Раск согласился:
– С моей точки зрения, танкер – не лучший пример. Я имею в виду, что у нас нет списка запрещенных материалов, и если на их палубе не видно ракет, то там не остается места для чего-либо другого.
– Конечно, определенно, мы не должны его разворачивать, – проявил разумный подход президент.
– Важно взять на абордаж русское судно, – прозвучал голос из зала.
– Да, но ничего серьезного не происходит, – заметил Кеннеди. – Самые опасные суда развернулись. Очевидно, они не хотят, чтобы мы их захватили. Что мы выиграем, если его пропустим?
– «Бухарест»? – уточнил Макнамара. – Только то, что избежим ситуации, когда будет обстреляно судно, которое в глазах общественности является примером судна, не перевозящего запретных грузов.
– Не лучший прецедент, – повторил Раск.
– Другое судно намного лучше, – не унимался Макнамара.
– Полагаю, мы можем сказать, что на данный период русские соблюдают карантин, – констатировал Роберт Кеннеди. – Они развернули все остальные суда.
Президент Кеннеди размышлял:
– Дело в том, что, как уже отметил Бобби, карантин в определенной степени уже можно считать успешным, так как часть судов развернулась. В результате карантина 14 судов повернули назад. Проблематичным является то, что нам придется захватить русское судно, а Хрущев говорит, что не допустит этого. Вопрос в том, когда будет лучше, чтобы это случилось: сегодня или завтра. Как только мы остановим судно и поймем, что будет происходить потом, мне кажется, что если через день или позднее мы внесем ГСМ в карантинный лист на основании того, что пусковые площадки продолжают, как вы говорите…
– Да, и самолеты Ил-28 собираются, – подхватил Макнамара. – Поэтому мы внесем в список авиационный бензин.
Затем коротко обсудили ответ президента У Тану, согласовали его со Стивенсоном, подсократили и отправили в Нью-Йорк. Ответ выглядел так: «Хочу выразить глубокую признательность Вам за Ваше послание, которое я получил вчера.
Как мы заявили в Совете Безопасности, настоящая угроза возникла вследствие того, что на Кубу тайным образом были ввезены наступательные вооружения; решение этой проблемы – устранение этих вооружений.
В нашем послании и заявлении, сделанном в Совете Безопасности вчера вечером, вы сделали несколько предложений и предложили начать предварительные переговоры для того, чтобы выяснить, возможно ли прийти к согласию в сложившейся ситуации.
Посол Стивенсон готов обсудить эти меры с вами. Хочу заверить вас в нашем желании достичь удовлетворительного решения этой проблемы мирным способом».
Ни о чем.
После этого «Экском» перешел к обсуждению дипломатических вопросов.
– Бразилия обратилась к нам с очень интересным предложением: объявить Латинскую Америку безъядерной зоной, – рассказал Раск. – Эта идея быстро распространится. Очень вероятно, что она быстро найдет отклик и в Африке.
Президент был не в восторге от этой идеи.
– Мы даже не знаем, есть ли ядерное оружие на Кубе.
– Но понимаете, есть блок, в который входят 50 государств, – напомнил Раск о существовании третьего мира.
– Это значит, нам нужно уйти из Марокко? – возмутился Диллон.
– Нет, это не так, – успокоил Кеннеди. – У нас нет ядерного оружия на базах в Марокко.
За столом начался бурный обмен репликами, из которого был слышен голос Раска:
– Я хотел упомянуть о такой возможности. Это может сильно повлиять на Генеральную Ассамблею и на весь мир и оказать давление на Советский Союз из-за присутствия этого оружия на Кубе.
Кеннеди вернул обсуждение на землю:
– Вчера вечером мы направили ответ Хрущеву, не так ли?
– Да, – подтвердил Банди – Письма у Теда Соренсена. Одну минуту. Вы хотите, чтобы я зачитал их?
– Да, прочтите то, что относится к делу, для тех, кто еще не…
– Это длинное письмо от Хрущева о нашей аморальности, о том, что карантин ни к чему не ведет, что ОАГ ни на что не годится, и что советский народ будет бороться вместе с ними. Я зачитаю несколько последних абзацев, – сказал Банди и заметил. – Вчера вечером мы это проверили, возможно, самый интересный комментарий сделал посол Томпсон. Томми, зачтите это, пожалуйста.
– Как я понял, в этом письме говорится о начале силового сопротивления, что вынуждает нас перейти к силовым мерам, – заявил Томпсон.
– Вчера вечером мы направили ответ президента.
Банди его зачитал.
– Нам нужно перейти к более интенсивным действиям, – сделал вывод Макнамара. – Но как нам это сделать?
Президент принял решение:
– Вот, что нужно делать. Давайте подождем. Мы всегда можем захватить это судно. Мы можем это сделать, как вы говорите, «глаза в глаза». Мы можем подождать Хрущева или У Тана. Окей, у нас еще есть 6 или 7 часов, чтобы взять на абордаж «Бухарест». Мы встретимся сегодня в 5:00. Подумаем об этом еще.
