Уже в январе 1962 года Пеньковский опытным глазом заметил подозрительную возню наружного наблюдения после своих встреч со связной. В марте его зарубежные поездки стали начальством откладываться, и за границу его больше не выпускали[1056]. Квартиру Пеньковского на Космодамианской набережной (тогда – набережная Максима Горького) регулярно и тщательно обыскивали, установили там подслушивающие устройства. Наблюдательный пост со сверхмощной оптикой был развернут в квартире дома на другой стороне Москва-реки. За самим Пеньковским, его женой и дочерью было установлено наружное наблюдение. Жильца, который обитал этажом выше, вместе с семьей тихо переселили в другой дом. Из освободившейся квартиры просверлили микроскопическую дырочку над письменным столом Пеньковского и снимали все, что полковник на столе раскладывал.
На балконе вышестоящего этажа установили аппаратуру, которая позволяла видеть кабинет снаружи. Пеньковского в моменты, когда он «Миноксом» фотографировал секретные документы, снимало множество скрытых камер.
Но вот вопрос: почему Пеньковский не был арестован КГБ сразу после разоблачения его деятельности?
Суворов утверждает, что на этот счет было специальное указание Козлова, заинтересованного в сборе компромата на генералитет, а может, и на самого Хрущева, которого планировал при случае обвинить в преступной близорукости при подборе кадров руководства разведкой[1057].
Серов рассказывал другую историю: «Когда мне стало известно о предательстве Пеньковского в апреле 1962 года, я дал указание т. Смоликову о том, чтобы он вызвал Пеньковского и объявил, что перспективы использования его в ГРУ не имеется, поэтому уволить его из ГРУ. В мае т. Смоликов вызвал его и предложил перейти на преподавательскую работу на кафедру иностранных языков, от чего Пеньковский отказался. Об этом стало известно работникам КГБ, которые пришли ко мне и стали просить не переводить предателя из ГРУ, с тем, чтобы не сорвать разработку, при этом сослались на записку КГБ в ЦК по этому вопросу.
Я вынужден был согласиться, хотя и возражал, мотивируя тем, что уже достаточно было данных, чтобы его допросить и изобличить, т. к. к тому времени было известно, что он у себя на квартире фотографирует “Миноксом” сборник. Я до сих пор считаю эту “доработку” в течение 4,5 месяца неправильной, т. к. за это время он на глазах у контрразведки продолжал собирать и передавать врагу шпионские данные…
Начиная с конца апреля 1962 года о всех мероприятиях по предателю меня информировали работники КГБ, и по их просьбе я оказывал всяческое содействие в успешном разоблачении предателя и одновременно принимал необходимые меры по предотвращению провалов в разведке (отзывы офицеров, которых мог выдать предатель, переброска агентов и др.) … Провалов и арестов среди наших людей не было»[1058].
В августе Пеньковский писал донесение американцам, что КГБ проявляет к нему «пристальное внимание» и взял его «под колпак», но тем не менее он еще рассчитывал на покровительство Малиновского, Варенцова и Серова[1059].
Насколько достоверны были донесения Пеньковского?
«До самого конца полковник Пеньковский передавал только достоверную информацию, в огромных количествах, самой высшей пробы и степени секретности»[1060], – пишет Суворов. Действительно, в ЦРУ проанализировали материалы, переданные Пеньковским в последние месяцы, и умышленной дезинформации в них не обнаружили[1061]. Авторы работ, изданных в нашей стране, в США и Великобритании, расходятся в оценке степени важности полученной от Пеньковского информации, – от исключительно полезной до посредственной. Но следует заметить, что к информации высшей степени секретности доступа у него просто не было. В его сообщениях речь шла о том, что СССР сильно отстает от Запада по стратегическим вооружениям и не готов к войне, у молодежи нет желания воевать, население выражает недовольство нехваткой продуктов питания, только треть членов КПСС верна партии и т. д.[1062].
А насколько велика была роль Пеньковского в том, что американцы узнали о размещенных на Кубе ракетно-ядерных средствах?
Перебежчик Олег Гордиевский утверждал: «Это был единственный серьезный источник в Советском Союзе у Запада, который рассказал всю подноготную ракетного кризиса на Кубе в 1962 году и Берлинского кризиса в 1961 году… Он назвал точные цифры – какого типа ракеты, сколько ядерных боеголовок, сколько их размещено на Кубе, на что готов Хрущев, куда ведет хрущевский авантюризм… Фактически в двух ситуациях, по крайней мере, он помог избежать конфронтации». Здесь – явное преувеличение. Пеньковский, находясь под колпаком, не мог иметь и не имел ни малейшего доступа к секретам операции «Анадырь».
