И, конечно, г-н Президент, я Вам опять напоминаю, что нужно решать германский вопрос, потому что следующий кризис и, может быть кризис, не менее опасный, может вызвать германский вопрос. А главное, что этот кризис будет глупым, как все кризисы глупы…
И единственный вопрос, который остался нерешенным – это вопрос о пребывании войск в Западном Берлине, и не вообще даже войск, а под каким флагом эти войска будут и каких государств, разумеется, в течение определенного времени…
Другое дело то, что Вы говорите публично. Но это уже идет не от того, как Вы лично понимаете положение, а так сказать, от политической целесообразности, от желания не “обидеть” Вашего союзника. Однако лучше было бы руководствоваться тем, чтобы не обидеть общественное мнение и дать ему удовлетворение, дать удовлетворение всем.
В мире еще осталось бы много неурегулированных дел, но главное после этого – и я хотел бы Вам это сказать, – вопрос о Китае. Это аномалия, что Китай не занимает своего места в ООН. Подобные аномалии уже существовали в истории и были опрокинуты жизнью. Когда в Америке была совершена и победила революция, то русский император упорствовал и не признавал Америки 26 лет. Но от этого Америка не перестала существовать. Так что это глупая была политика. Соединенные Штаты ответили той же неумностью. Но это произошло все-таки в другое время. Поэтому США проявляли такую неразумность примерно наполовину времени меньше: если русский император – 26 лет, то вы – 16. Но потом США сами убедились, что это неумно, и ваш великий президент Рузвельт взял на себя смелость, ответственность и проявил мудрость.
Вы в глазах народов очень подняли бы свой престиж, и личный и престиж своей страны, если бы заняли позицию, содействующую тому, чтобы Китай занял свое законное место в ООН. Это возможно только при условии понимания того факта, что двух Китаев быть не может. Никакое уважающее себя государство не может согласиться с тем, чтобы часть территории, часть населения одного государства было отделено, тем более великого государства. Это внутренний вопрос Китая, и пусть себе китайцы сами решают его между собой…
Без Китая нельзя договориться о разоружении. Есть страны, которые насчитывают полмиллиона и даже больше населения, и являются членами ООН, и имеют голос в этой международной организации. Исландия, например, насчитывает 180 тысяч населения. Китай – 650 миллионов и не имеет этого голоса…
Мы, советский народ, и народы азиатских и европейских стран видели войну. По нашей территории часто прокатывалась война. Америка в двух войнах участвовала, но она имела очень маленькие потери в этих войнах. Зато прибыли наживала на войнах большие. Конечно, наживались монополисты, но от этого перепадало и рабочим, трудовому народу. Война не касалась земли Соединенных Штатов. Американский народ не видел разрушений, не видел страданий, он только получал известия о гибели близких. Сейчас, в этот кризис, война стучалась в ворота Америки.
Вот, собственно, мои соображения после кризисного состояния. Я Вам хочу сказать, как у нас говорится в пословице, что этот кризис – нет худа без добра. Худо принесло какое-то добро. Добро в том, что сейчас люди более конкретно почувствовали дыхание обжигающего пламени термоядерной войны и более реально представляют угрозу, нависающую над ними, если не будет приостановлена гонка вооружений. И я бы сказал, особенно большую пользу принесет происшедшее американскому народу…
Вот соображения, г-н Президент, которые я хотел Вам высказать. Я понимаю, что я назвал большую сумму вопросов. Поэтому, начав после завтрака, мы, видимо, не закончили решение этих вопросов до обеда. Это потребовало бы большего времени, но решать надо. Они стоят перед миром. И чем дальше мы будем откладывать решение этих вопросов, тем больше будет неизвестного, которое может стать роковым в будущем кризисе. Поэтому чем скорее мы разберем этот завал, бурелом, который нагромоздился в международных отношениях, и расчистим пути для правильного взаимопонимания, тем было бы лучше.
Г-н Президент, Вы сами пережили этот кризис. Он и для нас был Рубиконом: идти ли на компромисс, идти ли на уступки. Ведь с точки зрения правовых норм ваши претензии не имели никаких оснований. Поэтому было большое испытание и были колебания. Но мы все-таки считали, что и у нас, видимо, трудности, т. к. не могли Вы знать, что несправедливые требования США подвергают мир опасности катастрофы. Но мы решили предложить компромиссное условие, которое устраивает и Вас и нас. Мы получили от Вас заверение, что Вы не будете вторгаться на Кубу и что не позволите это сделать другим, а мы при этом условии вывозим оружие, которое Вы назвали наступательным. В результате реально достигнута та цель, которой намеревались достигнуть поставкой средств обороны. И вот на этих компромиссных, взаимных уступках этот вопрос решен…
У Вас, конечно, есть средства уничтожения. Но Вы знаете, что эти средства также есть и у нас, и не такие средства, которые были на Кубе, там была чепуха. Наши средства были приведены в боевую готовность, это были более серьезные средства, и они были направлены на США и на ваших союзников.
