Допустили ли мы ошибку или нет? Это можно оценить позже. Надо принять во внимание – США не напали на Кубу. А если еще мы получим в придачу ликвидацию базы в Турции, Пакистане, то мы окажемся в выигрыше. Согласны на проверку, когда мы выведем ракеты.
Все высказываются за предложение т. Хрущева».
Пробные шары из Вашингтона с намеками на возможность разменять американские ракеты в Турции на советские ракеты на Кубе все больше вдохновляли Хрущева[1453].
Далее в протоколе заседания Президиума ЦК запись: «Идет надиктовка текста письма Президенту США Кеннеди. Хрущев диктует.
Обсуждение текста письма Президенту США Кеннеди. Участвовали Громыко, Микоян, Малиновский, Козлов, Суслов, Брежнев и Косыгин.
Утвердить текст письма. Вручить послу США в СССР. Письмо передать по радио 27 октября и опубликовать в печати»[1454].
«Гонцы получили копии так называемого второго письма Хрущева Кеннеди, с пылу с жару, с внесенными от руки правками, – писал Сергей Никитович. – Вскоре радио, прервав запланированную трансляцию, начали передавать послание. В “Известиях” срочно переверстывали первую полосу, к приему правительственного материала готовились заранее, но никто не знал объема письма. Вот и приходилось подгонять, резать по живому.
Одновременно с посланием президенту США отец отправил умиротворяющий ответ на обращение У Тана»[1455].
Оно было лаконичным: «Для того чтобы облегчить выполнение Вашей миссии в переговорах с заинтересованными странами по ликвидации опасной ситуации, созданной пиратскими действиями правительства США в отношении Кубы и Советского Союза, Советское правительство выступило с предложениями, которые, по нашему мнению, могут стать основой для урегулирования возникшего конфликта. Указанные предложения Советского правительства направлены Президенту США Кеннеди и Вам в копии»[1456].
Письмо Джону Кеннеди было, понятное дело, более объемным.
«Уважаемый господин Президент,
Я с большим удовлетворением ознакомился с Вашим ответом г-ну Тану о том, чтобы принять меры с тем, чтобы исключить соприкосновение наших судов и тем самым избежать непоправимых роковых последствий. Этот разумный шаг с Вашей стороны укрепляет меня в том, что Вы проявляете заботу о сохранении мира, что я отмечаю с удовлетворением…
Вы в своем заявлении высказались за то, что главная цель не только в том, чтобы договориться и принять меры для предотвращения соприкосновения наших судов и, следовательно, углубления кризиса, который может от такого соприкосновения высечь огонь военного конфликта, после чего уже всякие переговоры будут излишни, так как другие силы, другие законы начнут действовать – законы войны. Я согласен с Вами, что это только первый шаг. Главное – это надо нормализовать и стабилизировать положение мира между государствами, между народами…
Вы хотите обезопасить свою страну, и это понятно. Но этого же хочет и Куба; все страны хотят себя обезопасить. Но как же нам, Советскому Союзу, нашему правительству оценивать ваши действия, которые выражаются в том, что вы окружили военными базами Советский Союз, окружили военными базами наших союзников, расположили военные базы буквально вокруг нашей страны, разместили там свое ракетное вооружение. Это не является секретом. Американские ответственные деятели демонстративно об этом заявляют. Ваши ракеты расположены в Англии, расположены в Италии и нацелены против нас. Ваши ракеты расположены в Турции.
Вас беспокоит Куба. Вы говорите, что беспокоит она потому, что находится на расстоянии от берегов Соединенных Штатов Америки 90 миль по морю. Но ведь Турция рядом с нами, наши часовые прохаживаются и поглядывают один на другого. Вы что же – считаете, что вы имеете право требовать безопасности для своей страны и удаления того оружия, которое вы называете наступательным, а за нами этого права не признаете? Вы ведь расположили ракетное разрушительное оружие, которое вы называете наступательным, в Турции, буквально под боком у нас. Как же согласуется тогда признание наших равных в военном отношении возможностей с подобными неравными отношениями между нашими великими государствами? Это никак невозможно согласовать.
Это хорошо, г-н Президент, что Вы согласились с тем, чтобы наши представители встретились и начали переговоры, видимо, при посредстве и. о. Генерального секретаря ООН г-на Тана. Следовательно, он в какой-то степени берет на себя роль посредника, и мы считаем, что он может справиться с этой ответственной миссией, если, конечно, каждая сторона, которая втянута в этот конфликт, проявит добрую волю.
