались» в попытках умертвить также военачальников – маршалов Василевского, Говорова и Конева, генерала армии Штеменко, адмирала Левченко, но не маршалов Жукова и Булганина, а также не Берия, Маленкова и Хрущева ( Авторханов А.Г. Загадка смерти Сталина. С. 89). Подавно не Молотова и Микояна. Но что интересно – ине Вышинского ! Это обстоятельство косвенно подтверждает то, о чем я говорил выше: что и Андрей Януариевич был замешан в каком-то заговоре или как минимум попал в немилость…
Если «дело врачей» организовал все же сам Сталин, то непонятно, почему и теперь, когда обнаружилась явная оппозиция, он продолжал так упорно «наезжать» на этих двоих (Молотова и Микояна)? Ну, Микоян – ладно, это был достаточно конъюнктурный товарищ, но Молотов-то был вернейшим сталинцем, и если он однажды и не доложил Сталину то, что надо было доложить, то только из чувства самосохранения, но никак не планируя навредить делу вождя!
Однако Елена Прудникова полагает, что со стороны Сталина все это (вера в «дело врачей») было ловким тактическим ходом: сделать вид, что верит «делу врачей-вредителей», чтобы потом, когда придет время, обвинить своих противников в политической провокации. Для того, мол, вождь и позволил своим оппонентам опубликовать статью в «Правде» не просто с «антисионистским», но с откровенно антисемитским уклоном ( Прудникова Е . 1953 год. Смертельные игры. С. 310). А уж потом можно будет «навести порядок» как раз с помощью верных людей, в первую очередь того же Молотова, в связях с которым «врачи-вредители» пока «признавались»…
С другой стороны, поиски «еврейского заговора» тесно переплетались с намеченной расправой над оппонентами. А. Авторханов пишет, что после XIX съезда Сталин начал искать «еврейские корни» и в родословных взбунтовавшихся соратников. Искал, проверяя родословные до третьего колена. И находил! Собственно, попавших еще до съезда в опалу Молотова и Ворошилова и искать было не надо (первого, как мы помним, он еще за пять лет до того «Молотштейном» обзывал, попутно, кстати, обвинив в «чрезмерной вежливости» с империалистами» ( Берия Л.П. С атомной бомбой… С. 56), о Кагановиче не говорю, а насчет Микояна у меня информации нет), однако после «бунта четверки» на съезде поиски «еврейских корней» начали проводить и у них. Вскоре «выяснилось», что у Хрущева, оказывается, есть внучка-еврейка, у Маленкова – зять-еврей, а что касается Берия, то чуть ли не его родная мать «оказалась» еврейского происхождения ( Авторханов А.Г. Загадка смерти Сталина. С. 76); с учетом того, что у евреев национальная принадлежность считается, как известно, по матери, такие «генеалогические поиски» тоже были чреваты!
Антисемитская кампания велась и в странах «соцлагеря». В Чехословакии арестовали еврея Р. Сланского (вспомним запись в бериевском дневнике «Евреи копают под Готвальда…»), в Польше – будущего лидера страны В. Гомулку (у него еврейкой была жена) ( Авторханов А.Г. Загадка смерти Сталина. С. 77–78).
Что касается врачей, то они, скорее всего, просто «попали под раздачу», в том числе и потому, что у большинства из них оказалось еврейское происхождение. По версии А. Авторханова, на них «повесили» смерть Жданова в 1948 г., чтобы иметь повод их уничтожить и таким образом лишить лечащих врачей с многолетним опытом уже самого Сталина. Авторханов приводит высказывание «старого деятеля Коминтерна» Ф. Боркенау, в начале 1953 г. жившего в ФРГ. Тот 23 января 1953 г. опубликовал в «Рейнском Меркурии» статью, в которой прямо заявил, что «дело врачей» – это заговор во главе с Маленковым (там же. С. 85)!
Если, по версии Авторханова, Сталин надеялся на волне «дела врачей» расправиться с евреями (и с «псевдоевреями» из своего окружения), то, по версии Е. Прудниковой, «дело врачей» было позволено сфальсифицировать сталинским оппонентам, чтобы потом «утопить» их, обвинив в оговоре и казни невинных.
Со своей стороны, сталинские оппоненты (по версии Авторханова, Берия и Маленков, по версии С. Кремлева – Хрущев и Игнатьев, Е. Прудникова явно склоняется к такому же выводу), скорее всего, рассчитывали с помощью того же дела расправиться со сталинскими врачами, а потом и с самим вождем.
Особо надо сказать про Игнатьева. Министр госбезопасности, как мы видели, явно страховался, действовал по принципу «и нашим, и вашим», теперь же, после сентября 1952 г., он выполнял все сталинские приказы, но при этом сообщал их содержание Берия, Маленкову и Хрущеву. Он понимал, что и Берия его по головке не погладит, но все же при мертвом Сталине у него было неизмеримо больше шансов уцелеть, чем при живом. Очевидно, он думал примерно так: прежде всего – убить Сталина. А там – когда Сталина убьют – «авось кривая вывезет», может, что-нибудь и с Берия случится! И ведь не прогадал! Вероятно, дело тут в том, что Игнатьев, как партаппаратчик, лучше знал нравы сформировавшейся уже советской номенклатуры: в борьбе за власть поддерживать того, кто слабее, стараясь «утопить» более сильного. Об этой тенденции в номенклатурной борьбе за власть писал М.С. Восленский (Номенклатура. С. 374). А в рвавшейся к власти «четверке» самым сильным, несомненно, был именно Берия…