Шумков скажет:
– Сегодня с горы своих лет ясно вижу, по краю какой бездны мы ходили. Конечно, я мог уничтожить своей ядерной торпедой американский авианосец. Но что бы потом стало с Россией? С Америкой? Со всем миром?[1573]
31 октября. Среда. Мгновения непередаваемой горечи и печали
Кастро 31-го отвечал Хрущеву: «Получил Ваше письмо от 30 октября. Вы полагаете, что проконсультировались с нами до принятия решения об удалении стратегических снарядов…
То, что мы сделали перед лицом событий, товарищ Хрущев, это подготовились и собирались бороться…
Опасность не могла взволновать нас, так как мы чувствовали ее давление над нашей страной в течение длительного времени и в известной мере привыкли к ней.
Советские люди, которые находились рядом с нами, знают, сколь замечательным было поведение нашего народа в период этого кризиса и какое создалось глубокое братство между людьми одного и другого народа в решающие часы. Глаза многих людей, кубинских и советских, которые были готовы умереть с высшим достоинством, пролили слезы, когда стало известно о внезапном, неожиданном и практически безоговорочном решении об удалении оружия.
Вы, возможно, не знаете, до какой степени кубинский народ был готов выполнить свой долг перед родиной и перед человечеством…
Нет, товарищ Хрущев, мало было случаев в истории, и даже можно сказать, не было ни разу, потому что никогда такая громадная опасность не нависала ни над каким народом, когда народ был готов бороться и умереть со столь всеобъемлющим сознанием своего долга…
Речь шла именно о том, что этот акт был возможен, о том, что империализм блокировал всякое решение и его требования были, с нашей точки зрения, невозможными, чтобы быть принятыми СССР и Кубой.
И если этот акт совершился, что делать с теми умалишенными, которые развязали войну? Вы сами утверждали, что в современных условиях война неизбежно перерастет быстро в термоядерную войну.
Я считаю, что в случае совершения агрессии, агрессорам не следует предоставлять, кроме того, привилегию решать, когда нужно употребить ядерное оружие.
Разрушительная сила этого оружия столь велика и такова быстрота средств транспортировки, что агрессор может заполучить в свою пользу значительный первоначальный выигрыш.
И я не побуждал Вас, товарищ Хрущев, чтобы СССР стал агрессором, так как это было бы больше чем неправильно, было бы аморально и недостойно с моей стороны; я говорил о том, чтобы в момент, когда империализм напал бы на Кубу и на расположенные на Кубе воздушные силы СССР, предназначенные оказать помощь нашей обороне в случае внешнего нападения, и тем самым империалисты превратились бы в агрессоров против Кубы и против СССР, им был дан ответный уничтожающий удар…
Не вижу, как можно утверждать, что с нами проконсультировались о принятом Вами решении.
Я не могу желать ничего большего в этот момент, как ошибаться. Пусть были бы Вы, кто полностью прав.
Не отдельные, как Вас информировали, а многие кубинцы переживают в этот момент мгновения непередаваемой горечи и печали.
Империалисты начинают уже снова говорить о нашествии на страну, доказывая тем самым, что их обещания являются эфемерными и мало достойными доверия»[1574].
Хотя Кастро закончил письмо от 31 октября в спокойном тоне, обещая, что «ничто не разрушит узы нашей дружбы и бесконечную благодарность СССР», его содержание усилило беспокойство Алексеева за состояние отношений с Кубой. Считая, что раздражение Кастро пройдет, он рекомендовал не отвечать на письмо. Если же Москва сочтет нужным ответить, то следует написать в дружеском тоне. Алексеев выражал уверенность, что «при условии особого подхода к нему Кастро быстро осознает свои заблуждения. Его преданность нашему общему делу не подлежит сомнению, но вследствие отсутствия партийной закалки он не всегда правильно понимает методы, применяемые в политике». Дело даже «не столько в его еще недостаточной идейной подготовке и отсутствии идейной закалки, сколько в его особом, очень сложном, до предела чувствительном и обидчивом характере». Когда он писал в раздраженном тоне послание Хрущеву, кубинский лидер «испытывал на себе влияние сил революционных по форме, но отсталых по содержанию настроений части своего окружения и наэлектризованных масс народа»[1575].
Хрущев тем не менее ответил развернутым посланием, в котором заодно изложил и все свое видение Карибского кризиса, и его результаты.
«Дорогой товарищ Фидель Кастро!
Разрешите поздравить Вас с большой победой, – повторяем, именно с большой победой.
Мы с вами только что пережили острейшую схватку с американскими империалистами, шесть дней, о которых действительно можно сказать, что они потрясли мир…
Цель Соединенных Штатов Америки – ликвидация кубинской революции, свержение революционного правительства и восстановление позиций американских монополий на Кубе, закрепление тем самым господства монополистов США во всех латиноамериканских странах…
А какую цель преследовали мы? Наша главная цель была и есть – сохранить революционную Кубу, ее независимость, дать возможность развиваться кубинской революции так, как считает нужным народ Кубы, т. е. в направлении строительства социализма. Это главное.
