Экраны кругового обзора были забиты отметками от целей противника. Но в зону поражения дивизионов они не входили. По всей вероятности, противник знал расчетные зоны поражения наших ракет. Да еще поведение кубинцев настораживало. Женщины, старики и дети в такой ливень приблизились к стартовым позициям, окружили их и наблюдали, как “рыскают” ракеты на ПУ (пусковых установках) во время поиска цели. Тяжело на них было смотреть. В это время мы думали о своих родных, оставленных на Родине, об их судьбе. Но допускать на боевые позиции с целью безопасности нельзя – в любое время ракеты могли стартовать. Ими занимались специально выделенные люди. СНР (станция наведения ракет) обнаружила цель на высоте 22 км (ПРВ-11 – радиовысотомер). На боевых местах полнейшая тишина. Цель в зоне пуска. Люди думали об ответственности на всех инстанциях. Запросили КП полка»[1482].
Плиева на командном пункте не оказалось. Его заместитель генерал-лейтенант Гречко и начальник штаба по боевой подготовке генерал-лейтенант Гарбуз приказали командующему ПВО не предпринимать никаких действий, пока они не свяжутся с Плиевым.
Свидетельствовал Гарбуз: «27 октября в 10 часов утра я прибыл на командный пункт ГСВК. Здесь находился заместитель командующего по ПВО генерал Гречко С. Н., который анализировал доклады о действиях разведывательной авиации США. При встрече он сказал мне:
– Над нами более часа кружит “гость”. Считаю, что нужно давать команду на сбитие американского самолета, так как он сможет вскрыть на всю глубину наши позиции, и через несколько часов данные разведки будут известны Вашингтону.
Мы решили по прямому телефону связаться с И. А. Плиевым, но командующего в штабе не оказалось. В то время дежурный офицер доложил о том, что самолет U-2 изменил курс полета: дойдя до Гуантанамо, повернул на север. Нам стало ясно, что разведчик уходит после выполненного боевого задания. Я высказал предположение о том, что все ракетные старты “засвечены”, поэтому нельзя допустить, чтобы секретная информация попала в Пентагон.
С. Н. Гречко несколько раз пытался выйти на командующего, но найти его в те ответственные минуты нам не удалось. С Москвой за короткое время связаться невозможно. К тому же мы знали, что в последние дни Плиев неоднократно обращался к Малиновскому Р. Я. с просьбой разрешить сбивать американских разведчиков, но ответа так и не дождался. После некоторого раздумья С. Н. Гречко произнес:
– Что ж, будем отвечать вместе.
На командный пункт ПВО пошла наша команда на уничтожение цели номер 33 – самолета U-2»[1483].
В тот день командир полка полковник Гусейнов находился на совещании в Сантьяго-де-Куба. Его замещал подполковник Е. М. Данилов. Вот что он рассказал: «Утром 27 октября дежурный по командному пункту объявил готовность № 1. Я прибежал на КП, когда на планшете четко отображалась цель № 33. И тут поступила команда с КП дивизии “уничтожить цель № 33”. Помню, как начальник политотдела подполковник Морозов сказал мне: “Евгений Михайлович, кажется, начинается что-то серьезное”. Все было для нас так неожиданно, что я решил уточнить задачу на уничтожение цели на КП дивизии. Оттуда приказ подтвердили, и я немедля дал команду 3-му и 4-му дивизионам уничтожить цель.
Командир 4-го дивизиона подполковник Герченов И. М. доложил, что задачу понял, цель видит, ведет ее и буквально тут же доложил, что она уничтожена, расход – три ракеты. Высота цели 21 500 м. Я лично доложил на КП дивизии об уничтожении самолета». Вот так в 10 ч 21 мин 27 октября был сбит американский самолет-разведчик U-2.
Ввиду того, что силы и средства ПВО советских и кубинских войск находились в одной системе взаимодействия, кубинское военное руководство взяло сбитый самолет на себя»[1484].
Г. Г. Челюскин уточнял, что ракет было две, а не три. «Ответили – “Ждите”, и тут же команда “Уничтожить цель № 33”. Три ракеты должны были уйти одна за другой через 6 секунд. Цель сопровождалась устойчиво без помех. Допускалось уничтожение одиночными ракетами. Пустили одну за другой две ракеты. Самолет был подбит первой ракетой в 10 часов 22 минуты на Д (дальности) = 28 км, высота = 20 км, но самолет продолжал планирующий полет. Летчик мог бы покинуть самолет. Вторая ракета разорвалась на Д = 24,5 км. U-2 развалился на отдельные фрагменты»[1485].
«Если говорить официальным языком, то решение на пресечение полета диктовалось оперативно-стратегической необходимостью, – утверждал Гарбуз. – Нельзя было допустить, чтобы у военно-политического руководства США появились сведения о дислокации, количестве вооружения и боевой техники советских и кубинских войск и прежде всего разведданных о ракетных стартах ракетной дивизии генерала Стаценко и средствах ПВО…
Мы не хотели жертв, не провоцировали американскую сторону на боевые действия. Приказ на уничтожение американского воздушного нарушителя диктовался развитием обстановки и был рассчитан на то, чтобы положить конец бесконтрольному хозяйничанью американских ВВС в воздушном пространстве Кубы»[1486].