– Вы можете захватить танкер, не взрывая его, Боб? – поинтересовался Роберт Кеннеди у Макнамары.
– Да, – неуверенно ответил министр обороны[1379].
Ситуация с «Бухарестом» разрешится благополучно. Приказ остановить его пришел на эсминец «Блэнди», на борту которого находился Хухтхаузен. Вот его рассказ.
«Командование Атлантического флота по какой-то причине отозвало эсминец, и “Бухарест” продолжил движение на Кубу на скорости семнадцать узлов. Потом Вашингтон передумал, и находящийся в относительной близости к танкеру “Аделфи” (командующий ударной группы “Эссекса”) получил приказ выделить эсминец для перехвата “Бухареста” и сопровождения его до самой Гаваны. “Блэнди”, готовящийся остановить “Юрия Гагарина” и выслать на него досмотровую группу, оказался ближайшим к “Бухаресту” эсминцем. Коммандер, старпом и коммодор Моррисон опять собрались в штурманской рубке позади мостика и стали готовить курс перехвата; чуть позже с новыми курсом и скоростью для перехвата “Бухареста” на мостик примчался Келли…
Мы нашли советский танкер “Бухарест” и несколько часов догоняли его, потом нагнали медленно шедший танкер и заняли место справа и позади его кормы. “Аделфи” приказал нам оставаться с танкером и ждать дальнейших указаний». Готовились направить на «Бухарест» досмотровую группу. В качестве переговорщика собирались использовать инженера ремонтного дивизиона Дубицкого, который родился в Чехии и немного говорил по-русски[1380].
«Бухарест» подошел к блокадному рубежу. После ритуала опознания его пропустили сквозь строй, но за ним неотступно до самой гавани следовал американский эсминец.
«Наконец, он пересекает, не останавливаясь, эту черту, – писал Добрынин. – Но американские военные корабли не стреляют, пропускают его дальше. Общий вздох облегчения. И прежде всего у всех сотрудников нашего посольства. Угроза непосредственного военного столкновения на море была несколько отодвинута, продолжались лихорадочные дипломатические поиски компромиссного выхода»[1381].
«Мы позволили советскому танкеру пройти через блокаду, потому что, как казалось, он не вез ничего кроме нефти, и для нашего первого причаливания и инспекции мы остановили корабль из другой страны, чтобы не начинать с судна из Советского Союза»[1382], – объяснял Дин Раск.
«До Гаваны оставалось около шестидесяти миль, – писал Хухтхаузен. – Личный состав досмотровых групп сменялся каждые два часа, свободная смена отправлялась вниз подкрепиться пайком и кофе. Мы никогда не узнали, как бы все вышло, окажись досмотровая группа на борту танкера. После четырех часов ожидания нам неожиданно приказали прекратить выполнение этой задачи и вернуться в состав ПУГ “Эссекса”, которая продолжала работать на севере с контактом “С 18” – предположительно, подводной лодкой»[1383].
У Большакова вновь была важная встреча. На сей раз посланцем от Роберта Кеннеди выступил репортер Фрэнк Хоулмен.
Историки военной разведки пишут: «В ходе встречи Хоулмен сказал Большакову, что Р. Кеннеди и его друзья считают, что действия Советского Союза на Кубе, кроме других мотивов, являются ответом на создание Соединенными Штатами ракетных баз в Турции и Италии. В связи с этим, продолжал Хоулмен, Р. Кеннеди и его друзья считают возможным обсудить следующую сделку: США ликвидируют ракетные базы в Турции, а СССР – на Кубе. Условия такой сделки можно обсудить не в обстановке взаимных угроз, а спокойно.
25 октября предложение об “обмене американской базы в Турции на советскую ракетную базу на Кубе” прозвучало вполне конкретно. Был назван и автор этой идеи – Р. Кеннеди, за спиной которого стояли “его друзья”, первым среди которых был президент США.
Большаков и резидент ГРУ подготовили и направили в Центр срочное донесение с подробным (дословным) изложением предложения, которое сообщил Хоулмен. В конце донесения резидент добавил: «Предложение об указанной выше “сделке” было высказано и Бартлетом во время его встречи с “Марком”. Это предложение неофициальных лиц, стоящих близко к президенту, является, по-видимому, зондажом наших позиций по вопросам возможного урегулирования кубинской проблемы»[1384].
25 октября. Да или нет?!
Между тем настоящая битва развернулась в Организации Объединенных Наций.
1025-е заседание СБ ООН, которое началось в 16.00 25 октября, вошло в историю. Его транслировали в прямом эфире, превратив во всемирное шоу. В США выступление на нем американского представителя Эдлая Стивенсона до сих пор рассматривается как один из образцов высокого дипломатического и ораторского искусства.
За столом Совета Безопасности помимо представителей пяти постоянных членов (причем Китай был представлен Тайванем), сидели послы Венесуэлы, Ганы, Ирландии, Объединенной Арабской Республики (ОАР), Румынии и Чили, а также специально приглашенный кубинский постпред в ООН Марио Гарсиа Инчаустеги.