ствий, которые могут обострить положение и принести с собой риск войны. По их мнению, важно предоставить время, с тем чтобы заинтересованные стороны получили возможность собраться для того, чтобы разрешить настоящий кризис мирным путем и нормализовать положение в Карибском бассейне. Для этого требуется, с одной стороны, добровольная приостановка всех перевозок оружия на Кубу, а также добровольная приостановка карантинных мер, предусматривающих досмотр кораблей, направляющихся на Кубу. Я считаю, что такая добровольная приостановка этих действий на период в две или три недели весьма облегчит положение и даст время заинтересованным сторонам встретиться и провести обсуждение, с тем чтобы найти мирное решение проблемы. В свете этих соображений охотно предоставляю себя в распоряжение всех сторон для оказания любых услуг, которые я буду в состоянии оказать. Я обращаюсь к Вашему Превосходительству с настоятельным призывом незамедлительно рассмотреть это послание. Я направил послание аналогичного содержания президенту Соединенных Штатов Америки»[1347].
Президент Кеннеди тем временем провел встречу с лидерами Конгресса с участием Раска, Макнамары, Маккоуна и Ловетта. В это время Роберт Кеннеди и оставшиеся члены «Экскома» в Ситуационной комнате Белого дома обсуждали детали применения блокады с заместителем начальника Военно-морского штаба адмиралом Клодом Риккетсом.
Кеннеди включил магнитофон в 17.00, когда Маккоун уже закончил свое сообщение лидерам Конгресса о последних данных разведки.
Говорил Раск:
– Генеральная Ассамблея ООН прислушивается к мнениям нейтральных стран больше, чем Совет Безопасности. Но наши друзья в ООН, наши союзники очень помогли нам в этой ситуации. Мы видим элемент осторожности в советском поведении. Речь Зорина в ООН, хотя она и была резкой и наступательной, как всегда, казалось, старалась показывать пальцем на кубинский аспект и аспект Соединенных Штатов. А не на конфликт СССР – США. Насколько нам известно, Советы так и не сообщили своему народу о том, что имеют ракеты на Кубе, что показывает, что это не мелочь, это могло бы очень обеспокоить их собственный народ и вызвать страх перед войной, если бы они сообщили эту информацию.
– Господин министр, какие корабли вы используете для перехвата, эсминцы? – спросил Макнамару лидер республиканского меньшинства в Сенате Эверетт Дирксен.
– На позициях перехвата сосредоточены крейсеры и эсминцы, использоваться будут те или другие в зависимости от обстоятельств.
– Число судов для перехвата является засекреченным?
– Это примерно 25 эсминцев плюс два крейсера, один противолодочный авианосец и некоторые другие корабли, – рассказал Макнамара.
– Когда вы ожидаете конфронтацию, если они будут продолжать двигаться к Кубе? – спросил сенатор Фулбрайт.
– Не могу сказать, – пожал плечами глава Пентагона. – Зависит от того, каким курсом они будут идти. Сейчас выглядит так, что они меняют скорость и курс, и по этой причине я не могу ответить на ваш вопрос.
– Располагаете ли вы информацией, что они меняют курс согласно инструкциям? – не унимался Фулбрайт.
– По существу я не могу сказать, – заметил Макнамара. – Но я бы предположил, что раз они меняют курс, то имеют на это инструкции.
Дирксен сменил тему:
– У вас есть какие-либо комментарии к идее встречи в верхах?
Ответ президента был категоричен:
– Я считаю ее бесполезной.
Никто не поинтересовался, почему он так считает. Зато сенатор Винсон спросил Маккоуна о последней оценке количества МиГ-21 на Кубе.
– Наша первоначальная оценка базировалась на том, что мы видели. Это 12 собираемых самолетов и мы предполагали, что это МиГ-21. Следующая реальная цифра составила 39, что было кажется 17 октября.
– Есть ли у нас наблюдения, которые показывали бы, летают ли на этих МиГ-21 кубинцы или русские? – спросил сенатор Смазерс.
– Да, у нас есть информация, доставленная к нам несколько дней назад, – заверил директор ЦРУ. – Около половины – русские. По меньшей мере один, как мы подозреваем – чех, а остальные – кубинцы.
– Но на днях вы сказали, что кубинцы вообще не имеют отношения к ракетам. Так?
– Это правильно. Насколько мы знаем, их нет на пусковых площадках.
– Не привезли ли туда китайцев? – пошел еще дальше Дирксен.
– У нас нет таких сведений, – успокоил Маккоун.
Сенатор-республиканец Хикенлупер вернулся к теме переговоров:
– Сегодня после полудня я смотрел телевизор. Журналист сообщил, что Хрущев сказал, что он попросил вас, или направил письмо, о встрече в верхах. Правда ли это?
– Нет, – соврал Кеннеди. – Я слышал, что такое сообщение появилось на телевидении, но оно неверно. Мы не получали никаких посланий от него на этот счет.
После встречи с сенаторами президенту Кеннеди принесли обращение Генсека ООН У Тана. Банди, показавший заявление, поинтересовался у президента:
– Вы хотите ответить сегодня? Стивенсон считает, что быстро дав ответ первыми, мы получим преимущество.
