28 октября. Воскресенье. Ново-Огарево
28 октября 1962 года ядерный взрыв все же произошел. Причем весьма буднично. Но не на Кубе и не в Америке, а над полигоном Капустин Яр. «На 51-й площадке и на позиции “Десна” готовились к пуску две последние ракеты Р-9 второго этапа ЛКИ. И тому была причина. На этот же день планировалась операция К-4 – ядерный взрыв в космосе, на высоте более 150 км. Для серии экспериментов с ядерным взрывом в космосе использовались ракеты Р-12.
Две наших Р-9, по замыслу авторов эксперимента, должны были пролететь в космосе по возможности ближе к эпицентру через секунду после взрыва. Синхронизация пусков Р-12 из Капустина Яра и Р-9 из Тюратама оказалась для связистов и командования двух полигонов непростой задачей.
В 9 часов 36 минут при ясной спокойной погоде наконец был дан старт “девятке”. Она поднялась всего на 20 метров, факел вдруг дернулся в сторону, ракета осела и упала на старт. Последовала вспышка, и сразу образовались два очага пожаров.
Два вертикальных столба дыма были уже высоко в небе, когда вдруг на севере вспыхнуло второе солнце. На мгновение оно было “ярче тысячи солнц”. От точки ядерного взрыва по блеклому осеннему небу с огромной скоростью побежали расширяющиеся круги, как от камня, брошенного в воду. Наступила полная тишина после таких разных двух взрывов.
Из соседней химлаборатории вышли солдаты и, как ни в чем не бывало, начали перебрасываться мячом через волейбольную сетку.
Пожар на 51-й площадке был локализован через 30 минут. “Жертв и пострадавших”, по докладу Кириллова, не было.
Вторая “девятка” запускалась одновременно с наземного старта “Десна”. Она также «вернулась на свою базу», разрушив стартовые сооружения. Так подвела нас “высокая частота” во время операции К-4.
– Как видите, – добавил Кириллов, – ракетные площадки ликвидируют не только на Кубе, а ядерные взрывы происходят далеко от Америки»[1519].
Огарево – загородная резиденция первого лица – еще не было окружена огромными особняками за заборами. Историю места рассказывал Сергей Хрущев: «Маленков… решил и дачу построить себе в непосредственной близости от дачи отца. На всякий случай – всегда можно зайти посоветоваться.
Отец и тут не сопротивлялся. Бывшее генерал-губернаторское поместье окружал обширный парк. Весь дальний угол зарос густым орешником. С трудом туда пробирались охотники до грибов и возвращались с ног до головы облепленные паутиной.
Дело затягивать не стали. Разделили территорию забором, и стройка началась. Однако пожить на новой даче Маленкову не пришлось. Он только успел переехать, как в бурном июне 1957 года изменилась не только его судьба, но в значительной степени и судьба страны. С тех пор дача пустовала. Ее предназначили для переговоров с представительными иностранными делегациями, правительственных приемов. Назвали ее Ново-Огарево. По аналогии с дачей отца. После революции бывшую резиденцию московского генерал-губернатора, перешедшую в ведение Московского комитета, почему-то переименовали в Огарево. Нередко в Ново-Огареве собирались эксперты ЦК и правительства для подготовки очередных важных документов. Место оказалось очень подходящим – вдали от городских забот, и отец в любой момент мог зайти поинтересоваться, как идут дела»[1520].
Теперь Ново-Огарево известно всем: там резиденция Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина.
На даче в Ново-Огареве – не на той, где сейчас живет Путин – участники совещания утром 28 октября приезжали загодя. Собрались: Брежнев, Козлов, Косыгин, Микоян, Суслов, Куусинен, Шверник, Гришин, Демичев, Ильичев, Пономарев, Шелепин, Громыко, Малиновский, Захаров, генерал Иванов, Малин. Хрущев прибыл ровно в 10.
«Такие заседания в выходной отец устраивал не первый раз. Правда, он и не злоупотреблял. Обычно они посвящались обсуждению какой-нибудь крупной реформы, подготовке к съезду или подобному по значимости мероприятию…
Заседание проходило в обширном обеденном зале, предназначенном для высокопоставленных гостей. Сейчас белая скатерть длинного стола покрылась пятнами разноцветных папок… Каждый участник захватил с собой доставленную рано утром фельдъегерем почту»[1521].
Именно там, в Ново-Огареве, в те часы были приняты решения, позволившие разрешить Карибский кризис.
Первый вопрос повестки: «О дальнейших шагах на Кубе».
Хрущев в мрачных красках описал сложившееся положение:
– Было время, когда мы наступали, как в октябре 1917 года. Но в марте 1918 года нам пришлось отступить, подписав Брест-Литовский договор с Германией. Это решение было продиктовано нашими интересами – нам нужно было спасти Советскую власть. Теперь мы оказались лицом к лицу с угрозой войны и ядерной катастрофы, в результате которой может погибнуть человеческая цивилизация. Чтобы спасти человечество, мы должны отступить. Я собрал вас всех, чтобы посоветоваться и обсудить, согласны ли вы с такого рода решением.