К общему нашему удовлетворению мы перешагнули, может быть, даже через самолюбие. Видимо, найдутся такие бумагомаратели, которые будут выискивать блох в нашей договоренности, копаться, кто кому больше уступил. А я бы сказал – мы оба уступили разуму и нашли разумное решение, которое дало возможность обеспечить мир для всех, в том числе и для тех, которые будут пытаться что-то выискивать…
Я думаю, можно было бы выбрать из перечисленных мною вопросов более созревшие, которые быть может следовало бы подготовить к принятию по ним решений. Тогда можно было бы встретиться, возможно, в ООН, а возможно и специально устроить встречу. Повторяю, я имею в виду встречу в том случае, если бы были подготовлены к ней вопросы для принятия решений с тем, чтобы соответствующие соглашения могли быть подписаны во время встречи. Это был бы хороший подарок для народов всего мира»[1565].
Оригинал шифротелеграммы был получен в МИДе из ЦК КПСС 30 октября в 23.45. Отправлена она была в 7.45 31 октября. Спешить было уже некуда. В указании МИД СССР, препровождавшем послание, предписывалось Добрынину передать его через Роберта Кеннеди и «только на английском языке»[1566].
Но еще до этого – 30 октября – Добрынин встретился с Робертом Кеннеди. Посол сделал предложение об отражении в любой форме согласия США на вывод ракет из Турции.
В мемуарах Добрынин напишет: «Р. Кеннеди сообщил мне, что президент подтверждает договоренность о ликвидации американских военных баз в Турции и что будут приняты меры к ее выполнению, но без ссылок на то, что это связано с кубинскими событиями. Он заявил далее, что Белый дом не может оформить такую договоренность в виде даже самых конфиденциальных писем, так как они вообще опасаются вести переписку по такому деликатному вопросу. Он добавил сугубо доверительно, что не хотел бы исключить, что сам он когда-нибудь может баллотироваться на пост президента, а обнародование такой переписки, в обход НАТО, может ему сильно повредить…
Самое любопытное в этом диалоге с Кеннеди о сохранении в тайне договоренности по американским ракетам в Турции было то, что сам президент был готов в наиболее критический момент кризиса признать такое обязательство публично, чтобы только не сорвать из-за этого важную договоренность с Хрущевым об урегулировании кризиса…
То, что Хрущев не настоял на том, чтобы Кеннеди дал не конфиденциальное, а публичное обязательство (а он мог этого добиться, как это видно из слов Раска) о выводе ракет из Турции – было его большой ошибкой и стоило ему впоследствии дорого. Кеннеди был провозглашен средствами массовой информации как несомненный победитель в опасном кризисе, поскольку никто не знал о секретной сделке по „обмену базами» на Кубе и в Турции, а все видели только унижение Хрущева, когда вывозились советские ракеты»[1567].
У Роберта Кеннеди было свое видение встречи с Добрыниным 30 октября. Вот что пишут на этот счет Аллисон и Зеликов: «На следующий день он был снова вызван младшим Кеннеди, который фактически швырнул это письмо в лицо советского посла. В тот день Роберт Кеннеди записал, что он сказал: “Никакого эквивалентного обмена, как я вам и говорил. А при чтении письма может показаться, что такой обмен был”. Ракеты покинут Турцию. “У вас есть мое слово в данном вопросе, и этого достаточно… если вы опубликуете что-либо сказанное мной с указанием на сделку, все будет прекращено”. Добрынин обещал, что ничего опубликовано не будет. Он забрал письмо, и правительство Соединенных Штатов не зафиксировало его получения»[1568].
Раск подтверждал: «Позже Добрынин принес обратно Бобби Кеннеди меморандум их встречи, где был записан их разговор о Турции и “Юпитерах”, имея в виду, что мы заключили официальное соглашение. Этот меморандум был возвращен Добрынину как неподобающий в данных обстоятельствах»[1569].
После Хрущев взялся за не менее трудное дело – письмо в Гавану. Вот что у него получилось: «Дорогой товарищ Фидель Кастро!
Мы понимаем, что для вас созданы определенные трудности тем, что мы дали согласие правительству США на снятие ракетной базы с Кубы, как наступательного оружия, в обмен на обязательства США отказаться от вторжения на Кубу войск самих США и их союзников в Западном полушарии, снять так называемый “карантин”, то есть прекратить блокаду Кубы. Это привело к ликвидации конфликта в зоне Карибского моря, который был чреват, как Вы хорошо понимаете, столкновением двух могущественных держав и перерастанием в мировую ракетно-ядерную войну.
Как мы поняли нашего посла, среди кубинских товарищей существует мнение, что кубинский народ хотел бы другого заявления, во всяком случае, не заявления об отзыве ракет. Возможно, такие настроения в народе имеются. Но мы, политические и государственные деятели, являемся руководителями народа…