Однако если не будет достигнуто соглашение о прекращении ядерных испытаний, то через 5–10 лет появится 10, а то и 15 стран, которые создадут у себя производство атомного оружия и, следовательно, будут сами иметь возможность взорвать земной шар. Таким образом, в случае подписания соглашения о прекращении ядерных испытаний возможности атомной войны в мире намного уменьшатся.
– В ваших рассуждениях есть, безусловно, логика, – согласился Хрущев. – Но возьмите, к примеру, Францию. Сейчас три державы, обладающие атомным оружием, ведут переговоры в Женеве, а Франция плюет на эти переговоры и испытывает атомное оружие. Мы исходим из этого, что запрещение испытаний ядерного оружия является лишь одним шагом на пути к достижению соглашения о разоружении. Надо поэтому начать с главного, а прекращение испытаний явится тогда частью общего решения.
– Теперь о разоружении, – заговорил Кеннеди. – Вы имеете в виду, говоря о всеобщем и полном разоружении, поэтапное разоружение с контролем за осуществлением каждого этапа или просто принятие декларации о таком разоружении, как общем в политике наших стран, к которой все желающие страны смогут присоединиться?
Хрущев даже обиделся.
– Я в претензии на вас, господин президент. Вы, видимо, плохо читали наши предложения о всеобщем и полном разоружении. Мы предлагаем поэтапное разоружение при обязательном контроле за осуществлением каждого этапа.
– А если предположить, что мы договоримся о всеобщем и полном разоружении и при этом в качестве первого шага договоримся о сокращении обычного вооружения или о ликвидации ракет. Вы в этом случае согласитесь с тем, чтобы в Советский Союз приехала международная комиссия для проверки выполнения этого шага?
– Я, господин президент, сейчас как раз и убеждаю вас начать с другого, ибо, как я уже говорил, прекращение испытаний – не главный вопрос.
– С чего же вы предлагаете начать?
– С чего хотите, – Хрущев был щедр. – Можно было бы начать, к примеру, с сокращения обычных вооружений, с запрещения атомного оружия, запрещения его производства, ликвидации военных и ракетных баз и т. п. В наших предложениях все это излагается, причем каждый этап находится в логической связи со следующим и осуществление каждого этапа должно происходить при полном и эффективном контроле. Мы считаем, что можно было бы договориться о таком порядке проведения мероприятий по разоружению, который не наносил бы ущерба интересам всех участников соглашения.
– Мы, кажется, вернулись к тому, с чего начали, – Кеннеди явно был недоволен. – США обеспокоены тем, что вот уже три года, пока идет Женевское совещание, существует мораторий на испытания без всякой инспекции. Перспектива продления этого моратория, без какого бы то ни было контроля, вызывает беспокойство в моей стране. Если мы за столь долгий срок не смогли договориться о прекращении испытаний, то, очевидно, договоренность по разоружению потребует еще более длительного времени. Поэтому мы и не склонны согласиться на соединение вопроса о прекращении испытаний с проблемой разоружения.
– Мы согласны продолжать переговоры, но никогда не согласимся на контроль, который, по существу, будет означать шпионаж, – повторил Хрущев. – Мы против предлагаемого вами контроля при условии сохранения у государств вооружений. Ибо это ведь означало бы согласиться на то, чего уже давно добивается Пентагон. Еще в 1955 году президент Эйзенхауэр выдвинул свой так называемый план «открытого неба». А теперь вы предлагаете вместо облетов, то есть воздушной разведки, заниматься наземной разведкой. Мы шли на переговоры с целью достигнуть договоренности и добиться решения главного вопроса о разоружении.
Кеннеди надоело говорить о разоружении.
– Перейдем к германскому вопросу? – поинтересовался президент.
Так только к полудню второго дня переговоров подошли к вопросу, который обе стороны считали главным. Хрущев начал обстоятельно:
– Со времени окончания войны прошло уже 16 с лишним лет. Советский Союз в этой войне понес огромные потери: мы потеряли не менее 20 миллионов человек, большие районы нашей страны были разрушены. И вот сейчас немцы, которые дважды в истории человечества развязывали мировые войны, вновь набирают силу, генералы бундесвера, которые раньше командовали гитлеровскими войсками, занимают ныне все больше и больше руководящих постов в НАТО. Это грозит третьей мировой войной с еще большими ужасами, с еще большими разрушениями.
Хочу, чтобы вы правильно поняли меня, господин президент. Мы хотим заключить мирный договор вместе с вами. Однако если вы не поймете нашу позицию и откажетесь подписать мирный договор, мы сами подпишем его. Если Западная Германия согласится, то мы подпишем договор с двумя германскими государствами. Если же нет, тогда мы подпишем договор с Германской Демократической Республикой. В этом случае мы будем считать, что состояние войны прекратилось на всей территории Германской Демократической Республики и все соглашения, все институты, появившиеся в результате капитуляции Германии, потеряют силу.
Следовательно, прекратится и оккупационный режим в Западном Берлине, и соглашение о доступе к Западному Берлину по утвержденным в свое время воздушным и наземным коридорам также станет недействительным. В результате такого мероприятия никто ничего не потеряет, и мы ничего не приобретем. Западный Берлин будет объявлен вольным городом, причем мы отнюдь не собираемся объявлять какой-то блокады или вмешиваться в его внутренние дела. При этом мы готовы, в случае вашего согласия, совместно обеспечить полное невмешательство в дела Западного Берлина и гарантировать его связь с внешним миром. Если вы предпочтете, чтобы статус Берлина обеспечивали войска нейтральных стран, мы готовы будем и на такой шаг. Если вы сочтете необходимым, чтобы гарантии для Западного Берлина были закреплены юридически Организацией Объединенных Наций, мы согласимся и на это.
Кеннеди сразу предупредил:
– Мы в данном случае говорим не о Лаосе, а о вопросе, который намного важнее и который непосредственно касается Соединенных Штатов. Мы находимся в Берлине не в результате каких-то выборов. Мы завоевали право находиться там, хотя, конечно, и не понесли таких огромных потерь, как вы. Мы находимся в Берлине на основе международного соглашения, а не с согласия восточных немцев. Это наше право не может быть отменено в одностороннем порядке. Из года в год на протяжении уже длительного времени каждый американский президент вновь подтверждал решимость США соблюдать взятые на себя обязательства. Если теперь мы вдруг согласимся на отмену этих обязательств в Германии, то никто больше не будет верить Соединенным Штатам, а это создаст угрозу для нашей безопасности. Ведь если нас вытеснят из Западного Берлина, все те гарантии, которые мы дали Западной Европе, потеряют свой вес, и народы перестанут верить нашей стране. Следовательно, данный вопрос затрагивает интересы не одних только США, а интересы всей Западной Европы.
Кеннеди еще раз подчеркнул, что США никогда не согласятся отказаться от «завоеванных» прав. Лицо Хрущева медленно багровело. Он прервал президента, заявив, что понял его слова, означающие нежелание подписывать мирный договор. И язвительно заметил, что американцы весьма расширенно толкуют понятие национальной безопасности.
– Так вы, может быть, и в Москву хотите прийти? – поинтересовался Хрущев. – Ведь это очень способствовало бы интересам США.
– Но в Берлине мы уже находимся, – парировал Кеннеди. – Я же не предлагаю, чтобы вы пришли в Вашингтон или мы в Москву. Это вы предлагаете изменить уже существующее положение. Советский Союз добился огромных успехов, вы послали своего человека в космос, ваше влияние в мире сильно возросло. А теперь вы предлагаете в дополнение к тем проблемам, с которыми мы сталкиваемся в нашем районе земного шара, поставить нас, США, в положение полной изоляции во всем мире. Как могут США согласиться на то, чтобы Восточная Германия запретила нам доступ, который мы завоевали? Если мы примем это условие, это, повторяю, приведет к полной политической изоляции США, а я не для того стал президентом США, чтобы председательствовать при подобном процессе изоляции моей страны так же, как я уверен, и вы никогда не согласились бы на это в отношении вашей страны.
– Значит, вы не хотите подписать мирный договор? – решил удостовериться Хрущев.
– Учитывая напряженное положение в мире, сейчас просто не время менять положение в Берлине, – чуть не умолял Кеннеди. – Я не требую от вас изменения вашей позиции, а лишь призываю вас к тому, чтобы не менять нынешнего равновесия сил. Нас беспокоит в ваших предложениях не подписание какого-то документа с Восточногерманской Республикой. Зловещей нам кажется другая часть вашего предложения, а именно та, где вы говорите о прекращении доступа и отмене наших прав в Западном Берлине.
Если до этого момента Хрущев еще как-то сдерживался, то теперь замахал руками и заговорил на повышенных тонах со скоростью пулемета.
– Вы не хотите подписать мирный договор и тем самым нормализовать положение в этой исключительно опасной точке Европы, да и всего мира. Мы хотим ликвидировать эту занозу, эту язву на теле Европы, и сделать это так, чтобы не нанести ущерба ни одному из заинтересованных государств. Мы хотим решить этот вопрос ко всеобщему удовлетворению не путем каких-то интриг, а путем подписания мирного договора со странами-участницами антигитлеровской коалиции. А вы говорите, что это противоречит интересам США. Мы же не предлагаем пересмотреть границы.
Мирный договор будет сдерживать реваншистов, которые сейчас выступают с призывами изменить границы. В свое время Гитлер говорил, что ему необходимо «жизненное пространство» чуть ли не до Урала. А сейчас те генералы, которые командовали гитлеровскими войсками, завладели чуть ли не всеми командными высотами в НАТО. Но нет силы, которая могла бы удержать нас от подписания мирного договора с Германией.
В самом деле, на сколько же еще лет вы хотите отложить решение этого вопроса – еще на 16 или на 30? Вы говорите о своих правах и о том, что вы их завоевали. Конечно, человеку одинаково жаль пролитой им капли крови и пролитого литра крови. Вы во время войны потеряли тысячи людей, а мы миллионы. Матерям погибших американцев так же больно, как и матерям русских солдат. У нас в стране нет ни одной семьи, которая не потеряла бы кого-либо из близких во время войны. Я сам потерял сына на фронте. Микоян потерял на войне сына. У присутствующего здесь Громыко погибли оба брата. А вы хотите продолжать это положен