Поэтому я вношу предложение: мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые вы считаете наступательными средствами. Согласны это осуществить и заявить в ООН об этом обязательстве. Ваши представители сделают заявление о том, что США со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность советского государства, вывезут свои аналогичные средства из Турции. Давайте договоримся, какой нужен срок для вас и для нас, чтобы это осуществить. И после этого доверенные лица Совета Безопасности ООН могли бы проконтролировать на месте выполнение взятых обязательств. Разумеется, от правительства Кубы и правительства Турции необходимо разрешение этим уполномоченным приехать в их страны и проверить выполнение этого обязательства, которое каждый берет на себя.
Мы, взяв на себя это обязательство, с тем, чтобы дать удовлетворение и надежду народам Кубы и Турции и усилить их уверенность в своей безопасности, сделаем в рамках Совета Безопасности заявление о том, что Советское правительство дает торжественное обещание уважать неприкосновенность границ и суверенитет Турции, не вмешиваться в ее внутренние дела, не вторгаться в Турцию, не предоставлять свою территорию в качестве плацдарма для такого вторжения, а также будет удерживать тех, кто задумал бы осуществить агрессию против Турции как с территории Советского Союза, так и с территории других соседних с Турцией государств. Такое же заявление в рамках Совета Безопасности даст американское правительство в отношении Кубы.
Конечно, для этого нам надо было бы договориться с вами и дать какой-то срок. Давайте договоримся дать какое-то время, но не затягивать, – 2–3 недели, не больше месяца…
Находящиеся на Кубе средства, о которых Вы говорите и которые, как Вы заявляете, вас беспокоят, находятся в руках советских офицеров. Поэтому какое-либо случайное использование их во вред Соединенным Штатам Америки исключено.
Все это, возможно, послужило бы хорошим толчком к отысканию взаимоприемлемых соглашений и по другим спорным вопросам, по которым у нас с Вами идет обмен мнениями. Эти вопросы пока не решены, но они ждут своего неотложного решения, которое расчистило бы международную атмосферу. Мы готовы к этому. Вот мои предложения, г-н Президент.
С уважением к Вам Н. Хрущев»[1457].
Едва закончили с письмом Кеннеди, как на стол Хрущева легло послание от Фиделя Кастро, которое он прошедшей ночью сочинял в советском посольстве[1458].
Никита Сергеевич хорошо запомнил, как «мы получили телеграмму от нашего посла, в которой он передавал послание нам Кастро. Фидель сообщал, что, по достоверным сведениям, полученным им, США вторгнутся на Кубу через несколько часов.
Самым главным в сообщении Фиделя было не то, о чем ему сообщили, а его вывод: он считал, что раз нападение неизбежно, то необходимо упредить его, и предложил, чтобы не дать вывести нашу ракетную технику из строя, немедленно нанести первыми ракетно-ядерный удар по США.
Когда нам это прочитали, мы, сидя в молчании, долго смотрели друг на друга. Тут стало ясно, что Фидель совершенно не понял нашей цели: он полагал (а когда позже я разговаривал с ним, он это подтвердил), что мы ставим там ракеты не в интересах Кубы, а преследуем военные цели именно в интересах Советского Союза и всего социалистического лагеря, то есть хотим использовать территорию Кубы как базу под боком у США, поставить ракеты и нанести по США удар этими ракетами. Верно, конечно, что это – очень хороший плацдарм для внезапного удара ракетами. Но мы-то совершенно не хотели такого удара, вообще не хотели начинать войну. Такой удар – это начало войны, мы же хотели только исключить вторжение на Кубу со стороны США и ликвидацию ими нового общественного строя, который установился на острове после свержения Батисты. Вот что было нашей целью, а вовсе не начало войны. Если бы на Кубу вторглась хорошо вооруженная армия США, а не разрозненные силы кубинских контрреволюционеров, то Фидель не смог бы устоять»[1459].
Позднее у Хрущева с Фиделем на этот счет состоится полемика. Вот как ее изложит Хрущев: «Между прочим, любопытной была и другая часть нашего диалога. Я ему говорю: “Вы хотели начать войну с США. Зачем? Ведь если бы началась война, то мы бы еще выжили, но наверняка не существовала бы Куба. Она была бы стерта в порошок. А вы предложили нанести превентивный атомный удар!” – “Нет, я не предлагал”. – “Как не предлагал?” Переводчик говорит: “Фидель, Фидель, ты мне лично сам говорил об этом”. Он опять настаивает: “Нет!”. Тогда мы начали сверять документы. Счастье, что Фидель заявил это нам не устно, а послал документ. Переводчик ему показывает: “Как понимать вот это слово? Это – война? Удар?”. Он растерялся. Да, Фидель в то время был очень горяч. Мы поняли, что он даже не продумал очевидных последствий своего предложения, ставившего мир на грань гибели»[1460].
То есть Хрущев был уверен, что Фидель предлагал ему применить ядерное оружие против американцев первыми. Кастро был уверен, что ничего подобного не предлагал.