…Поэтому условия для оказания Советским Союзом необходимой помощи кубинской революции, в случае, если бы империалисты развязали войну, были исключительно тяжелыми, невероятными, даже невозможными, если не говорить о самой крайней мере, о термоядерном ударе по США. Но к такой крайней мере можно было прибегнуть, только трезво и тщательно взвесив все, так как она вызвала бы мировую термоядерную войну. И несмотря на то, что эти важнейшие факторы были не в нашу пользу, планы, которые мы с вами наметили и осуществили, достигли своей цели…
Наоборот, наличие ракет могло в обстановке испуга Америки подтолкнуть реакционные силы на то, чтобы избавиться от возможности использования их, упредить события и вывести эти ракеты из строя. А для вывода их из строя, дорогие друзья, – мы это отлично знаем, – американцы располагали всеми возможностями. Ведь ваш остров настолько узок, что его можно простреливать ракетами насквозь, простреливать даже не подлетая к нему, а находясь на подходах к Кубе. Достаточно пустить несколько ракет с обычными зарядами, и взрывная волна вывела бы из строя наши установки, они стали бы непригодными для использования…
Мы вырвали у правительства США публичное заявление, которое будет зафиксировано в ООН, что Соединенные Штаты Америки отказываются сами и будут удерживать своих союзников от вторжения на Кубу. Оформление такого обстоятельства – это уже последующий этап, задача дипломатической работы в Нью-Йорке…
Мы, собственно, считаем, что цель, которая была поставлена, – когда мы с вами договаривались, именно и заключалась в том, чтобы революционная Куба имела на своей территории такие средства, которые удерживали бы агрессора от вторжения; это было главным, – и этого мы добились…
Для отвода глаз вся эта операция прикрывалась выдуманным шифром: «Ортсак» (фамилия «Кастро», если читать наоборот). И вдруг она была отменена.
Почему же США отказались от этого? Ссылались на то, что поднявшийся ураган разбросал их суда в море…
Что же их удержало? Удержало их донесение разведки о том, что на Кубе стоят советские баллистические ракеты с ядерным оружием. Вот такой “ураган” разбросал американские суда. Руководители США вынуждены были отказаться от плана вторжения на Кубу и ликвидации революционных завоеваний кубинского народа. Они поняли, что Куба представляет собой стального ежа, которого нельзя проглотить и на которого нельзя сесть. Поэтому, хотя они и обнажили перед всем миром свою агрессивность, довольно наглую, но все-таки не дали, как говорится, воли своим рукам…
Грозное ракетное оружие помогло, оно перепугало американский империализм, заставило его отказаться от прямого вторжения и, как уже было сказано выше, заставило перенести борьбу в сферу дипломатии, начать прямую переписку между президентом США и главой Советского правительства, апеллировать к ООН…
А вот теперь мы вырвали у правительства США заверение об отказе от вторжения на Кубу.
Это большая победа. Из столкновения с США мы вышли с чистым балансом выигрыша…
Кроме того, Куба, ее вооруженные силы стали теперь намного сильнее, даже когда мы вывозим баллистические ракеты, чем до начала поставок оружия. При этом сам президент Соединенных Штатов вынужден был признать, что эти средства – законные средства обороны. Вы сами знаете, что при тех средствах обороны, которыми Куба теперь располагает, любая латиноамериканская страна без прямой помощи США не может одолеть Кубу. С этими средствами Куба в обороне сильнее их всех, вместе взятых.
Дав согласие на удаление ракетно-ядерного оружия с Кубы, мы ничего не потеряли и в военно-стратегическом отношении. Эти ракеты будут установлены на территории Советского Союза. Следовательно, произойдет только перемена мест слагаемых, но сумма – мощь удара – не изменится…
Вряд ли большим утешением для Турции, Италии, Англии и Западной Германии явится то, что в случае развязывания войны, эти ракеты разрядятся не над США, а будут применены, прежде всего, против них. Сами же США также не избавились от опасности ответного термоядерного удара, потому что ракеты с такими же ядерными зарядами, но большего радиуса действия стоят здесь, на нашей территории. Сейчас борьба переводится на дипломатические рельсы…
Вы выдвинули требование об эвакуации американцами военно-морской базы Гуантанамо и возвращении кубинской территории, оккупированной США. Мы уже говорили вам, что одобряем вашу позицию и будем поддерживать это ваше требование. Правда, сейчас слабые надежды на то, что США откажутся от своей базы и выведут оттуда войска. Но мы располагаем сведениями о том, что американцы пойдут на вывод из Гуантанамо тех частей, которые были введены туда в связи с кризисом…