Посол Ормсби-Гор высказал озабоченность тем, что линия перехвата карантинного кольца была расширена до восьмисот миль от берега. Это означало, что перехват состоится уже через несколько часов после вступления карантина в силу.
– Почему, – говорил он, – не дать им больше времени, чтобы проанализировать ситуацию?
Расстояние в 800 миль было установлено военно-морским командованием, чтобы находиться вне досягаемости размещенных на Кубе МиГов. Президент позвонил Макнамаре и сократил расстояние до пятисот миль»[1317].
Соренсен зафиксировал слова президента Кеннеди:
– Вы, ребята, кто считал, что блокада – наиболее мирный ответ, можете очень скоро прийти к совершенно иному выводу.[1318]
24 октября. Среда«Если мы хотим встретиться в аду»
На Байконуре 24 октября утром «семьдесят восьмая» с аппаратом 2МВ-4 № 3 ушла со старта в сторону Марса. Первые три ступени благополучно сработали. Четвертая ступень – блок «Л» – не запустилась, и марсианский объект остался всего лишь очередным спутником Земли. «Мы нигде не сообщали о подготовке пуска к Марсу, – замечал Черток. – Американские средства ПВО в такой напряженной обстановке могли принять этот пуск за боевой. К счастью, радиолокационная техника, а может быть, и предварительная разведка позволяли им уже тогда отличать космические пуски от боевых»[1319]. О неудаче, как тогда было принято, никто не узнал.
В тот день в «Правде» были опубликованы и известные нам заявление Советского правительства и постановление Совета Министров СССР о задержании увольнения из Советской Армии старших возрастов в ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводных флагманах; о прекращении отпусков всему личному составу, о повышенной боеготовности и бдительности во всех родах войск.
Сообщалось также, что в штабе Объединенных Вооруженных сил стран Варшавского договора «в связи с провокационными действиями американской военщины» главнокомандующий этих войск маршал А. А. Гречко 23 октября 1962 года созвал офицеров и дал указание о проведении ряда мер по повышению боеготовности войск и флотов Варшавского договора». Газеты пестрели заголовками: «Мы с вами, кубинские братья!», «Народы отвергают агрессивную политику США!», «Куба готова к отпору агрессору!»[1320]
В тот день дипломатия началась рано. В 6 утра по московскому времени Ричард Дейвис передал в МИД официальное уведомление о начале карантина – ровно через 12 часов, то есть в 18.00 по Москве.[1321] Тогда же текст прокламации президента США был официально вручен Государственным департаментом посольству СССР в Вашингтоне. Посольство просто возвратило текст прокламации по почте в Государственный департамент. Так же поступил и МИД СССР, возвративший ноту посольству США.[1322] Москва тем самым дала понять, что не будет подчиняться американским требованиям.
Между тем серьезность американских намерений подтвердила советская разведка. Из Вашингтона пришло агентурное донесение: «Вечером 23 октября представитель Пентагона А. Сильвестр сообщил иностранному дипломату, что в операции по блокаде Кубы участвуют 80 процентов кораблей Второго флота США, в том числе авианосцы, крейсера, эсминцы и подводные лодки, объединенные в специальную группу под условным названием “Ударное подразделение 136”. Пентагон отдал приказ командованию пропускать советские суда на Кубу с техническими специалистами при отсутствии запрещенных грузов. Пентагоном сформирована группа американских и иностранных корреспондентов для отправки ее 26 и 27 октября на борт корабля с целью присутствия при операции захвата какого-либо судна социалистических стран или СССР»[1323].
Утром пришла и шифровка от Добрынина о его встрече с братом президента, чрезвычайно обеспокоенным возможными последствиями контакта советских кораблей с карантинным заграждением
Хрущеву было о чем задуматься. Сергей Хрущев утверждает: «В целесообразности принятого вечером решения идти напролом отец засомневался еще ночью. Оно диктовалось не разумом, а сердцем. Утреннее известие поколебало его еще больше. Риск столкновения с американскими кораблями представлялся абсолютно неоправданным. Сейчас он аргументировал изменение решения тем, что все необходимое на Кубу завезено. За исключением Р-14.
На утреннем заседании Президиума отец предложил дать судам, везущим оружие, команду остановиться. Кому предстояло дожидаться снятия блокады, болтаясь в море, а кому целесообразнее вернуться домой, предстояло решить министрам обороны и морского флота».
Похоже, сын Хрущева является единственным источником информации о проходивших в тот день заседаниях Президиума ЦК. «В Москве было 10.30 утра. Примерно тогда собрался Президиум ЦК и, вероятно, принял окончательное решение о приостановке движения. Указание носило пометку “Срочно”, и передали его без задержки».
