Но Кеннеди поинтересовался, какой может быть ответная реакция СССР, о чем начальники штабов практически совсем не думали.
– Не думаю, что они пойдут на ответный шаг, если мы им скажем, что ситуация в Берлине остается такой же, как всегда, – продолжал Лемей. – Если они только начнут, мы будем драться. Не думаю, что это сколько-нибудь изменит ситуацию в Берлине, кроме того, что вам только надо будет сделать еще одно заявление по этой теме. Я не вижу иного выхода. Эта блокада и политические действия, как я понимаю, ведут к войне. Я не вижу иного выхода. Это приведет прямиком к войне. Это почти так же плохо, как умиротворение в Мюнхене[1152].
Мюнхен был символом предательства и бессилия.
Историк Шелдон Стерн, потративший много времени на изучение оригиналов магнитофонных записей, сделанных в те дни в Белом доме, отметил на этом месте длинную паузу, во время которой члены ОКНШ «должны были затаить дыхание, ожидая реакции президента. Генерал зашел слишком далеко, и это уже не было похоже на совет, не говоря уже о прозвучавшем в его словах несогласии с решением главнокомандующего. Он использовал сильную метафору того поколения… и бросил ее в лицо президента. Джон Кеннеди продемонстрировал удивительную выдержку и не поддался на провокацию. Он просто промолчал»[1153].
После долгой паузы Лимей как ни в чем не бывало продолжал:
– Потому что если начнется блокада, то придут в действие МиГи, против кораблей выпустят Ил-28. Так мы постепенно неизбежно втянемся в войну на очень невыгодных для нас условиях, с ракетами прямо у нас перед носом, которые могут ударить по нашим аэродромам на юго-востоке США. А если они применят ядерное оружие… там же находятся люди. Мы втянем себя в войну на невыгодных для нас условиях. Я не вижу иного выхода, кроме прямого военного вторжения прямо сейчас.
Поддержать Лимея поспешил адмирал Андерсон:
– Господин президент, я считаю, что курс действий, предлагаемый начальниками штабов, с военной точки зрения правилен. Я думаю, что это лучшее решение и с политической точки зрения. Я скажу несколько слов о блокаде. Если мы начнет блокаду, с военной точки зрения мы сможем это организовать. Нам это будет легче сделать, и потребуется меньше усилий, если это будет полная, а не частичная блокада, потому что частичная блокада означает, что нам придется входить на борт и обыскивать все эти нейтральные корабли, возможно, препровождать их в порты, что, естественно, принесет нам больше проблем, чем если мы решимся ввести полную блокаду. Но если мы устанавливаем полную блокаду, мы неизбежно получим конфронтацию с Советским Союзом, потому что корабли советского блока доставляют материалы на Кубу.
Блокада никак не повлияет на оборудование, которое уже находится на Кубе, и даст русским время собрать все эти ракеты, собрать Ил-28, подготовить МиГи и систему управления. Я согласен с генералом Лимеем, что по мере того, как все это будет происходить, конфликт будет нарастать и нам надо будет предпринимать военные действия в невыгодных для США условиях, невыгодных для наших вооруженных сил. И, возможно, у нас будет гораздо больше потерь в США, если эти безумцы действительно собираются выпустить эти ракеты.
Естественно, в этих обстоятельствах мы не можем гарантировать, что сможем предотвратить разрушения и гибель людей в США. Я думаю, у нас есть хороший шанс минимизировать жертвы среди американского населения, если мы будем действовать оперативно. Пока Советский Союз поддерживает Кубу, я не вижу иного решения кубинской проблемы, кроме военного.
Президент Кеннеди в этот момент напомнил профессиональному военному руководству США, что вообще-то противником выступает Советский Союз и он вряд ли позволит безропотно убивать своих людей:
– Они не могут позволить нам просто ликвидировать их после всех их заявлений, ликвидировать их ракеты, убить много русских и ничего не сделать. Очевидно, что они подумают… в такой ситуации они могут сделать вот что – попытаться получить Берлин. Возможно, нам придется пойти на риск, но…
Слово взял генерал Уилер, который не мог оставить вне игры свои сухопутные силы:
– Господин президент. По-моему, с военной точки зрения наименее рискованными, если мы думаем о защите американского народа, будут неожиданные удары с воздуха, блокада и вторжение. Такая последовательность действий постепенно даст нам уверенность в том, что мы действительно покончим с наступательными силами в этом кубинско-советском узле. И тем не менее, как мы все признаем, мы не можем быть абсолютно уверены, пока фактически не оккупируем остров.
И не только. Постепенно они могут заметно увеличить свою наступательную мощь против США, которой сейчас у них нет. Сейчас на нас направлены их межконтинентальные баллистические ракеты, но в ограниченном количестве. Численность и боеспособность их военно-воздушных сил далеки от того, что они, вероятно, хотят. И этот курс на ракеты ближнего радиуса действия дает им гигантский скачок в их способности нанести удар по Америке. И значит, как я говорю, с военной точки зрения… я думаю, что наименее рискованный путь – это весь спектр военных действий с нашей стороны.
