Одновременно начались меры по экономическому удушению Острова Свободы, как повсеместно стали называть Кубу. 5 июня кубинское правительство направило телеграмму министру сельского хозяйства США Бенсону с предложением закупить в 1961 году 8 млн тонн сахара по цене четыре цента за фунт. И вообще Куба готова продать в США столько сахара, сколько им нужно. 10 июня Вашингтон с порога отверг это предложение. 12 июня посол США на Кубе вручил ноту с негодованием по поводу недостаточного размера компенсации гражданам США за потерянную ими в ходе аграрной реформы собственность. В ответной ноте 15 июня правительство Кубы заявило, что «не принимает и не примет никакого указания или предложения, направленного хоть на малейшее ущемление суверенитета и национального достоинства».
Второго июля Фидель повторил по телевидению:
– Куба никогда не допустит абсолютно ничего, что наносило бы ущерб ее суверенитету и достоинству, и никакой народ, никакая организация не имеют права вмешиваться во внутренние дела нашей родины.
А в американском Конгрессе впервые был поднят вопрос о «наказании Кубы». Сенатор Линдон Джонсон, будущий вице-президент и президент США, предложил поправку, предусматривающую запрет на предоставление какой-либо помощи Кубе в наказание за конфискацию земельной собственности американских граждан и компаний. Сторонники и противники предложения разделились почти поровну, но поправка была отклонена.
Новый правительственный кризис на Кубе привел к тому, что 11 июля правительство покинуло пять министров, вскоре уехавших в США. Президент Уррутиа демонстративно прекратил посещать заседания кабинета, стал задерживать подписание законов и резолюций.
17 июля Фидель выступил по радио и телевидению с заявлением о том, что подает в отставку. Куба вышла на улицы с лозунгами: «С Фиделем до конца!», «Долой Уррутиа! Да здравствует Фидель!». Массовые шествия и митинги июля 1959 года выдали мандат доверия лично Фиделю Кастро, став предтечей последующих народных «референдумов под открытым небом», на которых будут приниматься основные кубинские законы.
Уррутиа сперва укрылся в венесуэльском посольстве, а потом бежал с Кубы. На пост президента 18 июля на заседании Совета министров был утвержден Освальдо Дортикос Торрадо – юрист, автор законопроекта об аграрной реформе и член НСПК с 1953 года[261].
С этого момента в американской прессе развернулась уже жесткая и безостановочная кампания против Фиделя. А он тоже начал свою PR-компанию на Кубе, став ведущим еженедельной двухчасовой программы на национальном телевидении. Вечером в пятницу он разъяснял кубинцам смысл правительственной политики.
Одновременно к осени 1959 года были закрыты практически все оппозиционные периодические издания. Главной газетой Кубы стала почти коммунистическая «Нотисиас де Ой». С конца года пошла первая волна массовой эмиграции с Кубы: уехало более пятидесяти тысяч представителей среднего класса и интеллигенции.
Осенью после серии дипломатических демаршей против Кубы начались силовые действия. 24 сентября в провинции Пинар-дель-Рио была обезврежена первая группа подготовленных ЦРУ диверсантов с большой партией оружия.
Фидель 15 октября назначил на пост главы вновь созданного министерства революционных вооруженных сил Кубы, которому подчинялись и все остальные силовые структуры, Рауля Кастро. За этим немедленно последовало бегство с острова ряда высокопоставленных военных, среди которых был и команданте Убер Матос, командующий в провинции Камагуэй, заявивший о нежелании служить под началом коммунистов.
Кубу начали атаковать с воздуха самолеты без опознавательных знаков. 21 октября были сброшены бомбы на сахарную плантацию Пунта Алегре. Произошел и первый «пиратский налет» на Гавану – в дни туристического конгресса. В результате бомбежки погибли двое и были ранены 45 человек. Самолетом, вылетевшим с американской базы, управлял бывший командующий ВВС Кубы Диас Ланс.
После бомбардировки Гаваны и предательства Матоса 26 октября состоялся грандиозный митинг, принявший ярко выраженный антиамериканский характер[262].
В начале ноября президент Эйзенхауэр окончательно пришел к выводу, что у Соединенных Штатов нет иного выхода, кроме свержения режима Кастро. К этому подталкивал и Госдепартамент, в меморандуме которого говорилось: «Нет разумного основания строить нашу политику на надежде, что Кастро добровольно будет проводить такую политику и займет такую позицию, которая соответствовала бы минимальным требованиям безопасности Соединенных Штатов и их политических интересов… Длительное сохранение режима Кастро на Кубе в его нынешней форме окажет серьезное неблагоприятное воздействие на положение. Соединенных Штатов в Латинской Америке и создаст соответствующие преимущества для международного коммунизма»[263].
