кеты на Кубе. Я согласен: у СССР нет такой необходимости. На вопрос заключается не в том, нужны ли Советскому Союзу ракеты на Кубе. Вопрос состоит в следующем: имеет СССР ракеты на Кубе или нет? И этот вопрос остается без ответа. Впрочем, я знал, что на него не будет дано ответа.
Что же касается подлинности фотографий, о чем господин Зорин говорил с таким сарказмом, я хотел бы знать, не захочет ли Советский Союз попросить своих кубинских коллег, чтобы они согласились на посещение указанных мест группой наблюдателей Организации Объединенных Наций. В таком случае, господин Зорин, заверяю вас, мы очень быстро укажем им расположение данных мест. Наша задача, господин Зорин, в том, чтобы спасти мир. Если вы готовы предпринять усилия для этого, то мы тоже готовы.
Заседание закрылось в 19.25[1385].
В Белом доме с нескрываемым удовольствием посмотрели это шоу.
Дин Раск был в восторге: «Эдлай Стивенсон блестяще представил наше дело в Объединенных Нациях»[1386].
Фидель Кастро, тоже не отрывавший взгляд от телевизора, напротив, недоумевал: «Советы отвергали очевидное, отрицали подлинность этих фотографий. Начались дебаты. Все было импровизацией. Дипломаты не готовили речи. Было ошибкой отрицать помощь Кубе, которая была суверенной страной со своим правом защищаться»[1387].
Заседание Совета Безопасности, несомненно, смотрели и в советском посольстве. Но в его донесениях в тот день говорилось о других вещах, и сами эти донесения не сильно помогали в принятии решений в Москве.
Посольство сообщало в Москву, что «обстановка в Вашингтоне остается весьма напряженной. В прессе появляются сообщения о том, что правительство США обсуждает возможность массового налета американской авиации на строящиеся на Кубе ракетные площадки. Некоторые источники сообщают, что наиболее воинственную линию в правительстве занимают Р. Кеннеди, Банди и военные, которые настаивают на ликвидации ракетных баз на Кубе.
Возможно, эта информация носит сознательно направленный характер, чтобы оказать на нас дополнительное давление. Вместе с тем следует считаться с тем, что сам президент, как азартный игрок, по существу, поставил на карту свою репутацию государственного и политического деятеля и связанные с этим перспективы переизбрания в 1964 году. Вот почему нельзя исключать возможности того, что он может, особенно учитывая его окружение, пойти на такие крайние шаги, как бомбардировка ракетных баз на Кубе или даже, может быть, вторжение на Кубу, хотя последнее явно менее вероятно».
Посольство отмечало общее нагнетание обстановки в США по радио, телевидению и в прессе, включая сообщения из различных штатов о приведении в полную боевую готовность систем гражданской обороны, противоатомных убежищ, о закупках населением продуктов и других товаров первой необходимости[1388].
Около 18.00 президент Кеннеди, довольный тем, как Стивенсон делал свою работу, позвонил британскому премьеру Макмиллану, который провел нелегкий день в палате общин.
– Как ваше выступление, господин премьер-министр? – поинтересовался Кеннеди.
– Очень хорошо. Палата прекрасно меня приняла. Я вам выслал текст своей речи, считаю, что ее очень хорошо приняли. Я отметил все необходимые моменты, особенно касательно вашего заявления от 11 сентября (на самом деле 13 сентября. – В.Н.) и обмане со стороны русских. На это очень хорошо отреагировали.
– Господин премьер-министр, у нас есть второе послание от У Тана, с которым вы, возможно, знакомы. В нем он просит Хрущева не отправлять туда корабли, а нас – избежать конфронтации. И мы в ответном послании говорим о том, что если он прекратит направлять суда, то, конечно же, мы избежим конфронтации.
Как вам известно, 14 кораблей развернулись, и возможно, на них был военный груз. Мы остановили один танкер («Бухарест». – В.Н.) и спросили, куда он следует, а с него нам ответили, что он направляется из Черного моря на Кубу и везет нефть. Определенно, это был танкер, и мы его пропустили.
– Большое спасибо. Я только что ознакомился с вашим посланием к У Тану, которое мне показалось, если можно так выразиться, очень искусным и жестким. Потому что вы говорите, что основное – это устранение оружия, и что посол Стивенсон обсудит это с У Таном. Какую позицию должен занять Стивенсон по отношению к У Тану?
– Полчаса назад мы получили еще одно письмо от У Тана, в котором он зашел еще дальше, – проинформировал Кеннеди. – Во втором послании он просит Хрущева не пускать туда корабли. В первом он об этом не просил. Поэтому мы согласимся с этим, так как это послание больше соответствует нашим интересам, чем первое. Теперь нам нужно решить, как мы проведем первый обыск, учитывая то, что теперь вовлечена ООН. Иначе говоря, я не хочу начинать бой с русским кораблем завтра утром, а потом производить обыск в тот момент, когда выяснится, что У Тан уговорил русских на заходить в зону[1389].