Примерно в 2.30 по Вашингтону Агентство национальной безопасности США зафиксировало зашифрованную радиограмму, переданную из Одессы. Расшифровать ее не удалось. Но разведка американского МВФ поутру зафиксирует, что шесть судов «или остановились, или изменили курс».
Это соответствовало действительности. Среди судов, получивших команду разворачиваться назад, были «Полтава», «Альметьевск», «Николаев», «Дубна», «Дивногорск»[1324].
Хрущев продолжал проводить время самым оригинальным образом. В тот момент, когда весь мир застыл в ожидании катастрофы, он пригласил к себе в Кремль на трехчасовой (!) разговор Уильяма Нокса, президента «Вестингаус электрик компани», оказавшегося в Москве по делам своего бизнеса. Они познакомились за два года до этого во время посещения Хрущевым Соединенных Штатов.
Нокс никак не рассчитывал на честь увидеть лидера СССР, да еще в такой исторический момент. Но Хрущеву понадобился влиятельный американский собеседник, вероятно, как дополнительный канал для передачи его взглядов президенту Кеннеди. Нокс меньше чем через месяц подробно расскажет об этой встрече в американской печати. Хрущев показался ему «спокойным, дружелюбным, открытым – без всякого шутовства», однако «очень усталым». Пожаловался, что Кеннеди его «предал». Даже Эйзенхауэр в такой ситуации повел бы себя более зрело.
– Как мне вести дела с человеком, который моложе моего сына?!
Хрущев признал факт размещения баллистических ракет на Кубе, но называл их оборонительным оружием, заметив, что сейчас не время спорить об определениях. Заверил, что на ракетных базах нет ни одного кубинца. Но подчеркнул:
– Времена изменились, исключительное положение Соединенных Штатов ушло в прошлое и им придется привыкать к соседству советских ракет на Кубе, как мы научились жить, имея под боком в Турции американские «Юпитеры».
Главная задача – избежать войны.
– Я не заинтересован в том, чтобы нарушить мир. Однако, если мы хотим встретиться в аду, решение зависит только от вас.
Закончил Хрущев очередным предложением о встрече с Кеннеди:
– Буду рад увидеть его в Москве, буду рад встретиться с ним в Вашингтоне, или в море на корабле, или в любом другом нейтральном месте, неофициально, без фанфар – просто для того, чтобы найти пути решения наиболее острых проблем между нашими странами[1325].
Для целей публичной дипломатии Хрущев решил использовать и пришедшую к нему телеграмму от выдающегося британского философа, ставшего еще и видным общественным деятелем, председателем влиятельного тогда интеллектуального «Комитета 100», Бертрана Рассела. Тот обратился к главам СССР и США с призывом к миру.
Следует заметить, что симпатии британского философа в тот момент были скорее на стороне Хрущева. Так, в письме Кеннеди Рассел утверждал: «Ваши действия не имеют никакого оправдания». В послании Хрущеву: «Ваша неуклонная выдержка – наша великая надежда»[1326].
Хрущев ответил длинным, как обычно, письмом, где говорил, что ради разрешения кризиса готов встретиться с Кеннеди. «Мы сделаем все возможное, чтобы не допустить такой катастрофы, – утверждал Первый секретарь. – Но надо иметь в виду, что наших усилий может оказаться недостаточно. Ведь наши усилия и возможности – это усилия и возможности одной стороны. Если американское правительство будет проводить намеченную ими программу пиратских действий, то в порядке защиты своих прав и международных прав, которые записаны в международных соглашениях и выражены в Уставе ООН, мы, конечно, вынуждены будем применять средства защиты против агрессора. Другого выхода у нас нет.
Хорошо известно, что если пытаться умиротворить разбойника тем, что сначала отдать ему кошелек, потом пальто и прочее, то от этого он не станет милосерднее, не перестанет заниматься разбоем. Наоборот, он будет становиться все наглее. Поэтому надо обуздать разбойника с тем, чтобы законы джунглей не были законами в отношениях между цивилизованными людьми и государствами.
Советское правительство считает, что правительство Соединенных Штатов Америки должно проявить сдержанность и приостановить реализацию своих пиратских угроз, чреватых самыми серьезными последствиями.
Вопрос войны и мира настолько жизненно важный вопрос, что мы считали бы полезной встречу на высшем уровне, чтобы обсудить все возникшие вопросы, сделать все, чтобы снять угрозу развязывания термоядерной войны. Пока не пущено в ход ракетно-ядерное оружие, еще есть возможность предотвратить войну. Когда американцами будет развязана агрессия, то такая встреча станет уже невозможной и бесполезной».