Семичастный уверял: «Предательству Пеньковского приписывается даже решающая роль в том, что американцы в 1962 году узнали о вывозе советского ядерного оружия на Кубу. Однако какой-либо “вклад” Пеньковского в разглашение этой советской тайной операции совершенно исключается. К Карибскому кризису он вообще не имел никакого отношения. Строительство шахт на Кубе американцы обнаружили сами при помощи своих самолетов-разведчиков, потом в поле их зрения попали корабли с ракетами, направлявшиеся к кубинским берегам. Остальную информацию им поставили другие агенты, которых на Кубе было достаточно»[1063].
В последнем донесении Пеньковского от 27 августа, как и в предыдущих, о поставках советских баллистических ракет и ядерных боезарядов на Кубу информации не было. Пеньковский ею просто не располагал.
А вскоре после этого оказался на больничной койке и долго на контакт с американцами не выходил. Семичастный свидетельствовал, что Пеньковский «с нашей помощью заболел. Разумеется, это была болезнь, которая помешала поездке, но не нанесла здоровью никакого вреда: некоторые личные вещи предателя обработали специальным составом, в результате у него на ягодицах выступила сыпь, и он был вынужден лечь в госпиталь. В это же время мы оборудовали его квартиру нашей спецтехникой»[1064]. В больнице Пеньковский находился с 7 по 28 сентября 1962 года[1065].
Еще одна загадка, над которой бьются историки: почему русские приняли обширные меры для обеспечения безопасного провоза ракет из СССР на Кубу, и при этом, когда они работали уже на местах, не было сделано ничего, чтобы избежать наблюдения с воздуха?
Вот ответ, который предлагают Аллисон и Зеликов: «Серьезная работа по маскировке операции была возможна. Но у подразделений, устанавливающих ракеты, не было разработанных инструкций для маскировки, поскольку они никогда ранее не маскировали строительство в Советском Союзе. Более того, у командования были две плохо совместимые цели – как можно скорее привести ракеты в состояние боеготовности и маскировать их постановку на боевое дежурство»[1066].
Хрущев справедливо замечал: «Когда ракеты встали на место, уже не представляло особой трудности узнать, что́ там были за грузы. Когда мы получили снимки с воздуха, которые были опубликованы американской печатью, то явно было видно, что стоят ракеты класса “земля – земля”, то есть для удара с Кубы по США. Американцы правильно расшифровали их. Пресловутые пальмы ничего не прикрыли, и наши “разведчики” постыдно оскандалились»[1067].
Глава 6Узнали
14 октября. Воскресенье
В первых числах октября генерал-полковника Иванова и генерал-майора Грибкова вызвал министр обороны. «Малиновский сразу предложил нам сесть, что обычно случалось редко. Это указывало на то, что разговор будет долгим. Министр выглядел озабоченным. Тут же ввел нас в курс дела.
– Я только что был у Фрола Романовича (Козлова. – В.Н.). Он сообщил, что принято решение послать на Кубу группу ответственных работников Министерства обороны для оказания помощи нашим войскам и контроля за выполнением принятых правительством решений. Кого, Семен Павлович, предложите назначить старшим этой группы? Кстати, он будет там и моим личным полномочным представителем.
С.П. Иванов ответил сразу же:
– Думаю, следует доверить выполнение этой задачи генералу Грибкову. Он в курсе всех событий, знает все наши планы и задачи, стоящие перед войсками Плиева».
Через два дня Грибков доложил министру, что группа из восьми человек готова выдвинуться на Кубу. «Р.Я. Малиновский внимательно просмотрел список генералов и офицеров, вылетавших вместе со мной, одобрил его, потом сказал:
– Как только все ракетные части будут приведены в полную боевую готовность, доложите мне об этом лично. И только мне, никому больше. Ваша главная задача – контроль за готовностью ракет и войск к боевому применению. Запомните и передайте товарищу Плиеву, что те указания, которые он получал лично от Никиты Сергеевича об использовании ракет Р-12, Р-14 и “Луна”, должны строго и точно выполняться, а именно ракетную дивизию пускать в дело только, повторяю, и только с личного разрешения Верховного Главнокомандующего Никиты Сергеевича Хрущева. Вы хорошо понимаете, что ракеты мы завозим на Кубу лишь с целью сдержать возможную агрессию со стороны Соединенных Штатов Америки и их союзников. Мы не собираемся развязывать атомную войну, это не в наших интересах. Тактические ракеты “Луна” применять исключительно в случае высадки десантов противника на остров Кубу. Плиеву разрешено лично принять решение на применение ядерных средств “Луна”. Но прежде, чем принять такое решение, он должен очень глубоко изучить обстановку и не допустить несанкционированных пусков. Особо обратите внимание на охрану позиционных районов ракетных частей, а также на их прикрытие с воздуха.