[1708]. Много лет спустя в мемуарах он скажет: «Для меня служит сейчас утешением, что мы в целом поступили правильно и совершили великое революционное дело, не побоялись, не дали себя запугать американскому империализму. Вот уже сколько лет прошло, а мы видим воочию и радуемся, что революционное дело, возглавляемое Фиделем Кастро, живет и развивается. США, взяв обязательство не вторгаться на Кубу сами и не допускать вторжения своих союзников, пока выполняют это обязательство… Карибский кризис является украшением нашей внешней политики, в том числе моей как члена того коллектива, который проводил эту политику и добился блестящего успеха для Кубы, не сделав ни единого выстрела»[1709].
Такого же мнения о Карибском кризисе как успехе советской политики придерживаются и некоторые из нынешних российских историков. Так, Николай Платошкин пишет: «Хрущев избрал для спасения Кубы единственно правильный вариант, полностью себя оправдавший»[1710] Куба была на десятки лет спасена, американцам показали пределы их всевластия.
Печатнов и Маныкин оценивают события осени 1962 года философски и диалектически: «Карибский кризис стал, с одной стороны, результатом непродуманных действий как американского, так и советского руководства, а с другой – логическим итогом и кульминацией сложных процессов, развивавшихся в организме биполярной системы в 50-е годы»[1711].
Но многие участники событий и исследователи пишут о Карибском кризисе как о крупном стратегическом провале Хрущева.
«Он не предвидел возможности внезапной резкой реакции США, и у него не было запасного сценария на такой случай, – считал Добрынин. – В результате он был вынужден лихорадочно импровизировать по ходу бурных событий и оказался в опасной кризисной ситуации, которая сильно подорвала его позиции в мире и в стране»[1712]. Провалом и просчетом считал операцию «Анадырь» и Трояновский.
«С точки зрения амбициозных планов Хрущева на осень 1962 года крах операции “Анадырь” стал его серьезным личным поражением»[1713], – полагали Нафтали и Фурсенко. Еще более резок Виктор Суворов: «После Карибского кризиса понеслось-покатилось. Хрущев дискредитировал СССР в глазах всего мира: тайно ввез ракеты в Западное полушарие, а его оттуда с позором выперли. Кто его после этого будет уважать»[1714].
Генерал Тейлор писал, что Хрущев просто капитулировал, причем дважды. Сначала, когда вывел ракеты, а второй раз – когда убрал самолеты Ил-28[1715].
Киссинджер называл размещение ракет на Кубе «катастрофической авантюрой». И конкретизировал: «Мешая планам Запада, Хрущев не добился никаких выгод постоянного характера для Советского Союза, поскольку он умел создавать кризисы, но не знал, как их разрешать. И, поскольку, несмотря на замешательство, Запад в конце концов оказал ему сопротивление, итогом агрессивных действий Хрущева была огромнейшая растрата советских ресурсов и отсутствие какой бы то ни было выгоды стратегического плана и сильное унижение во время Кубинского ракетного кризиса»[1716].
То, как Советский Союз выходил из Карибского кризиса, вызвало обострение противоречий внутри мирового коммунистического движения. Осложнились отношения с компартией Кубы (пусть и ненадолго) и с КПК. Хрущев жаловался, что Кастро поначалу «не понял всей глубины дела, которая была заложена в нашей акции, не понял политического маневра…
Печать Китая тотчас же заявила, что это с нашей стороны предательство, трусость, капитуляция. А что было делать? Доводить игру до войны? Китайцы упирали именно на это, но мы, естественно, считали, что это глупость. Чтобы довести до войны, большого ума не требуется. Я уже не раз говорил, что войну и дурак начнет, а вот умному потом трудно ликвидировать войну. Мы не хотели ее… “Революционность” Кастро, его экстремизм усиленно подогревали китайцы… Кастро считал, что мы предали Кубу, а вот китайцы их поддерживают»[1717].
Действительно, сообщения о предложении Хрущева демонтировать ракеты китайские газеты печатали мелким шрифтом, в то же время цитируя руководителей КПК, безмерно восхвалявших сопротивление Кастро силам империализма.[1718] Китайскому руководству принадлежала ядовитая формула: «политика Советского Союза в период Карибского кризиса была в тактическом отношении авантюрой, а в стратегическом – капитуляцией».
Бурлацкий свидетельствовал, что китайская критика сильно нервировала Хрущева: «Центральное место в его диктовках занимал ответ китайцам. Было видно, что их критика глубоко задела его душу. Он был возмущен, оскорблен и раздражен»[1719].