«Участники совещания с самого начала находились в состоянии достаточно высокой наэлектризованности, – запомнил Олег Трояновский. – Высказывался практически один Хрущев, отдельные реплики подавали Микоян и Громыко. Другие предпочли помалкивать, как будто давая понять: сам нас втянул в эту историю, сам теперь и расхлебывай.
К началу заседания пришло новое послание от Кеннеди… СССР выводит с Кубы все виды оружия… в ответ президент отменит карантин»[1522].
Хрущев предложил Президиуму поддержать условия, содержавшиеся в письме Кеннеди.
– Конечно, было бы лучше добиться устранения ракет «Юпитер», но в свете ситуации на Кубе, выходящей из-под контроля, благоразумно принять то, что предлагают[1523].
Аллисон и Зеликов, на мой взгляд, верно оценивали мотивы советского лидера: «Хрущев вывел советские ракеты не из-за блокады, а из-за угрозы дальнейших акций. Промежуточное решение, а именно таковой была блокада, возможно, дало русским время осознать факт решимости американцев заставить вывести ракеты. Но оно также давало возможность Советскому Союзу привести ракеты в состояние боеготовности. То, что сузило эту возможность, так это убеждение Хрущева, что он имеет дело с явной и чрезвычайной угрозой того, что Америка была готова двинуться вверх по лестнице эскалации» [1524].
Обсудили вероятность того, что уже сегодня США нанесут удар по Кубе. Было решено позволить Плиеву использовать силу для самообороны. Хотя в решении ничего не говорилось о применении тактического ядерного оружия, между строк читалось – его использование не исключено. «Если будет спровоцировано нападение, у нас отдан приказ – тогда нанести ответный удар».
Общий вывод: «Мы согласны демонтировать ракетные установки».
Далее в повестке согласно стенограмме значилось: «О письме Президенту США Кеннеди. Т. Хрущев задиктовывает текст письма».
Вот самое главное из вновь получившегося безразмерным текста: «Получил Ваше послание от 27 октября с. г. Выражаю свое удовлетворение и признательность за проявленное Вами чувство меры и понимание ответственности, которая сейчас лежит на Вас за сохранение мира во всем мире.
Я отношусь с большим пониманием к Вашей тревоге и к тревоге народов Соединенных Штатов Америки в связи с тем, что оружие, которое Вы называете наступательным, действительно является грозным оружием.
И вы, и мы понимаем, что это за оружие…
Чтобы скорее завершить ликвидацию опасного конфликта для дела мира, чтобы дать уверенность всем народам, жаждущим мира, чтобы успокоить народ Америки, который, как я уверен, так же хочет мира, как этого хотят народы Советского Союза, Советское правительство в дополнение к уже ранее данным указаниям о прекращении дальнейших работ на строительных площадках для размещения оружия, отдало новое распоряжение о демонтаже вооружения, которое Вы называете наступательным, упаковке его и возвращении его в Советский Союз…
Я с уважением и доверием отношусь к Вашему заявлению, изложенному в Вашем послании 27 октября 1962 г., что на Кубу не будет совершено нападения, не будет вторжения, причем не только со стороны Соединенных Штатов, но и со стороны других стран Западного полушария, как сказано в том же Вашем послании. Тогда и мотивы, побудившие нас к оказанию помощи такого характера Кубе, отпадают. Поэтому мы и дали указание нашим офицерам (а эти средства, как я уже сообщал Вам, находятся в руках советских офицеров) провести соответствующие меры по прекращению строительства указанных объектов, демонтажу их и возвращению их в Советский Союз. Как я Вам уже сообщал в письме 27 октября, мы согласны с Вами договориться о том, чтобы представители ООН могли удостовериться в демонтаже этих средств…
Я с удовлетворением отмечаю, что Вы откликнулись на мои пожелания о том, чтобы ликвидировать указанное опасное положение, а также создать условия для более вдумчивой оценки международного положения, чреватого большими опасностями в наш век термоядерного оружия, ракетной техники, космических кораблей, глобальных ракет и прочего смертоносного оружия. В обеспечении мира заинтересованы все люди. Поэтому мы, облеченные доверием и большой ответственностью, не должны допускать обострения обстановки и должны ликвидировать очаги, где создана опасная ситуация, чреватая тяжелыми последствиями для дела мира. И если нам удастся вместе с Вами и с помощью других людей доброй воли ликвидировать эту напряженную обстановку, то мы должны также позаботиться о том, чтобы не возникало других опасных конфликтов, которые могут привести к мировой термоядерной катастрофе…
Господин Президент, я доверяю Вашему заявлению, но,