Эйзенхауэр полностью согласился с такой постановкой вопроса. 3 ноября он заявил, что «коммунисты ловят рыбу в мутных водах Кубы». А Никсон пошел дальше, утверждая, что США «обладают силой – и мистер Кастро знает это, – чтобы отстранить его от власти в любой день по своему выбору»[264].
Фидель и Советский Союз
Ну а что же Советский Союз? Его позиции в Латинской Америке на тот момент были исключительно слабы.
Сталин рассматривал Латинскую Америку как зону интересов Соединенных Штатов, уделяя первостепенное внимание собственной сфере влияния в Восточной Европе и в Восточной Азии. Хрущев уже расширил зону советских интересов на Ближний Восток и Африку, но в Латинской Америке у СССР по-прежнему не было никаких не то что плацдармов, но и зацепок.
Дипотношения поддерживались с горсткой стран, причем Куба в этом списке отсутствовала. Компартии на континенте по настоянию США были запрещены везде.
Впрочем, возможности для проникновения в Латинскую Америку находила советская разведка.
В воспоминаниях Хрущева читаем: «Куба официально наше государство не признавала, и долгое время у нас с нею никаких дипломатических связей не существовало… Раньше они знали лишь некоторых кубинских деятелей, в частности брата Фиделя – Рауля Кастро. Как-то случайно один наш товарищ плыл вместе с ним в Мексику на одном корабле. Этот товарищ потом мне рассказывал, как они познакомились, беседовали, а потом Рауля в Мексике, на глазах у нашего товарища, задержали и арестовали»[265].
Этот «один наш товарищ» – Николай Сергеевич Леонов, знаменитый советский разведчик. В 1953 года молодой дипломат направлялся из Генуи в порт Веракрус в Мексике. На корабле он познакомился с Раулем Кастро и двумя его приятелями из Гватемалы. Позднее Леонов стал трудиться во внешней разведке КГБ, где руководил кубинским направлением.
В Латинской Америке работал еще один выдающийся разведчик – Александр Иванович Шитов, больше известный под псевдонимом Алексеев. Этот рослый, сутуловатый человек в толстых очках в студенческие годы изучал в МГУ французский и испанский, а затем был приглашен в разведку. Алексеевым он стал, когда готовился остаться в Москве на случай ее захвата фашистами в 1941 году. Затем он трудился в резидентурах в Иране и Северной франкофонной Африке. После освобождения Франции стал сотрудником советского посольства в Париже, где уже заслужил лавры звезды разведки. В середине 1950-х годов он базировался в Буэнос-Айресе, и в сфере его интересов была вся Латинская Америка.
Москва не имела никакого отношения к победе Кубинской революции, хотя, безусловно, приветствовала падение еще одного диктаторского режима. Хрущев позднее в дружеской беседе объяснит Кастро, как он понимал причины успеха Кубинской революции:
– Вы ведь победили потому, что тут получился первый такой случай среди латиноамериканских стран. Обычно у них один диктатор уступает место другому диктатору, который приходит к власти любыми доступными средствами, в том числе военными. США при этом сохраняют нейтралитет, занимают позицию невмешательства… Если бы они допускали, что с изгнанием Батисты, с разгромом его войск Фиделем Кастро они потеряют Кубу, лишатся своих капиталов и Куба перейдет на позиции социалистического строительства, то очень мало потребовалось бы средств со стороны США, чтобы помочь Батисте и не допустить его разгрома[266].
Успех Кубинской революции, свидетельствовал Хрущев, был для Москвы неожиданностью, а новое руководство страны – загадкой: «Когда Фидель Кастро добился победы и вступил со своими войсками в Гавану, мы в СССР, собственно говоря, еще не знали, какое политическое направление будет принято победителями. Знали, что в движении, возглавляемом Кастро, участвуют отдельные коммунисты-одиночки, но компартия Кубы в целом не контактировала с ним, и секретарь ЦК компартии Кубы даже вышел из партии, чтобы уйти партизанить в горы вместе с Кастро. Когда повстанцы заняли Гавану, мы пользовались материалами только газет и радио. Слушали, что передавалось из самой Кубы и что говорили о ней другие. Положение было очень неясным»[267].
Впрочем, контакты с новыми руководителями Кубы появились достаточно быстро. Как раз в те апрельские дни, когда Фидель совершал вояж по Соединенным Штатам, Рауль Кастро командировал в Москву члена НСПК (Народно-социалистическая партия Кубы) Ласаро Пенью, бывшего президента Кубинского конгресса профсоюзов. Он обратился с просьбой направить на Кубу несколько испанских ветеранов войны против Франко в качестве советников «для помощи кубинской армии… по общим вопросам и в организации разведывательной работы»[268].
Хрущев отнесся к запросу положительно, но призвал проявить осторожность. 23 апреля 1959 года Президиум ЦК поручил международному отделу ЦК, Министерству обороны и КГБ договориться с руководством коммунистической партии Испании об отправке на Кубу двух испанцев, окончивших советские военные академии. Вскоре их число вырастет до семнадцати