Столь же негативной, хотя и менее выраженной, была реакция вьетнамских коммунистов, которые сочли советское руководство ненадежным и слабовольным. «Для непреклонных вьетнамцев спартанская этика – готовность к страданиям во имя великой цели – была превыше всего»[1720].
По мнению многих коммунистов, и не только кубинских, Карибский кризис ослабил позиции СССР как лидера мирового революционного движения.
События октября 1962-го ослабили позиции Хрущева в советском руководстве и в чем-то способствовали его свержению. «Карибский кризис подточил единоличную власть Никиты Сергеевича, – считает Млечин. – Товарищи по партийному руководству увидели его растерянным, увидели, как он признал свою ошибку и отступил»[1721].
Добрынин подтверждал: «Советское руководство не могло забыть унизительной потери своего престижа, граничившего с поражением, когда ему пришлось на глазах всего мира признать свою слабость и вывозить обратно свои ракеты с Кубы. Наш военный истеблишмент воспользовался этим для того, чтобы добиться новой программы наращивания ракетно-ядерных вооружений»[1722].
Обострились отношения Хрущева с военными, которые не могли простить ему многое. «В военной области отец окончательно сделал ставку на ракеты, – признавал Сергей Хрущев. – Заказы на новые самолеты и пушки сокращались. Создавшиеся десятилетиями коллективы оставались без работы». Не могла нравиться военным и его концепция строительства Вооруженных Сил: оставить компактную, но высокопрофессиональную армию. «Ядро этой армии – ракетные войска стратегического назначения, они сдержат возможных агрессоров. Вокруг них расположится небольшая, очень мобильная группировка, ее цель – защитить пусковые установки, обезопасить их от неожиданностей»[1723].
Понятно, что такая «армия мечты» Хрущева была бы бесполезна в условиях даже крупного регионального конфликта, перспективы которого четко проявились в дни Карибского кризиса. Не могли военные простить и унижения ухода с Кубы с обысками кораблей под улюлюканье американских матросов. Армия поддержит свержение Хрущева.
На октябрьском пленуме ЦК КПСС 1964 года Карибский кризис будет фигурировать среди главных грехов Хрущева. Полянский клеймил уже предназначенного на заклание, но все еще Первого секретаря за «кубинскую авантюру»:
– Товарищ Хрущев был рад, что ему удалось то, чего не смог сделать Сталин, – проникнуть в Латинскую Америку. Во-первых, проникновение в латиноамериканский регион не было целью нашей политики, а во‐вторых, это означало, что наша страна должна была взять на себя обязательства осуществлять военные поставки за океан на расстояние 15 000 км.
Вы настояли, чтобы на Кубу были поставлены ракеты. Это вызвало глубочайший кризис, привело мир на грань ядерной войны… Не имея другого выхода, мы вынуждены были принять все требования и условия, продиктованные США, вплоть до позорного осмотра американцами наших кораблей. Ракеты, а также большая часть войск по требованию США были выведены. Эта история… нанесла ущерб международному престижу нашего государства, нашей партии, Вооруженным Силам и в то же время помогла поднять авторитет США.[1724]
Шелепин на Пленуме обвинил Хрущева в том, что во время Суэцкого кризиса 1956 года он поставил СССР на грань войны, не сумел разрешить Берлинский кризис, а на Кубе «играл судьбой человечества»[1725].
Хрущев был снят со своего поста, хотя фактор кризиса был совсем не главный.
Так чем же был Карибский кризис, и каковыми были его последствия?
Это был самый острый и опасный момент из тех, которые человечество пережило после Второй мировой войны. А последствия могли быть куда более разрушительными, чем во Вторую мировую. Аллисон и Зеликов замечают: «Тринадцать дней США и СССР стояли лицом к лицу, и у каждой из этих стран была возможность взаимно уничтожить друг друга. Главы обоих правительств понимали, что война между их государствами могла быстро привести к применению обеими державами термоядерного оружия, что убило бы миллионы людей. Мы можем только смутно представить как военный конфликт на Кубе мог бы изменить ход мировой истории»[1726].
Но это был и переломный момент в истории послевоенной биполярной конфронтации, заставивший лидеров сверхдержав снизить накал противостояния, чтобы не доводить его до критической черты.
Очень любопытную оценку дал такой активный участник событий, как Анастас Иванович Микоян: «Чистой авантюрой Хрущева был Карибский ракетный кризис в 1962 г., который закончился, как ни странно, очень удачно… Даже получился некоторый выигрыш для советско-американских отношений в целом. Стало ясно, что продолжение конфронтации сулит большие опасности. Можно было развить этот сдвиг в мышлении и идти к разрядке»