На время это сделать удалось. Гончаров напишет: «При поступлении дальнейших данных о целях из радиотехнических войск на планшеты, а они висели вдоль стен КП и подсвечивались, мы увидели, что через несколько минут все цели как по команде, развернувшись, уходили в сторону океана.
До утра никто не сомкнул глаз. Ожидали, что будет дальше. А в это время на дворе шел проливной дождь. Все в окопах промокли до последней нитки. До рассвета больше нарушений воздушного пространства не было. Самолеты противника несколько дней не нарушали воздушную границу Кубы»[1487].
На Кубе первые сбитые американские самолеты вызвали всплеск радости. «Кубинское руководство, а позже весь народ с огромным восторгом встретили известие о пресечении разведывательных полетов. Впервые за долгий период американская авиация, безнаказанно “гулявшая” в небе Кубы, получила достойный отпор и урок»[1488], – писал Гарбуз.
Самолет U-2 разбился меньше чем через час после того, как Министерство обороны в Москве передало Плиеву последние распоряжения Кремля. Все усилия Хрущева контролировать использование силы на Кубе не смогли предотвратить эту жертву, – пишут Фурсенко и Нафтали. – Военные руководители на Кубе слишком вольно интерпретировали первоначальный приказ Хрущева защищать позиции от воздушного нападения. В этот момент кризис вступил в свою самую опасную фазу»[1489].
Получив шифровку о сбитом U-2, Малиновский немедленно позвонил Хрущеву и попросился на прием. Сергей Хрущев замечал: «Малиновский понимал, что похвалы не будет… Где-то в глубине души отцу доставило удовлетворение то, что еще один принесший столько унижений нашей стране U-2 рухнул, натолкнувшись на советскую ракету. Но это чувство мгновенно прошло, сменившись глубоким беспокойством… Отец ощутил, что ситуация выходит из-под его контроля. Сегодня один генерал решил запустить зенитную ракету… Как впоследствии говорил отец, именно в тот момент он нутром ощутил, что ракеты надо выводить, до беды недалеко. Настоящей беды.
Отец хмуро спросил у Малиновского:
– Советовался ли с кем-нибудь генерал, спрашивал ли разрешение на пуск?
Малиновский ответил, что у него не оставалось времени и он решил действовать в соответствии с приказом Фиделя Кастро, отданным противовоздушным силам Кубы.
Отец взорвался:
– В чьей армии служит генерал – советской или кубинской?! Если в советской, то почему позволяет себе подчиняться чужому главнокомандующему?!
Бушевал он недолго…
Отец приказал Малиновскому дать указание ПВО страны впредь, до особого указания, не перехватывать разведывательные самолеты-нарушители без специальной санкции главнокомандующего»[1490].
Хрущев так опишет эпизод с U-2: «Американские самолеты постоянно облетывали остров. Это с ума сводило Кастро. Кастро отдал приказ открыть огонь, и наши военные сбили ракетой американский разведывательный самолет U-2. Это был второй американский разведчик после Пауэрса, сбитый нашей ракетой…
Поднялся шум. Мы несколько взволновались, что президент может это не переварить. Мы тогда отдали приказ своему командующему выполнять только наши указания, и ничьи другие. На случай вторжения мы приказали ему координировать свои действия по отражению вторжения с кубинской армией»[1491].
Шифровка на Кубу была лаконичная: «Мы считаем, что вы поторопились сбить разведывательный самолет U-2 в то время, как наметилось уже соглашение мирным путем отвратить нападение на Кубу. Директор»…
Плиев, получив ответ, кратко приказал:
– Никакой самодеятельности. Пусть американцы летают, сколько им вздумается. Следить, но огня не открывать.
Затем он вызвал Гречко и Гарбуза и молча показал им телеграмму…[1492]
Роберт Кеннеди описывал первую реакцию «Экскома» на инцидент с U-2: «Майор Рудольф Андерсен из Южной Каролины, один из двух пилотов, совершивших ту первую разведку, которая обнаружила присутствие на Кубе ракет, и с тех пор несколько раз проводивший разведывательные миссии, был в воздухе субботним утром 27 октября. Наше заседание было прервано известием о том, что его самолет был настигнут зенитной управляемой ракетой, разбился на Кубе, и летчик погиб.
Мы сочувствовали майору Андерсену и его семье. Нам было понятно, что следует принять военные меры для защиты наших пилотов. Мы отдавали себе отчет в том, что Советский Союз и Куба очевидно готовились к битве. И росло ощущение, что вокруг всех нас, американцев, всего человечества стягивается удавка, из которой высвободиться становится все труднее»