– Спасибо, генерал, – сказал Кеннеди и предоставил слово Шоупу.
– Если у них там есть ядерные боеголовки? Мы знаем, что в России они есть. Поэтому если они хотят нанести ущерб США, вопрос в том, не хочет ли Хрущев, чтобы это сделали кубинцы, а самому остаться в стороне. Поэтому если необходимо предотвратить удар, нам потребуются силы, большие силы. И чем больше мы будем ждать, тем больше сил нам понадобится. Не думаю, что кубинцы нападут на нас просто, чтобы повеселиться. Они могут сделать это по приказу Хрущева. Но я не могу понять, почему они будут атаковать нас. Они же не могут вторгнуться на нашу территорию и занять ее.
Тут Кеннеди сказал совсем крамольную для генералов вещь:
– Дело в том, что с тем числом ракет, которое сейчас там находится, я бы сказал – не важно, что это за ракеты – жить можно. Если сегодня у них недостаточно межконтинентальных баллистических ракет, они их получат в течение года. Очевидно, что они устанавливают [неразборчиво] ракеты.
– Плюс увеличат точность попадания по тем 50 целям, которые, как нам известно, они могут поразить сейчас, – подхватил Лемей. – Я считаю, что блокаду, как и переговоры, многие наши друзья и нейтрально настроенные страны расценят как очень слабый ответ. И я уверен, у большинства наших граждан будет такое же чувство. Другими словами, в настоящий момент вы находитесь в очень плохом положении.
Лемей откровенно и нагло хамил Верховному главнокомандующему.
– Что вы сказали? – спросил Верховный главнокомандующий.
– Я говорю, что вы сейчас находитесь в очень плохом положении, – продолжал хамить Лемей.
Выдержке Кеннеди можно позавидовать. Он просто отшутился:
– Вы со мной в одной лодке.
– Наша позиция в Гуантанамо становится достаточно уязвимой, потому что объявление блокады разозлит кубинцев, а ведь у них есть много партизан, которые могут подобраться к Гуантанамо, – напомнил о еще одном факторе Андерсон. – Я не знаю, решатся ли они атаковать Гуантанамо или нет. Но нам, конечно, надо будет собрать значительные силы для защиты Гуантанамо, что мы сейчас и делаем.
Кеннеди по-прежнему пытался объяснить руководству ОКНШ простые вещи:
– Вы понимаете, есть большая разница между тем, чтобы нанести удар только по ракетам – это одна операция, результатом которой будет эскалация нападения. Другое дело – удар, который ликвидирует все самолеты, подготовка к этому займет 14 дней или около того. Возможно, 18 дней. Что мы должны усвоить: я не знаю, каким будет советский ответ на те или иные наши действия.
– Если вы проиграете на Кубе, давление в Берлине будет все больше усиливаться, – не успокаивался Лимей.
– Разумеется, позиция генерала Шоупа, которой он придерживается уже многие годы, – заметил Кеннеди, – состоит в том, что если не сейчас, то в течение года у них будет достаточное число межконтинентальных баллистических ракет. Возможно, их точность не очень высока. Но если они нацелят их на один город, может быть на 80 или 100, речь пойдет об уничтожении целой страны. Поэтому наша проблема состоит в том, что нам надо удваивать свои силы. Но мы потеряем все свои города.
– Но мы не сможем снова говорить о вторжении, после того как они доставят туда ракеты, потому что таким образом они приставят нам пистолет к виску, – продолжал настаивать Тейлор.
Тут Кеннеди произнес еще одну фразу, прозвучавшую как нож острый для генералов.
– Логично было бы предположить, что нам не нужно вторгаться на территорию Кубы. Нам просто придется с этим жить, как мы живем сейчас с Советским Союзом и Китаем. Там у русских есть все, чтобы держать нас на крючке, от подводных до межконтинентальных баллистических ракет, какие бы самолеты у них ни были. И теперь они обнаружили страну, которой они нас крепко прижали[1154].
Конечно, Кеннеди и сам был, мягко говоря, не в восторге от советских ракет на Кубе.
«Нож, воткнутый нам прямо в кишки», – вот метафора, которой он воспользовался на встрече с генералами[1155].
Тейлор продолжал заход в пользу военного решения с другой стороны:
– По логике, мы можем сдерживать эти ракеты, как и те, что находятся в Советском Союзе. Я думаю, нас больше всего здесь должно беспокоить, могут ли эти ракеты потенциально оказаться под контролем Кастро. Кастро как обладатель ракет – это совсем не то, что Хрущев. Я не думаю, что сейчас это так, и возможно, Хрущев никогда так по собственному желанию не поступит. Но всегда существует риск, что они попадут в руки к кубинцам.
Чтобы подвести явно ему не приятную беседу к завершению, Кеннеди задал членам ОКНШ более им понравившийся вопрос: