резидент, чтобы не ухудшать, а улучшать наши отношения. Если мы добьемся этого, тогда и расходы на эту поездку будут оправданны, а главное – будут оправданны надежды человечества[579].
Взглянув на часы, собеседники с удивлением обнаружили, что уже два часа и обед стынет. На обед повар американского посла приготовил говядину по-веллингтонски. Запивая ее водкой с сухим мартини, Хрущев продолжал рассуждать на разные темы – от агрономии до космоса. Не мог с гордостью не помянуть Гагарина. Кеннеди в ответ предложил Хрущеву осуществить совместную миссию на Луну. Сначала Хрущеву идея не понравилась, но потом, подумав, он произнес:
– Хорошо, почему бы и нет?
Это был первый пункт, по которому наметилось согласие. Впрочем, продолжения идея иметь не будет.
В своем застольном тосте Кеннеди был краток. Он похвалил «живость и энергию» Хрущева и выразил надежду, что переговоры окажутся результативными. Хрущеву лаконизм не был свойственен. В ответном тосте он сперва рассказал историю своих – изначально хороших – отношений с Эйзенхауэром. Хрущев сказал, что «почти уверен, что Эйзенхауэр не знал о полете U-2», но как благородный человек взял вину на себя. Полет организовали те, кто стремился ухудшить американо-советские отношения, – и им это удалось. Затем Кеннеди узнал о вкладе советского лидера в его избрание президентом: Никсон потерпел поражение на выборах потому, что Хрущев отказался выпустить из тюрьмы американских летчиков. Если бы их освободили, Кеннеди потерял бы как минимум 200 тысяч голосов.
– Не рассказывайте об этом во всеуслышание, – смеясь, взмолился Кеннеди. – Если вы будете говорить, что я нравлюсь вам больше, чем Никсон, то дома меня ждут серьезные неприятности[580].
После обеда Кеннеди предложил прогуляться – в компании одних только переводчиков: Томпсон и другие советники Кеннеди полагали, что Хрущев окажется более покладистым без Громыко и других товарищей.
Кенни О’Доннелл и Дэйв Пауэрз наблюдали из окна второго этажа: «Хрущев продолжал ожесточенно что-то доказывать, кружил вокруг Кеннеди, наскакивал на него, как рассерженный терьер, и гневно грозил пальцем». Кеннеди шел прогулочным шагом, останавливаясь время от времени, чтобы сказать несколько слов, не выказывая огорчения и гнева. О’Доннелл пил австрийское пиво и ругал себя за то, что не взял фотоаппарат или кинокамеру. И он видел, как тяжело давалась прогулка Кеннеди, который морщился от боли, когда наклонялся к Хрущеву[581].
Кеннеди признал, что его положение в США довольно шатко из-за победы небольшим числом голосов и недостатка поддержки в Конгрессе и попросил Хрущева не требовать уступок, способных еще сильнее подорвать его позиции. Хрущев ответил на это пространной тирадой о Берлине[582].
После прогулки переговоры по предложению Кеннеди продолжились в том же узком формате – один на один с переводчиками. Президент вернулся к общему положению в мире, предложив заняться конкретными вопросами на следующий день.
– Я хорошо понимаю, господин председатель, вашу ссылку на смену феодализма капитализмом, и я также хорошо вас понимаю, когда вы говорите, что наше время характеризуется упадком капитализма и приходом на смену ему социализма. Меня беспокоит в этой связи главным образом тот факт, что в прошлом переход от феодализма к капитализму, начало которому было положено французской революцией, привел к бурным событиям в Европе и коренным переменам в жизни всех европейских стран. Точно так же еще раньше переход от безраздельного господства католицизма в Европе к разделу Европы на лагерь католиков и протестантов привел к 100-летней войне. Из этих исторических событий следует, что во время переходного периода необходимо проявлять особую осторожность в подходе к различным спорным проблемам, – блеснул знаниями истории Кеннеди.
– Согласен с вами.
– Революция в России также привела к коренным переменам в мире и в свое время вызвала интервенцию других стран и другие события. С развитием новых ужасных средств разрушения необходимо достигнуть большого понимания обеих сторон сложившегося в мире положения и намерений друг друга.
И здесь Хрущев позволил себе длинный и во многом пророческий монолог:
– Насколько я могу судить по вашим выступлениям, господин президент, а также по выступлениям других американских государственных и политических деятелей, у нас во многом существует разное понимание положения в мире. Когда в любой стране народ поднимается на борьбу против угнетения, против тирании и реакции, вы тут же говорите, что это – дело рук коммунистов, что это, мол, рука Москвы. На деле это не так. Эта борьба отсекает стремление народа к лучшей жизни. Приведу в качестве примера Иран. Мы там ничего не делаем. Но народ в Иране живет в такой нищете, что страна кипит буквально как вулкан. Можно не сомневаться в том, что недовольство народа в конечном счете приведет к тому, что шах будет свергнут, а вы своей поддержкой прогнившего режима в Иране лишь вызываете среди народа недовольство политикой США. Эта ваша политика приводит к тому, что народ с еще большей симпатией относится к нашей стране, ибо знает, что мы не сочувствуем диктаторам, угнетателям и тиранам.
Возьмите Кубу. Там горстка патриотически настроенных людей во главе с Фиделем Кастро свергла диктаторский режим, так как народ не мог больше терпеть нищеты и бесправия. Но когда свергали Батисту, получилось так, что монополистические круги США поддерживали его, и поэтому ненависть народа к диктатору Батисте была перенесена на американские монополии. Недавняя высадка десанта на Кубу, по существу, привела лишь к укреплению революционной власти, так как народ еще раз воочию убедился в том, что Фидель Кастро хочет улучшить положение своего народа, поднять просвещение, промышленность, поднять жизненный уровень народа, в то время как контрреволюционеры, поддерживаемые вами, хотят навязать народу нового Батисту и вновь обречь страну на нищету и прозябание. Таким образом, получается, что ваша политика, по существу, льет воду на мельницу коммунистов. Ведь Фидель Кастро не коммунист. Но вы своими действиями можете так вышколить его, что он в конечном счете может стать коммунистом, и тогда это уже будет ваша заслуга. Так что хотя вы и противники коммунизма, но на практике своими действиями вы зачастую доказываете правоту коммунистических идей. Ваша политика в отношении такой страны, как Куба, чревата серьезной опасностью. Ведь вы оправдываете свои действия тем, что Куба якобы представляет угрозу для США. На деле, конечно, всему миру ясно, что это не так. Как может 6- или 7-миллионный народ Кубы угрожать вашей стране с ее 170-миллионным населением? Однако вы создаете опасный прецедент и, по существу, показываете, что в случае если соседние с вами страны будут проводить политику, отличающуюся от вашей, то вы можете напасть на них. Но если принять этот тезис, что же мы должны делать с такими странами, как Иран или Турция, которые связаны с вами военными договорами, прямо направленными против нас, и где вы настроили своих ракетных баз? Что же, тогда и мы должны напасть на них, как вы на Кубу? Ведь они во столько же раз слабее нас, насколько Куба слабее США.
Если великие державы будут присваивать себе право вмешиваться в дела других стран только из-за того, что им не нравится политика, проводимая этими странами, то это будет чревато большими опасностями, и здесь, выражаясь вашим языком, не исключены просчеты. Мы поэтому довольны вашим заявлением о том, что в отношении Кубы вы допустили ошибку. Давайте же действовать так, чтобы не допускать впредь каких-либо ошибок. Это будет способствовать спокойствию в мире и не будет порождать просчетов.
– Согласен с вами, что если в Иране новый премьер-министр не улучшит коренным образом положение народа, в правительстве этой страны произойдут изменения, – признался Кеннеди.
– Но без нашего участия, – заранее умыл руки Хрущев.
– Что касается Кубы, то я никогда не сочувствовал Батисте и говорил, что я был бы рад мирным путем урегулировать вопросы экономических отношений и другие вопросы с Фиделем Кастро, – соврал Кеннеди. – Мои разногласия с Кастро проистекают не из того, что он проводит политику, направленную против монополий, а из того, что он провозгласил политику, которая в условиях, когда Куба может быть использована как база, может породить такое положение в Латинской Америке, которое приведет к ущербу и опасности для США. Так что дело не в самой Кубе, как таковой. Иран и Турция сами по себе, конечно, не представляют угрозы для вас, хотя там и есть наши базы, подобно тому, как Куба сама по себе не представляет угрозы для США. Однако вы же сами неоднократно заявляли, что не потерпите по соседству с вашей страной, например, в Польше, враждебного вам правительства. Что касается Кастро, то мы поддерживали бы его, если бы его правительство пришло к власти в результате свободных выборов. Но Кастро ведь заявил, что на Кубе не будут проведены такие выборы.
– Это соответствует нашей позиции, ибо мы тоже считаем, что вопрос о выборе той или иной социальной системы должен решаться каждым народом самостоятельно, – вновь разошелся Хрущев. – Однако, если Фидель Кастро принял решение не проводить в настоящее время выборов, это отнюдь не дает кому бы то ни было права вмешиваться во внутренние дела Кубы. Если, допустим, Фидель Кастро не даст своему народу свободу, то народ просто-напросто перестанет поддерживать его, и он превратится в нового Батисту, которого народ свергнет.
Теперь я хотел бы высказать некоторые соображения относительно непоследовательности политики США. Ну какая, например, демократия существует в Иране? Шах Ирана говорит, что он якобы от самого бога получил власть, но мы-то ведь знаем, кто он такой. Его отец захватил власть путем убийств, насилия, а до этого он был простым кавалерийским вахмистром.