Закончив разговор с Макмилланом, Кеннеди присоединился к совещанию «Экскома» в зале Кабинета. Он поставил магнитофон на запись в тот момент, когда Макнамара рассуждал, что делать с пассажирским судном из Восточной Германии, приближавшимся к карантинной зоне:
– К этому времени нам стало известно, что «Volkerfreundschaft» покинул Росток 11 октября, сделал остановку в Ленинграде и вышел в море 13-го числа. Это пассажирское судно, водоизмещением 12 000 тонн, 525 футов в длину, с двумя грузовыми трюмами на носу, тремя на корме и грузоподъемностью шесть или семь тысяч тонн. Обычно на борту перевозится до 392 пассажиров – туристов, но там может быть и 1300 рабочих, включая 550 технических рабочих из Чехии, 25 студентов из Восточной Германии. Я считаю, сэр, у нас могут возникнуть серьезные проблемы, если мы начнем с пассажирского судна.
– Единственное, почему мы хотим захватить это судно, – необходимость рано или поздно доказать, что блокада действует, – заметил президент.
– Могу я сказать о другой стороне медали? – вступил в разговор Роберт Кеннеди. – Вы хотите усилить наблюдение, ужесточить позицию по ГСМ и тому подобное. Если вы пропустите это судно – «Грозный», танкер, русский корабль – это ведь единственное русское судно, которое зайдет в зону в течение последующих 3–4 дней, так как все остальные развернулись. Других русских судов нет.
– Тогда, согласно твоему плану, Боб, мы пропустим восточно-германское судно на основании того, что это пассажирский корабль. Завтра днем у нас должен быть ответ СССР У Тану, что повлияет на судьбу «Грозного». В любом случае, мы можем объявить, что движение кораблей в этой зоне временно приостановлено, – решил президент.
– Ввиду того, что наши наблюдения выявили, что они продолжают работы, – начал Роберт Кеннеди.
Его старший брат продолжил:
– Мы внесем ГСМ в список запрещенных грузов.
– Господин президент, Бобби, я советовал начать блокаду, – заговорил Раск. – На днях я сказал, что танкер – не лучший вариант для первого столкновения. Думаю, что пассажирское судно еще меньше для этого подходит. Если мы откроем огонь по этому кораблю или нам придется его обезвредить, если мы подумаем обо всем этом, как нам придется подбирать людей из воды.
– Я думаю, что, учитывая обращение У Тана, в котором он просит дать русским шанс исправить ситуацию, будет очевидной ошибкой сочетать это с захватом восточногерманского судна, так как пока мы будем пытаться его обезвредить, оно может затонуть… Нам нужно решить, согласны ли мы с этим планом, или мы введем запрет на нефть. Потому… если работы будут продолжаться, нам нужно начать либо эту воздушную операцию, либо ввести запрет на нефть. Нам нужно каким-то способом оказать давление. Потому что работы продолжаются, а мы ничего не предпринимаем[1390].
25 октября в штабе Группы советских войск был проанализирована возможная степень вскрытия позиционного района ракетной группировки, в результате чего был сделан вывод о том, что до 37 % позиций стартовых площадок Ракетных войск стратегического назначения, возможно, уже вскрыты разведкой США. Каждая из них подвергалась одному-двум и даже трем облетам американской разведывательной авиации. «Существовала угроза полного вскрытия всего позиционного района дислокации подразделений РВСН. Это, в свою очередь, могло подтолкнуть американское руководство к решительным действиям»[1391].
Заместитель командующего группой войск Гарбуз напишет: «Накал достиг высшей точки. 25 октября мы перешли в подземный командный пункт, который был оборудован под Гаваной и имел все необходимые средства для управления частями и подразделениями Группы советских войск и взаимодействия с кубинскими военными формированиями. Здесь мы пробыли самые напряженные три дня. Карибский узел постепенно развязывали политики двух конфликтующих сторон. Но войска по-прежнему оставались в ожидании результатов переговоров между советским и американским руководством»[1392].
26 октября. ПятницаВойна может начаться уже сегодня
Утром 26 октября в кремлевский кабинет Хрущева хлынул поток самых тревожных новостей. Наиболее неприятная информация пришла по каналам разведки еще глубокой ночью, но пока ее принимали, носили по кабинетам, время шло. А когда бумага дошла до приемной Хрущева, его не решились из-за нее будить.
Информация была такой. Накануне вечером Уоррен Роджерс, известный корреспондент влиятельной газеты «Нью-Йорк геральд трибюн», и Роберт Донован, ее главный редактор, после трудового дня расслаблялись в баре Международного пресс-клуба и шумно прощались с друзьями.