– Я тоже так считаю, – согласился Кеннеди[1348].
В письме У Тана содержалось предложение к США повременить с введением блокады на 2–3 недели, чтобы дать возможность Москве вывести ракеты с Кубы. «Это предложение было бесполезным, – замечал Джордж Болл. – Для нас принять его означало бы избавить Хрущева от давления, а мы никогда не смогли бы добиться удаления ракет. Кроме того, предложение У Тана не содержало никаких процедур проверки»[1349].
Около 19.00 Кеннеди переговорил с премьер-министром Макмилланом по телефону. Беседа – довольно странная – была записана британским стенографом.
– У меня все в порядке, – начал Макмиллан.
– У нас нет никакой новой информации о том, что там произойдет, – произнес Кеннеди.
– Как вы считаете… В целом, сам факт того, что они развернулись, – это ваша победа. Вопрос в том, как мы воспользуемся этой победой?
Кеннеди не согласился:
– Это не абсолютная победа, так как некоторые суда все-таки продолжают свой курс.
– Как интересно, – заметил премьер-министр. – И как вы думаете, что это значит? Если они развернулись, значит, они напуганы, так ведь?
– Нет. Может быть, Хрущев решил повернуть эти небольшие суда, чтобы мы их не захватили, так как на них перевозятся либо ракеты, либо другая техника, что является либо военной тайной, либо плохо отразится на их репутации в мире. Корабли 5 и 6, которые мы так жаждали захватить, повернули назад.
– Я бы хотел все обдумать, – осторожничал Макмиллан. – Полагаю, весь мир считает, что сейчас или когда-нибудь потом нам нужно будет вступить с ними в переговоры. Но мы не хотим делать это так, чтобы у него в руках оказались все козыри.
– У него в руках Куба, но не Берлин, – демонстрировал жесткость Кеннеди. – Если он захватит Берлин, мы захватим Кубу. Если мы захватим Кубу сейчас, мы рискуем, так как ракеты могут быть запущены, а Берлин захвачен.
– Да, согласен. Здесь нужно подумать. Я слышал по радио, что в ответ лорду Расселу он предложил созвать саммит. Вы слышали об этом?
– Да, я это видел, – сознался Кеннеди. – Но он сказал, что бессмысленно проводить саммит, если мы будем продолжать наши пиратские действия. Подразумевалось, что он рад все обсудить, но только если мы прекратим карантин. Потом Генеральный секретарь У Тан попросил нас прекратить карантин на 2 недели, но мы не можем на это пойти, пока они не прекратят работы на ракетных базах.
Я бы хотел, чтобы вы, премьер-министр, подумали о следующем. Если они согласятся с карантинными мерами, перед нами встанет проблема ракет. Мы сообщим им о том, что если они не уберут ракеты, мы вторгнемся на Кубу. Тогда он скажет, что, если мы начнем вторжение на Кубу, начнется всеобщая ядерная атака, и в любом случае захватит Берлин. Или мы позволим им продолжить работы с установками, полагая, что он не осмелится запустить ракеты, а если он попытается овладеть Берлином, только тогда вторгнемся на Кубу. Вот о чем я прошу вас подумать.
– Я бы сказал, что вы это очень хорошо сформулировали, – восхитился Макмиллан. – Я бы хотел над этим подумать, потом я пошлю вам ответ. Можно так поступить?
– Прекрасно, господин премьер-министр[1350], – завершил беседу президент.
Вечером того же дня неугомонный Бертран Рассел передал послание Дину Раску, приложив к нему уже полученный ответ от Хрущева.
У Кеннеди послание философа вызвало раздражение, о чем не преминул поведать его брат: «Бертран Рассел отправил послание Хрущеву, восхваляя его примирительную позицию, и другое послание – президенту Кеннеди, в котором порицал Соединенные Штаты за позицию воинственную… Несмотря на другие проблемы, президент выкроил время, чтобы лично ответить Расселу: «Мне кажется, вы бы лучше обратили ваше внимание на взломщика, а не на тех, кто поймал его с поличным»[1351].
Однако при всем этом подспудно американцы начали готовить почву и для дипломатического решения проблемы. Государственный департамент запросил посла США в Анкаре Раймонда Хейра о возможной реакции турецкого правительства на демонтаж «Юпитеров». Такое же послание ушло в штаб-квартиру НАТО[1352].
Дипломатический зондаж продолжился по неофициальным каналам.
Президент Кеннеди предложил брату еще раз встретиться с Большаковым. Во-первых, надеялись получить дополнительные сведения о советских ракетах на Кубе. Во-вторых, сообщить «друзьям» Большакова в Москве, что американское правительство может согласиться на размен кубинских и турецких ракет. Роберт отказался и предложил направить для беседы с Большаковым журналиста Чарльза Бартлетта, хорошо с ним знакомого. Бартлетт 24 октября пригласил Большакова в свой офис в Национальном пресс-клубе, где сразу заявил, что встречается «с ведома президента и его брата».